— Барышева, ты не телеграфный столб, не обязана стоять, как вкопанная. Присоединяйся.
Ох, лучше бы я не открывала глаз! В лицо ухмылялся жуткий, обмотанный лохмотьями кожи скелет. Неужели это была Зизи? Краем глаза я заметила, как еще один мертвец вытаскивает в коридор неподвижную, бесчувственную Акулиничеву. Больше в комнате никого не было. В обморок я не упала. Наоборот, проявив потрясающую резвость, выскочила на улицу. Погони не было, но я бежала так, будто следом гнались все демоны ада.
Прогулка без верхней одежды не осталась безнаказанной — к утру моя температура подскочила, как курс доллара во время очередного кризиса. А вечером первого января мне позвонила Танька Панкратова. Лежа с градусником под мышкой и холодным полотенцем на лбу, я слушала знакомый голос, звучавший в трубке. Нет, это не было бредом, несмотря на жар и головную боль, я отчетливо понимала логику происходящего. Я знала, что, вернувшись в школу, обязательно повстречаюсь со всеми, кто сгинул этим летом и в новогоднюю ночь. Мы станем болтать, шутить, списывать друг у друга уроки, и только волны сковывающего сердце холода будут напоминать об истиной сущности окружавших меня чудовищ. Случилось страшное, произошла подмена, и теперь среди людей разгуливали оборотни, скрывающие свои подлинные лица под масками обычных подростков.
Столбик ртути продолжал ползти вверх, и странная легкость постепенно овладевала телом. Взору открылся сводчатый коридор, я шла по нему уже целую вечность, зная, что этому пути не будет конца. Изредка мимо меня проплывали бесплотные фигуры, они переговаривались на непонятном языке, который уже много столетий не звучал на нашей Земле. И я перестала быть собою, превратилась в мошку, которая тонула в меде, нет, не в меде — в застывающей солнечной смоле, в янтаре… Потом время остановилось…
Болезнь оказалась долгой и тяжелой. Четыре дня меня изводил жар, а потом, весь остаток каникул преследовали такая слабость и лень, что невозможно было даже смотреть телевизор. Укрывшись с головой одеялом, я размышляла о своей горькой доле. Впрочем, довольно скоро я поняла, что от таких сетований хочется плакать, а следовательно, усиливается насморк, и решила направить мысли в конструктивное русло. Надо было придумать какой — нибудь план. Окажись на моем месте Логинова, она бы не стала ныть — стиснув зубы, взялась бы за дело. И кое — что мне удалось придумать. Особой уверенности, что план сработает, не было, но он все же позволял действовать, а не в полной покорности дожидаться, когда очередная неприятность постучится в дверь.
Слегка покачиваясь после болезни, я отправилась к проклятому дому осуществлять свой замысел. Путешествовать в одиночестве по темным развалинам было довольно жутко. Опасаться приходилось не гостей из потустороннего мира, к ним я уже привыкла, а бродяг, оккупировавших пустующее здание. Притворившись маленькой серой мышкой, я на цыпочках проскользнула в башню.
На город опустились глубокие сумерки, и в шестиугольной комнате можно было различить только относительно светлые проемы окон. Желтоватый круг скользнул по стене — в слабом свете фонарика глаза графини Вольской казались живыми. Я расстелила на полу листок с алфавитом, достала из кармана десертное блюдечко и свечу. В этом и заключался мой план — провести спиритический сеанс в самом центре геопатогенной зоны, у пресловутого Прохода, через который вползают в наш мир злобные нежити и демоны ада. Здесь, на этой проклятой земле, кто — то должен был обязательно откликнуться на мой призыв — сама София Вольская или другой призрак, неважно. Кто бы ни появился, я хотела получить ответы на все загадки. План мог показаться очень опасным, но я давно привыкла к безнаказанности, обретая спасение всякий раз, когда других ждала неминуемая гибель. Вытянутые пальцы зависли над блюдцем, ровно горела свеча, было холодно и очень тихо.
— Любой свободный дух, который меня слышит, приди сюда! — Выдержав долгую паузу, я спросила: — Дух, ты здесь?
Ничто не выдавало присутствие посланца из загробного мира. Похоже, призраки предпочитали появляться нежданно-негаданно, избегая пышных, заранее подготовленных встреч. Что ж, если поторопиться, еще можно успеть к ужину. Но думать о возвращении домой оказалось рановато — на меня смотрели, пристально, в упор. Взгляд женщины, изображенной на портрете, был встревоженным, она силилась что — то сказать. Внезапно я поняла желание Софии…
Парафин струился по свече, превращаясь в небольшую, быстро застывающую на холоде лужицу. Я отодрала прилипшую к бумаге свечу, встала, подошла к портрету. На секундочку зажмурилась, а потом решительно начертила в воздухе таинственный знак. Рука моя давно опустилась, а огненный лабиринт продолжал сиять, заслоняя лицо графини. Огненные линии будто притягивали мрак, и он становился все гуще и гуще. Я почти ослепла и, не выдержав яркого света, прикрыла глаза. А когда рассмотрела вновь — знак начал угасать, и за ним стали просматриваться очертания бесконечного коридора. Во время недавней болезни я уже бродила под его сводами, но тогда это казалось обычным, не заслуживающим внимания бредом. Из глубины тоннеля медленно выплывал сгусток темноты, немного напоминавший человеческую фигуру. Зрелище выглядело жутковато, и я уже успела пожалеть о содеянном. Ударившая в двух шагах от меня голубая молния ослепила, рассыпала мое тело на атомы…
Коридор исчез, и шестиугольная комната обрела привычный вид. Я осмотрелась. Портрет графини Вольской тонул в темноте, зато передо мной стояла сотканная из света женщина. Интересно, как разговаривать с привидениями? Где — то было написано, что с призраками обращаются примерно так, как с сумасшедшими — не спорят, не перечат и по возможности стараются сохранять вежливый тон. И еще, кажется, они никогда не заговаривают первыми и ждут, когда к ним обратятся с вопросом. Призрак Софии Вольской, видимо, об этом не догадывался. Светящиеся пальцы коснулись моего лба, и я услышала голос:
— Не бойся и слушай… Времени мало… Силы зла десятилетиями ждали своего часа. И он настал — демоны нашли слабую душу, ту девочку, что привела вас к Проходу. Так была принесена первая жертва. С каждой новой поглощенной душой сила демонов возрастает. Ты должна торопиться.
— Я?
— Только живой человек может преградить путь злу. Только человек, в чьих жилах течет кровь тех, кто совершил страшный грех. Это — искупление.
— Искупление?
— Когда умер мой первый ребенок, я не хотела жить, потеряла веру, отреклась от бога, искала забвения в объятьях Бездны. Потом я встретила человека, одержимого страстью соперничества со всемогущим творцом. Это был поистине страшный союз — могущественный и разрушительный. Но мы любили друг друга, а подлинная любовь не может порождать зло. Когда я поняла, что ношу под сердцем новую жизнь, то ужаснулась, осознав, что ждет моего ребенка в гибнущем, полном злобных чудовищ мире. Невинное создание помогло мне отречься от сил Хаоса, встать на борьбу с ними. Но зло оказалось сильнее. Я и мой возлюбленный погибли, но ребенок выжил. Виктория Барышева, ты наш прямой потомок. Знаешь, что ты носишь на груди, Вика?
Информация оказалась слишком невероятной, и я еще не успела удивиться, четко, подробно и, наверное, бестолково отвечая призраку:
— Медальон, который невозможно открыть. Я даже пыталась взломать его стамеской, но безрезультатно. На мою шею его повесила мама. А папина мама, то есть моя бабушка, очень сердилась и говорила, что ребенка надо окрестить в церкви, а не вешать на грудь бесовские амулеты.
— Открой крышку.
— Но…
— Она откроется.
И она открылась — впервые на моей памяти. В специальном углублении внутри медальона лежала хрупкая безделушка — свернувшиеся клубком-лабиринтом змейки…
— Этот амулет защищает от демонов. Для того, чтобы закрыть Проход…
— Минуточку! — Разволновавшись, я забыла правила общения с призраками, непочтительно перебив графиню. — Мне не у кого больше спросить. Скажите, что стало с моими друзьями? Они погибли или превратились в зомби?
— Мертвецы, преследующие тебя, — слуги Бездны. Они умеют принимать обличья самых близких нам людей, вселяя в души страх и сомнения. На самом деле, Вика, твои друзья еще живы. Их души балансируют на грани между светом и тьмой, жизнью и смертью. Если они заблудятся в лабиринте, а Проход останется открытым, только тогда их тела подчинятся злой воле…
Призрак становился все более туманным и расплывчатым, по светящейся фигуре скользили черные пятна — время свидания истекало.
— Значит, шанс спасти их все же есть. Окажись на моем месте Петька или Зизи, они бы поспешили на помощь даже в пасть к самому дьяволу. Скажите, как их вызволить, иначе я не стану захлопывать дверь в преисподнюю.
Призрак успел рассказать мне все. Последними его словами было:
— Возьми с собой святую воду, Виктория. Без нее не закрыть Проход. — И полупрозрачный силуэт растаял во тьме.
Я галопом неслась по лестнице, стараясь как можно быстрее выбраться из проклятого дома, когда волна тоски и холода внезапно захлестнула меня. В полутьме можно было различить только силуэт стоявшего на лестничной площадке существа, но запах земли и тленья выдавал в нем одного из зомби. Я с силой оттолкнула нежить и бросилась вниз, к выходу. Тогда они навалились всей толпой. Отвратительные скользкие руки цеплялись за волосы, лезли в глаза — мертвецы пытались добраться до волшебного медальона. Амулет не подвел и в этот раз — растолкав мерзкое сборище, я все же сумела вырваться на улицу.
Бег по заснеженным скользким улицам не самое приятное занятие, но пробежка была необходима — до возвращения домой мне следовало кое — что раздобыть. Приблизившись к цели, я притормозила, перейдя на чинную походку, одернула растрепанную одежду. Вот и массивные медово-желтые двери. Я потянула ручку на себя, потом навалилась всем телом, толкая вовнутрь, заколотила кулаками по лакированным доскам… Неужели церковь закрыта?
— Не шуми. Здесь храм божий. — Женщина в пуховом платке и темной, почти до пят юбке выглядела сурово и неприступно.
— Мне очень нужна святая вода. Пожалуйста, дайте. Хоть немного.
— Храм закрыт. Служба кончилась. Ты что, слепая, расписания не видишь? Приходи завтра.
— Завтра будет поздно. Это очень важно, вопрос жизни и смерти. Пожалуйста, помогите мне.
— Ступай. Раньше без святой воды обходилась, безбожница, а теперь — приспичило. Меньше грешить надо, знаю я вас, окаянных!
— Но… пожалуйста…
— Ступай, а то вызову милицию.
Я ушла, глотая слезы. Идти в другую церковь было бесполезно — она находилась на противоположном конце города, и там наверняка обитала своя тетка в платке. В конце концов, наверное, можно обойтись и без святой воды. Если я опущу в кружку свой медальон, получится то же самое. Вряд ли нечистая сила заметит разницу.
Долгая прогулка, затянувшаяся почти до девяти вечера, и потерянная где — то шапка оказались достаточным поводом для нагоняя. Я покорно выслушала упреки мамы и, сославшись на усталость, сразу после ужина ушла к себе. Подперла ручку двери стулом и занялась подготовкой рискованного путешествия. Из объяснений призрака картина складывалась следующая: поскольку Проход находился где — то в башне или под ней, для проникновения в измерение Зла следовало выбрать любую другую точку пространства, по возможности от него удаленную. Для души расстояние не преграда, а вот тело окажется в большей безопасности, находясь как можно дальше от Прохода. Иначе его может затянуть — куда именно, я так и не поняла. Собственная спальня вполне подходила для проникновения в Бездну. Для начала следовало нанести на паркет довольно сложный чертеж. Призрак графини Вольской пообещал мне, что я вернусь (если, конечно, вернусь) из своего путешествия очень скоро и, следовательно, успею убрать эти художества до восхода солнца. Рисунок-шпаргалка, состоящий из колец и всевозможных загогулин, был выгравирован на внутренней крышке медальона, и его предстояло, многократно увеличив, перевести на пол. Вооружившись баночкой красной гуаши, я взялась за дело.
Вычерчивание кругов заняло не так уж много времени, и до начала ритуала оставалось около полутора часов. Призрак Софии объяснил мне, что для всякого деяния есть свое, наилучшее расположение звезд и планет. Завершив рисунок, мне оставалось дожидаться подходящего момента. От волнения потянуло на откровенность. Диктофон лежал рядом, и я, недолго думая, решила рассказать обо всем, что случилось за последние полгода. Теперь, если душа, отправившаяся в дальнее путешествие, так и не встретится с телом, мама хотя бы будет знать, что сгубило ее непутевую дочь. Но довольно о грустном. Стрелки приблизились к заветным цифрам, пора собираться в путь…
Нажав на «стоп», я отложила диктофон и подошла к магическому кругу. Помня о напутствиях призрака моей прапрабабушки, я расставила вокруг горящие свечи и легла головой на восток в центре пересекающихся линий алого рисунка. Закрыла глаза. В голове зазвучали непонятные слова, складывающиеся в непонятные фразы. Я послушно повторяла их — заклинание надо было обязательно произнести вслух, ибо только сказанное обретало особую силу.
А потом я увидела себя со стороны. Честно говоря, это не радовало, слишком хорошо известно, в каких случаях происходит нечто подобное, но изменить что — либо было уже невозможно. От тела поднималось мягкое свечение. Медальон, поблескивающий на моей груди, внезапно открылся, и вышедший из него тонкий луч света ударил в потолок. Серебристое свечение начало вращаться вокруг сияющей оси, превращаясь в огненный кокон. Сверкающая оболочка скрыла от моих глаз собственное тело, а кокон с каждой секундой становился все уже, вытягивался, сжимался, превращался в ослепительную полоску. Потом все исчезло…
Часть II. Разорванные миры Незнакомца
Я стояла посреди коридора. Того коридора, который однажды привиделся мне в бредовом сне, того, по которому бродил призрак графини Вольской. Окружавший меня мир не имел никакого отношения к реальности, но был абсолютно, до мелочей, достоверен. Если бы какой — то псих надумал утверждать, что наша настоящая земная жизнь всего лишь иллюзия, у него, возможно, нашлось бы больше доказательств своей правоты, чем сейчас у меня. Как можно быть уверенной в том, что твое тело спокойно лежит на полу собственной спальни, и только душа бродит неизвестно в каких пределах, когда все чувства свидетельствуют об обратном?!
Итак, я стояла посреди очень длинного коридора, не имевшего начала и конца. И справа, и слева его пол, стены, сводчатый потолок, сложенные из светлых каменных плит, сливались в одну точку, в полном соответствии с законом линейной перспективы, о котором когда — то рассказывала Светка Акулиничева. Под высоким потолком болтались обрывки цепей. Освещение здесь было достаточно необычным — никаких светильников я не заметила, но коридор озарял приятный янтарный свет. Но самым главным в помещении были, конечно же, двери, ведь именно за ними томились мои сгинувшие друзья. Массивные дубовые створки, бронзовые ручки отвратительной формы, в виде протянутых для рукопожатия человеческих ладоней, — какую из них предстояло открыть первой? Решив действовать наугад, я протянула руку…
— Постой, — негромкий голос заставил меня вздрогнуть, — ты же не знаешь правил игры.
Я не решилась обернуться, будучи уверенной, что увижу его. Дьявола, Сатану, Люцифера, Вельзевула, Сета, Аримана, Ваала — пожалуй, имен у него было не меньше, чем у матерого рецидивиста. Собственная мысль испугала — сравнивать дьявола с рецидивистом по меньшей мере рискованно, особенно если он стоит прямо за твоей спиной.
— Не бойся. Я не тот, о ком ты думаешь.
«Только этого не хватает — он телепат». Я продолжала стоять спиной к говорившему.
— Не обязательно читать чужие мысли, достаточно представлять себе их ход.
— Кто вы?! — Я резко обернулась. — Кто вы, если не он?
Мой собеседник выглядел классно — рослый, в темном, почти до пола плаще, с длинными распущенными волосами и необычным, запоминающимся лицом. Такие снимаются в кино, разъезжают по белу свету и не заглядывают в маленькие провинциальные городки вроде нашего. Образу модного красавчика не соответствовали только глаза — выражение тоски и безысходности делало довольно молодого парня похожим на голодного вампира, лет четырехсот от роду.