Венллен, Лето 62, 435 Д., полдень
— Вот, — с удовлетворением произнесла Кинисс, откидываясь в кресле. Кресло её делалось на заказ. Не у всех же есть хвосты. Сидеть человеку за её столом чудовищно неудобно. Д. знал это по собственному опыту.
— Вот сведения обо всех троих, — рептилия показала стопку листов, исписанных стремительным почерком. — Никто из них не в состоянии маскировать свои мировые линии. Правда, мы не смогли «взять» девушку и правителя, когда они заходили в определённые помещения в своих домах, но это нормально. Подобные «заслоны» не так уж трудно возвести.
— Вот оно что, — Д. подмывало спросить, кто такие «мы», но делать этого явно не стоило. — Ну что же… спасибо.
— А Клеммен время от времени «выпадает», — сообщила Кинисс будничным тоном. Д. едва не проглотил карандаш, который держал в зубах. — Минут десять назад — в последний раз. На несколько секунд, не более.
Постойте-ка, подумал Д. неожиданно. Мысли понеслись с безумной скоростью. Марранх , существо-бомба, с которым Клеммен столкнулся в лавке у «Грениша» в Оннде. Что-то говорили ему про этот случай. Что-то странное! А… вот оно: марранх может терпеливо преследовать жертву десятки лет, оставаясь незримым для известных видов магического сканирования. Но в тот раз он потерял след жертвы — там, в лавке. Словно Клеммен… перестал существовать. Выпал из бытия. Если марранх заметил цель, скрыться от него практически невозможно: на вид медлительное, чудовище способно развивать невероятную скорость и даже телепортироваться к объекту преследования.
«Время от времени выпадает»! Ничего себе!
— Где он сейчас? — спросил Д., откладывая бумаги в сторону.
— В Академии… — Кинисс прикрыла глаза. — Кто-то заслоняет его… только что был в северо-восточном корпусе.
— Так-так… — Д. возбуждённо прошёлся туда-сюда. — Пойду-ка, навещу его. Мне это не нравится. Кинисс, подобные вещи являются обычными? В смысле — могут объясняться естественными причинами?
— Если бы он был магом, да, — «пожала плечами» рептилия. — Надо выяснять на месте. Одно могу сказать: Людям подобные таланты не свойственны.
«Сам знаю», подумал Д., на ходу забирая из шкафа плащ; проверил, заперты ли ящики стола. Дожились — охранника пришлось завести!
Сегодня над Тишартцем непрерывно льёт дождь.
Академия, остров Тишартц, Лето 62, 435 Д., около полудня
— Вот как, — задумчиво заключил хиромант, глядя на ладони Клеммена. — Действительно, странная история. Когда, говорите, это проявилось?
— Сегодня утром, — Клеммен решил не вдаваться во все подробности. — По крайней мере, сегодня я это заметил.
— Так, — гадатель встал и подошёл к окну. — Я давно уже не занимаюсь предсказаниями, по многим причинам. У вас есть личные враги?
— Н-н-нет… — опешил Клеммен. — Не знаю. Не помню, во всяком случае.
— Эта чёрточка была заметна сегодня утром? — хиромант указал на едва различимую точку, разделившую две части линии жизни.
— Нет, — ответил Клеммен, подумав. Лицо его помрачнело. Ничего не закончилось, подумал он, всё только начинается.
— Кто-то готовит вам неприятности, — сообщил гадатель. — Очень серьёзные. Рад бы пояснить, но…
— Не хотите?
— В том числе. — Выдержать его взгляд было непросто. — Одно дело — указать общие соображения. Совсем другое — вынуждать человека следовать им.. Поверьте, я и так сказал слишком много. Я не откажу вам в помощи, если вы будете настаивать, но… — Он встал и отошёл к окну. — Постарайтесь узнать всё сами.
Собственно, Клеммен не собирался заходить к подобным «специалистам», но после того, как беседа с деканом окончилась, по сути, ничем, Клеммен некоторое время бродил по безлюдному учебному корпусу. Пытаясь избавиться от навязчивого ощущения, что взгляд — тот самый, которым провожала его давешняя женщина — всё ещё жжёт спину. Глупости, конечно… когда он вышел из кабинета декана, никого в коридоре не было.
Впрочем, Тенгавер признал прямо: тетрадь — магической природы, что он берётся дешифровать текст — но обязан зафиксировать подобное в архивах. Порядок есть порядок. Клеммену стало немного обидно, но… У декана, насколько Клеммен помнил, позади — крайне интересная и насыщенная жизнь. Настолько насыщенная, что не всякого обрадует. По слухам, он владеет немыслимым состоянием, знаток едва ли не сотни древних языков, доктор трёх аркан теоретической магии… А поговорить с ним можно только здесь, в кабинете. Многие сильные мира сего мечтают пригласить Тенгавера в гости, но — тщетно.
Вероятно, следовало гордиться тем, что такой человек готов помочь, безо всяких условий. Что такое, Клеммен? Ты же сам отказался отдавать тетрадь.
…Проклятый взгляд продолжал напоминать о себе. Перестарался я. Надо вернуться домой и выбросить всё из головы. Сходить в театр — в Венллене сегодня идёт «Ночь прилива». Кто знает — может, завтра вся эта неразбериха с ладонями и тетрадями перестанет беспокоить.
Возможно, всё это просто снится. Уж больно странные вещи происходят.
Увлёкшись размышлениями, Клеммен едва успел спрятать тетрадь в просторный внутренний карман, как из-за угла на него налетел запыхавшийся Д.
— Что ты там делал? — довольно резко спросил Д., когда они вошли в Портал и оказались на расстоянии километра от венлленского отделения Бюро.
— Был у хироманта, — ответил Клеммен. Лгать бессмысленно; лгать, когда говоришь с кем-то, кто сильнее — вдвойне бессмысленно. Лучше уж промолчать, если не хочешь говорить правду. Правда, искусством молчать вовремя Клеммен пока не владел.
Д. изумился — да так, что на несколько секунд потерял дар речи. Интересно, подумал Клеммен, он заметил тетрадь? Отдать самому, пока не поздно? Как наивно было желание что-то утаить…
— У хироманта?! Клеммен, ты в своём уме? Почему ты…
— Вот почему, — Клеммен протянул обе ладони… и осёкся.
Линия жизни была в полном порядке. На обеих ладонях всё было в полном порядке. Так что же… всё приснилось? Померещилось?
— Что такое? — недоумённо поднял брови Д. — Руки дрожат?
Юноша обратил внимание, что обе ладони действительно мелко-мелко трясутся. Ещё бы.
— Дрожат — это полбеды, — ответил он откровенно. — Сегодня у меня уже дважды были… что-то со мной случалось. Настолько странное, что…
— Ясно, — Д. заметно успокоился. — Но обращаться к таким… Ты прекрасно знаешь, к кому в таких случаях надо обращаться. Ко мне, к Кинисс, к оператору связи. Моя рекомендация — Кинисс, если она не занята. А какого ты… — он кашлянул. — О чём говорил с деканом?
— Искал лингвиста, — говорить следовало весьма осторожно. — Меня заинтересовал перевод некоторых фраз.
— Каких ещё фраз? — Д. тут же насторожился. — О чём ты?
— О надписи на Камне, — решился Клеммен. — И на сиархе . Мне показалось, что есть взаимосвязь. Вот я и…
— В будущем, — наставительно произнёс Д., — изволь чётко следовать инструкциям. Я надеюсь, у тебя хватило ума не требовать… прорицания?
— Хватило, — мрачно ответил юноша.
— И на том спасибо! Не забудь показать мне, о каких фразах шла речь. А насчёт твоих приступов — сейчас же этим займёмся.
До самого входа в контору они шли молча. Вопреки уверениям синоптиков, дождь моросил и ясной погоды не предвиделось.
Венллен, Лето 62, 435 Д., ближе к вечеру
— Сиди, не шевелись, — велела Кинисс довольно резким голосом. — Глаза не открывай. Думай.
— О чём?
— О чём-нибудь приятном.
Голос её не содержал и намёка на то, что она шутит. Клеммен побаивался Хансса — в основном за то, что так и не научился общаться с ними; одной речи оказывалось мало, а выучить сложную систему жестикуляции, иерархию обращений и прочее — не хватало духу.
— Если потребуется помощь целителя, — посоветовал Д. в частной беседе года полтора назад, — обращайся именно к Кинисс. Или к другим Хансса. Лучших лекарей не отыскать.
— С чего это вдруг? — Клеммену было и непонятно, и даже обидно — обидно за своих сородичей, Людей. Какие-то ящеры начали разбираться в нашем здоровье лучше нас самих!
— Они живут среди нас дольше, чем можно представить, — пояснил Д. — Они изучали нас — в рамках разумного — гораздо тщательнее, нежели мы — сами себя. Выбор за тобой, но прими совет к сведению.
…»В рамках разумного», вспомнил Клеммен, ощущая странные покалывания внутри черепной коробки. Прикосновения прохладных ладоней рептилии не вызывали тревоги. Более того… будь он неладен, прикосновения были приятны. Входит ли это в её намерения? Возможно. Хансса прекрасно знают, насколько сильно недоверие к чужакам у Людей и других млекопитающих. Именно Хансса стремятся наладить наиболее тесные контакты со всеми остальными расами. Другие расы рептилий, напротив, стараются держаться обособленно. Не пытаются вмешиваться в межрасовые трения.
А Хансса пытаются. И, как ни парадоксально, Людям стоило бы хорошенько за это поблагодарить. Чего, конечно же, не дождаться. Да что далеко ходить — вот он, Клеммен, сейчас сидит и не знает, что она собирается с ним делать… А предположения приходят, как назло, самые нелепые.
— Нет, — услышал он голос Кинисс. Они находились в святая святых конторы — «тёмной комнате», которая, по словам Д. и его коллег, была величайшим достижением — область, практически недостижимая для любых попыток «подглядеть» или воздействовать извне.
— Что «нет»? — отважился он спросить, вопреки указаниям начальницы.
— Ничего страшного я с тобой делать не собираюсь.
— Вы читаете мысли? — воскликнул Клеммен с неподдельным изумлением.
— Нет. Изменилось ощущение… твой двойник… мне сложно объяснить. Скажем так, я вижу . Ты в чём-то подозреваешь меня. А это вредит нам обоим. Поэтому я и говорю: «нет».
— Но я…
— Помолчи. Я отвечу на вопросы, если они будут. Думай о приятном.
О приятном! Андари… уверена ли она в его смерти? Зачем всякий раз, когда он подходит к дверям своего дома, его встречает белка — та самая, непонятно зачем перебравшаяся из Венллена в Аннвеланд? О приятном! Когда-то он мечтал, что представится возможность стать гостем Андари. Теперь — в особенности, если она узнает о «подлоге», захочет ли видеть его? Думать о приятном решительно не получалось. Что приятного может быть в существующем положении?
— Можешь открыть глаза, — разрешила Кинисс. Клеммен открыл глаза, поморгал, привыкая к полумраку (освещением служили две толстые ароматические свечи). Рептилия сидела на низкой скамеечке напротив, глядя ему в глаза. Странно было смотреть на неё сверху вниз.
Чувствовал он себя превосходно.
В этой комнате никакие внешние воздействия не имеют силы… а какие имеют?
— Никаких внешних воздействий, — пояснила Кинисс. — Никто не пытался повлиять на тебя проклятиями, заклинаниями, обращением к богам. Всё это кто-нибудь из нас давно почувствовал бы.
Она явно ждала чего-то.
— Вы не верите мне?
— Верю, — Кинисс развела руки в стороны и сложила их на груди— знак того, что не может объяснить. — Будем откровенны: если замечу, что ты намеренно лжёшь, так и скажу. Просто внешних причин нет.
Тут до Клеммена дошло.
— То есть причины внутренние?
Хансса кивнула.
— Что-то во мне?
— В тебе, рядом с тобой, связано с тобой. Ты ничего не хочешь рассказать?
Клеммен долго смотрел в её глаза… да… это тебе не Д. — попытка солгать…
— Я не уверен, могу ли доверить вам это знание, — произнёс Клеммен, поражаясь своей смелости. — Не знаю.
— Клеммен, — рептилия сложила ладони вместе. — Я знаю, что рассказывали тебе родители о таких, как я. Я могу их понять и не собираюсь ни в чём убеждать. Но что-то угрожает тебе. Именно тебе , хотя неприятности достанутся всем, кто рядом.
Клеммен вздрогнул.
— Кто-то уже говорил тебе об этом, — рептилия прикрыла глаза, цвет которых изменился от голубого до тёмно-зелёного. Это было утверждение, не вопрос.
— Да, — признался Клеммен. — Но отказались пояснять.
Воцарилось молчание. Интересно, отчего от неё пахнет травами? Вряд ли это естественный запах рептилий! И… запах этот порой меняется — ещё один способ выразить эмоции? Сейчас это ромашка. Или… смесь ромашки с чем-то ещё. Слабый, тонкий запах, ощутимый только, если подойти вплотную.
— Клеммен, то, что я говорю сейчас, не записывается, останется только между нами. Если только ты не захочешь поведать о нашем разговоре кому-нибудь. Слушай внимательно. Мне ничего не стоит добиться от тебя какого угодно отношения ко мне. Я признаю прямо: у меня есть силы принудить тебя к чему угодно — да так, что ты этого не заметишь. Но я не прибегаю к подобному. В это, возможно, трудно поверить, но…
— Я верю, — неожиданно для самого себя выпалил Клеммен.
— Отлично. Поверь тогда и в следующее: управлять любым из нас не очень сложно. Иногда для этого не требуется особых усилий. Иногда мы делаем это неосознанно. Тебе кажется, что ты всем обязан Д. и мне — и что-то должен нам с ним. Это ложное чувство.
— Но…
— Ложное. Если будешь ощущать зависимость, дело плохо.
— Зачем вы мне всё это говорите?
Рептилия долго смотрела ему в глаза.
— Клеммен, ты затеял игру с силами, возможности которых не вполне понимаешь. Я повторяю: ты ничего не должен ни мне, ни Д. Никому. Я вижу : с тобой что-то происходит, и ты не намерен делиться подробностями. Ты ищешь помощи извне… ищешь осторожно — это хорошо. Но постарайся понять: есть порог, после которого ты уже не сможешь рассчитывать на нашу помощь. Да, я могу потребовать чёткого исполнения инструкций — и вынудить тебя открыть всё, что ты скрываешь. Я не стану этого делать. Пока.
Она замолчала и встала. Встал и Клеммен, привычно поднимая руку, чтобы нащупать треугольник… и вовремя отводя её в сторону. Кинисс глядела в сторону. Ждала чего-то.
— Я действительно не обязан рассказывать обо всём ?
— Да.
— Но могу, если сочту необходимым?
— Верно.
— Скажите, Кинисс, зачем этот разговор?
Рептилия долго молчала, не отводя взгляда.
— Д. — вольно или невольно — впутал тебя в опасную затею, — сообщила она. — Тщательно обдумывай каждый шаг, Клеммен. Постарайся всегда оставаться в пределах досягаемости. Д. увлечён поисками тех, кто покушался на тебя. Но ищет не там, где следует.
— Почему вы не скажете это ему? — тихо спросил Клеммен, ощущая, что его бросает в жар. Да сегодня день откровений!
— Он привык считать, что я никогда не ошибаюсь. Не повторяй этой его ошибки.
— Ясно, — кивнул юноша, очень надеясь, что ему действительно ясно. — Можно вопрос? Вы не знаете, отчего у Д. такое… странное имя?
— Когда-то он помог избежать серьёзной беды одному очень хорошему нашему знакомому, — последовал ответ. — Но попал в ловушку. Больше я ничего не могу сказать.
— Подождите… — попросил Клеммен, когда Кинисс кивнула и направилась к массивной двери. Рептилия обернулась. — Андари… знает, что я жив?
— Знает и ждёт тебя, — Кинисс ни секунды не колебалась с ответом. — Думаю, ты и сам об этом догадывался.
Клеммен открыл было рот, чтобы спросить что-то ещё (как Кинисс об этом узнала? почему она и Д. словно скрывают что-то друг от друга? какова подлинная субординация?), но передумал.
— Переутомление, — объявила рептилия Д., ожидавшему снаружи. — Перетрудился. Прикажи ему почаще отдыхать… чередовать работу и отдых.
Д. перевёл взгляд на Клеммена, тот кивнул, стараясь не менять выражения лица. О боги, ну почему даже здесь приходится что-то скрывать, почему истин столько же, сколько собеседников?
— Слышал? — Д. улыбнулся, потрепал Клеммена по плечу. — Давай… исполняй. Отдыхай. Никакой посторонней активности. Прослежу лично!
— Слушаюсь, — и Клеммен, стараясь не заглядывать в глаза Кинисс, направился к выходу.
Аннвеланд, Лето 62, 435 Д., 20-й час
Вначале я читал. Но книги, казалось, написаны на тарабарском наречии; в голову лезла всякая чушь. События этого дня (которых хватило бы на добрую неделю) всё ещё переплавлялись в моей бедной голове, не давали покоя.