— Лина! Дверь распахнулась, и жена вместе с Кристиной зашли в комнату.
— Он приходит в себя. Посмотри, может можно уже снять капельницу. Лина подошла к Николасу, приподняла покрывало, осматривая раны, потрогала его лоб.
— Физически он уже полностью восстановился, шрамы, конечно, останутся. Ему нужен покой и уход. Фэй сказала, что шрамы нужно постоянно обрабатывать настоями из трав. Она прислала их с Криштофом десять минут назад. В любом случае самое страшное уже позади. Она сказала это слишком неуверенно и все знали почему. Быть уверенными до конца с таким как Николас никогда не удастся. Князь снова застонал и открыл глаза. Все ждали, что он скажет, но он молчал, несколько раз закрыл и открыл веки. Его лицо исказила гримаса боли когда он попытался пошевелиться.
— Что за мрак, черт подери? Хотя это видение, пожалуй, не такое уж и жуткое, все… кошмары для меня кончились? Это все на что вы способны? Эй! Лина и Влад посмотрели друг на друга. Потом Лина подошла к Нику и дотронулась до его руки. Тот дернулся.
— Не прикасайся ко мне, тварь, я знаю, что все это не происходит на самом деле. Дьявол, я когда-нибудь сдохну?
— Ник… это я…это Лина. Ты меня слышишь?
— Ха! Еще как слышу, я вас всех всегда хорошо слышу, я даже начинаю к вам привыкать.
Он думает, что у него до сих пор галлюцинации, вот почему Ник так реагирует на них. Почему он их не видит? Лина провела рукой у него перед глазами, но он продолжал смотреть сквозь нее. Тогда она поднесла руку к его глазам, и тут он тут же перехватил ее запястье.
— Ого! Теперь я могу вас всех еще и потрогать! Становится все интересней. Какая рука нежная, гладкая. Даже запахи есть. Вы все растете в моих глазах вместе с Лючианом. Он ощупал руку Лины и она судорожно глотнула воздух, бросила взгляд на Влада. Тот резко вытащил иглу капельницы из вены и за считанные мгновения оказался возле брата.
— Ник, хватит бредить. Это мы. И мы явно не призраки и не фантомы. У тебя из руки торчит игла, ты валяешься в постели уже больше суток и ты черт подери, меня пугаешь. Так что хватит дурить и посмотри на меня. Ник резко приподнялся на постели, его взгляд блуждал, словно между ними и никак не мог сфокусироваться на их лицах. Он обхватил голову руками, потер глаза и снова посмотрел, стараясь увидеть хоть что-то.
— Я вас не вижу, только черноту. Ну-ка братец, докажи мне, что ты настоящий, а то я так долго общался с призраками, что теперь у меня доверие точно на нуле. Влад усмехнулся.
— Не будь ты так исполосован демонами, я бы зарядил тебе по башке, особенно за то, что ты втянул в это Кристину, но мы отложим эти разборки на пару дней, но потом я спрошу с тебя — какого дьявола ты не выгнал мою дочь в три шеи? Ник попытался встать, но болезненно поморщился и повернулся слегка на бок.
— Похоже это и, правда, ты, Влад. Только какого дьявола я тебя не вижу? Он снова тряхнул головой, а потом захохотал как безумный:
— Лючиан сукин сын…Сволочь! Ты таки сдержал слово, похоже, я ослеп как ты и обещал. Влаааад, я мать его, нихрена не вижу! Я не вижу! Лина склонилась на Ником и положила руку ему на плечо, едва касаясь, чтобы не потревожить раны, прикрытые повязками.
— Тихо, тихо, ты дома. Все позади, Ты ведь слышишь меня, Ник? Меня ты узнаешь? Мы разберемся со зрением, оно вернется. Вампиры не бывают слепыми. Николас поднял голову силясь рассмотреть ее лицо, но тут же выругался, отстранил Лину от себя:
— Бывают. Лючиан сказал, что это мое проклятье. Там в катакомбах он ослепил меня, я помню, как жгло глаза. Потом я считал, что это дьявольское подземелье играет со мной злую шутку. Лина снова коснулась его плеча, но Ник сбросил ее руку.
— Только не нужно меня жалеть. Я заслужил это проклятье сполна. Ведь когда-нибудь за все нужно платить, вот и мое время пришло. Изощренная пытка — оставить хищника слепым. Он снова захохотал. Влад сжал челюсти и стараясь не выдать своего волнения сказал:
— Прекрати истерику, Ник. Мы с этим разберемся, Фэй поможет, наверняка она знает, как можно снять заклятие демона. Лучше скажи, как ты себя чувствуешь? Демоны хорошо тебя потрепали. Николас вырвал из руки иглу и ощупал свое тело, провел пальцами по бинтам.
— Дырявый, потасканный, чокнутый, но живой. Чувствую так, словно недавно по мне проехал поезд. Влад усмехнулся и похлопал брата по плечу.
— Главное, что живой, остальное все ерунда. Добро пожаловать домой из ада. Ты вернулся оттуда, откуда не возвращаются. Теперь приходи в себя. Пока что останешься здесь, с нами, тебе нужна помощь. Уход.
— Дерьмово я себя чувствую. Как побитая собака. Ты это, Влад поищи мне отдельное жилье, я не собираюсь на шее у тебя висеть. Сам справлюсь. Влад сел рядом с ним на постель.
— Что собираешься делать дальше, брат? Война кончилась пора начать собирать себя по кусочкам. Ник кивнул, закрыл глаза и тихо сказал:
— Я соберу. Ничего. Вот немного оклемаюсь и начну собирать себя по кусочкам.
Подумываю поехать в Бран, если разрешишь. Хочу немного покоя. Одиночество мне не помешает. Кстати ты Марианне бумаги отдал? Она подписала? Спросил и все почувствовали, как воздух накалился.
— Отдали, — ответила Лина — только она их не подписала и вообще я считаю, что вам нужно поговорить. Сейчас обстоятельства сильно изменились и …
— Нет, — резко ответил Ник, — тут и говорить не о чем. Она подпишет. Немного подумает и подпишет. Поговорите с ней, объясните, что все кончено, что я хочу развод. Влад посмотрел на Ника и нахмурил брови:
— А ты и, правда, хочешь развестись, Ник? Вот так? Не поговорив?
— Не сейчас. Может, придет время, и я смогу с ней во всем разобраться, но сейчас все слишком свежо, а я не хочу давить ей на жалость. Так что все. Эта тема закрыта.
Лина хотела возразить, но Влад сделал ей предостерегающий жест, и она так и не успела сказать ни слова. Теперь вмешалась Кристина.
— Ты, конечно, можешь брызгать слюной и орать и бить ногами, но после всего, что ты сделал, имей смелость поговорить с ней! Это просто несправедливо вот так ее бросить!
— Эй ты, мелочь, много ты понимаешь. Ник повернул голову на голос племянницы.
— Я, между прочим, не мелочь и заслуживаю уважения, я кстати тебя вытащила оттуда и должна сказать, что очень хотела бросить тебя там помирать, да только сестру пожалела. Ник с трудом приподнялся на постели:
— Так значит, это ты меня тащила? Я думал, что все это в бреду. Иди ко мне, иди сюда. Ты как спаслась? Тебя Ибрагим, подлая тварь, все-таки вывел? Эх, ненормальная девчонка. Одним «спасибо» я точно не отделаюсь. А как из лабиринта вышла? Кристина подошла к Нику села на краешек постели.
— Вывел, конечно, вывел. Он хоть и сволочь. Но слово свое сдержал. Из лабиринтов не знаю, вообще отношу все твое спасение к разряду чудес, которых не бывает. Ник, я когда…когда вытаскивала тебя, я сотовый твой нашла. Тебе сообщение пришло. Хочешь, прочту? Ник на ощупь нашел ее руку и пожал тоненькие пальчики.
— Давай, читай. Я теперь наверно не скоро смогу это сделать сам, — в его голосе звучала горечь, но он старался скрыть истинные эмоции за грубостью и сарказмом. Кристина достала из кармана сотовый, открыла крышку.
— А от кого сообщение? Кому я понадобился на том свете?
— Сообщение от Марианны. Ник снова резко сел на постели, прижал руку к груди, на бинтах выступила кровь. Лина кивнула Владу, показывая на дверь. Они тихо вышли, оставив Ника и Кристину наедине.
— Читай, — голос Ника срывался от волнения, — читай, Кристина, читай, черт возьми.
— Возвращайся. Я жду, — Кристина положила мобильный в руку Николасу. Воцарилась тишина, пальцы князя сдавили сотовый. Он закрыл глаза. Казалось, внутри него происходит страшная борьба.
— Когда она это написала?
— Судя по времени вчера ночью, когда ты наверняка уже остался один в лабиринте. Ник, ты не можешь с ней так поступить. Не будь трусом, поговорите, вам это нужно обоим, она сделала шаг к тебе навстречу и я уверенна она ждет твоего ответа. Николас сжал сотовый и тот раскрошился в щепки в его руке.
— Вот мой ответ. И другого ответа не будет. Она должна начать жизнь сначала, без меня. Мне нужны жалость и благородство, хотя у нее их просто в избытке. Мне не нужно прощение, так как сам я себя никогда не прощу. Я не хочу привязать ее к себе одной лишь жалостью.
— Ты дурак, Ник, прости конечно, но других слов у меня для тебя нет. Можешь злиться на меня, но я скажу тебе все что думаю. Марианна любит тебя, когда ты это поймешь самовлюбленный гордец? Хватит мучить себя, просто пойми — она тебя любит несмотря ни на что.
— К черту эту любовь. Ей пора взрослеть. Я не тот, кого нужно любить. Это пройдет. И не смей говорить ей, что я ослеп. Никто пусть не смеет ей об этом говорить. Все. Кристина, не рви мне душу. Просто уйди. Оставь меня одного. Скажите ей, что я вернулся и хочу развода. Поверь, ей лучше держаться от меня подальше. Не хочу, чтобы она смотрела на меня и содрогалась от ужаса, вспоминая, что я с ней сделал. Кристина вскочила с постели:
— Это я содрогаюсь от ужаса! Как можно быть таким чудовищем?! Жизнь ничему тебя не учит, ничему! А еще говоришь, что я ребенок?! Ты хуже ребенка, Николас.
Ты эгоистичный и глупый. Ты весь в своих страданиях, а ей? Какого ей сейчас?! Ты даже прощения не просил, ты вычеркнул ее из своей жизни, подумай об этом, подумай о том какое ты чудовище, а еще ты прав — ей незачем с тобой оставаться, ты этого недостоин, я бы вообще на ее месте забыла о тебе и прокляла навеки.
Кристина выскочила из комнаты, а Ник в ярости бросил ей вслед осколки сотового телефона.
— Не могу я, понимаешь?! Не могу!
Я ждала. Это самое трудное кого-то ждать, каждая минута превращалась в тысячелетие, тяжелое как свинцовая гиря. Я знала, уже давно знала, что Ник вернулся. Этого от меня никто не скрыл. Кристина позвонила именно мне как только оказалась в аэропорту. Все эти дни я думала. Наверное, еще никогда в своей жизни мне не приходилось так сильно бороться с собой. Самое сложное в этой борьбе это то, что я пыталась сломать саму себя. Я нарочно вспоминала именно те минуты, о которых раньше старалась забыть. Я перебрала каждое мгновенье, переживая заново, снова и снова все те последние месяцы, которые провела рядом с Ником. Его измену, его грубость, его животную жестокость и наконец — насилие надо мной. Теперь я уже не испытывала тошнотворный страх и чувство дикого отчаянья, я сама себя уговаривала, я умоляла себя простить. Меня раздирали противоречия. С одной стороны я понимала, что такое не прощают, не забывают, а с другой я не могла жить вдали от него, я каждый день потихоньку погибала, и только Сэми возвращал меня к жизни. Моя эйфория от того что Ник выжил, прошла довольно быстро, когда я поняла, что это все равно ничего не меняет и с каждым днем меня засасывала тоска и отчаянье. Как черное болото. Да, он живой, он отомстил за нас, но существуем ли для него «МЫ»? Моя вера сходила на нет с каждым днем. Я знала, что он тяжело ранен, но меня к нему не пустили, уверили, что с Ником все в порядке и сейчас ему нужен покой, а наш разговор может подождать, пока он окончательно не поправится и я ждала. Вот уже чертову неделю, я ждала и постепенно начинала понимать, что это он не хочет со мной говорить. Именно он, и никто другой, мешает нашей встрече. Меня всеми правдами и неправдами уговаривали повременить. Фэй не давала звонить, убалтывала, успокаивала, но я по нарастающей сходила с ума. Я уже точно знала, что Ник не хочет меня видеть и мое сообщение ничего не изменило. Может, я ошибаюсь? Может быть, он вовсе и не боится моей реакции, и я все же не знаю его настолько, чтобы быть уверенной в этом? Фэй сообщала мне о его здоровье, и мне даже порой казалось, что она что-то недоговаривает, скрывает от меня. Хотя скорей всего я снова ищу оправдания, я внутренне его защищаю. Сказали ему о ребенке? Нет, не сказали. Фэй объяснила, что и с этим нужно повременить, Ник только начал приходить в себя после серьезных ранений и ему нужен покой.
Сегодня Фэй уехала и я знала, что ее позвали к нему. Неужели все так плохо? Какого черта меня к нему не пускают? Мне надоело, что мной помыкают, меня заставляют делать то, чего я не хочу, меня заставляют жить, так как я не хочу, за меня принимают решения. К черту гордость, к черту самолюбие я пойду к нему сама, и пусть скажет мне в глаза, чтобы я убиралась. Я сильная, я уже и это вынесу. Когда Фэй вернулась, я была на грани. Меня трясло от неизвестности, я предпочитала знать все немедленно. Нет, я лгу, я просто безумно хотела его увидеть одним глазком, посмотреть, что живой, посмотреть и уехать. Там что-то происходит и все, кроме меня, знают что именно. Фэй выглядела очень подавленной, я редко видела ее в таком состоянии, и мне стало страшно, жутко, что меня обманывают и Ник, возможно, умирает. Нет, я сегодня же потребую от них ответа, но Фэй слишком хорошо меня знала и заговорила со мной сама. Она усадила меня в кресло, сделала нам по чашке чая и накрыла мои руки своими.
— Марианна, я пыталась, я хотела всеми силами оттянуть этот разговор. Подождать. Дать вам обоим время. Но вижу, что только мучаю тебя, извожу неизвестностью и я больше не могу и не хочу молчать. Ты взрослая женщина, ты мать, ты должна жить дальше несмотря ни на что. Что за вступление? Мне оно не нравилось, она меня к чему-то готовила. К очередной пощечине и удару под дых?
— Марианна, ты должна подписать бумаги, которые передали тебе родители. Не возражай, выслушай сначала. Марианна, Ник хочет развода и не я, ни Влад с Линой, не в силах его переубедить. О ребенке мы ему еще не сказали. Это должна сделать только ты. Когда? Решать тоже тебе. Я вскочила с кресла и опрокинула чашку. Фэй тут же взяла меня за руку, заставила сесть обратно.
— Пойми, он так решил. Знаю, что тебе больно это слышать, знаю, что ты ждала совсем другого, но ты должна с этим смириться. Возможно, так будет лучше. Возможно, он прав. Слишком много боли Ник тебе причинил и ему самому сложно с этим смириться. Раны на его теле постепенно затягиваются, но видно раны в его душе никогда не заживут и никому не под силу их залечить, даже тебе. Особенно теперь. Марианна, есть еще кое-что. Влад, и Ник не хотели говорить тебе об этом сейчас, но ты должна знать и это более чем несправедливо утаивать от тебя правду. Правду? Что еще может быть хуже, чем есть сейчас? Он больше меня не любит? О нем заботится кто-то другой? Что, черт раздери, может быть страшнее, чем его пренебрежение и нежелание меня видеть?
— Ник ослеп. Лючиан наложил проклятье, и сделать ничего нельзя. Я пробовала, я пробовала и заклинания и травы. Я даже бралась за книги по черной магии, к которым никогда не прикасалась, но ничего не помогает. Он останется слепым. Может поэтому Ник так хочет, чтобы ты освободилась, поэтому настаивает на разводе. Ты должна его отпустить. В этот момент я сорвалась с места и бросилась к себе в комнату. Отпустить? Еще чего? Никогда! Я сама к нему приеду, я заставлю его поговорить со мной.
Пусть он этого не хочет, но хочу я. И, черт, возьми, у меня есть право голоса. Я больше его не боюсь, я хочу услышать правду. Пусть прогонит меня сам, точнее пусть попытается прогнать, только я никуда не уйду. Мне надоел этот упрямый сукин сын и я больше его не боюсь. Он будет терпеть меня рядом. Будет и все и никакого развода я этому проклятому гордецу не дам.
— Ты куда? Марианна! Куда ты собралась? Я быстро написала на бумаге и ткнула в лицо Фэй:
— К нему. Я возвращаюсь к нему и мне плевать, что он этого не хочет. Я его жена и останусь ею навечно. Как он там говориться — пока смерть не разлучит нас? Не держи меня, Фэй. О Сэми я позабочусь, буду сама ездить к профессору, а может отец привезет его ко мне. Я еду к моему мужу. Фэй обняла меня так крепко, что у меня даже в глазах потемнело.
— Он в Бране, Марианна. Вчера переехал вместе с Иваном. Поезжай. Возможно, тебе и Сэми удастся то, чего не удалось никому из нас. Милая, он одинок, он в отчаяньи, он отталкивает всех нас. Ты же его знаешь, ему невыносима сама мысль о том, что кто-то может его жалеть. Давай, девочка, я в тебя верю.