Вокруг бушевало пламя… Я металась в самом центре пожара, в тщетной попытке найти выход… Черная пустота и коварная рыжая стихия, что норовила поглотить меня… Лишь изредка моего лба касалось нечто холодное, даруя спасительные мгновения облегчения, но этого было недостаточно и вскоре я вновь ощущала языки пламени, лизавшие мою кожу…
Чей-то голос нашептывал мне незнакомые слова, но по интонации я понимала, что это добрые, обеспокоенные слова. Не в силах ответить, я лишь вымучено улыбалась и слабо кивала, чтобы в следующий миг вновь броситься в схватку с невыносимым жаром, что плотным кольцом сковывал меня.
Когда сил бороться больше не осталось, я горько заплакала, опуская руки. В тот же миг пламя перестало жечь, нет, огонь никуда не делся, я просто перестала ощущать его… Облегчено вздохнув, я устало опустилась на пол, сотканный из черной пустоты. Прикрыв глаза, я начала медленно погружаться в благословенную тишину… Краем сознания я почувствовала сожаление, словно я лишаюсь чего-то ценного, но это было лишь слабое, хрупкое чувство, разлетевшееся на осколки под напором блаженства, охватившего меня…
Когда до забытья оставалось лишь пару мгновений, меня настойчиво вырвали из состояния покоя… Властный голос повел за собой, все так же, не понимая ни слова, я покорно поднялась, не посмев ослушаться. И пожар с новой силой врезался меня, выгибая дугой мое тело. Не в силах терпеть, я закричала что было мочи, но мысли о покое оставили меня. Я вновь готова была сражаться со стихией, словно тот голос, влил в мои жилы живительную энергию. Стиснув зубы, я сражалась…
* * *Меня разбудил стон, лишь спустя несколько мгновений я поняла, что этот слабый звук принадлежал мне. С трудом приоткрыв свинцовые веки, я попыталась сфокусировать взгляд на чем-либо, но попытки мои успехом не увенчались: лишь расплывающиеся тени воспринимались моим сознанием. Застонав снова, на этот раз от отчаяния, я почувствовала, как кто-то приподнял мою голову, а в следующее мгновение губ коснулось нечто твердое, и в рот потекла вода. Только сейчас я почувствовала насколько хочу пить. Жадно глотая, причиняя тем самым боль горлу, я никак не могла напиться. Вскоре поток иссяк, и меня бережно уложили обратно. Оставив попытки разглядеть что-либо, я вновь забылась крепким сном.
Часы беспамятства межевались короткими проблесками пробуждения. Бесчисленное количество раз кто-то незнакомый поил меня водой, нашептывал незнакомые слова тихим мелодичным голосом. Словно через толщу воды, доносился до меня этот звук, так что я не могла сказать с уверенностью, мужчина обращался ко мне, или женщина. В минуты бодрствования сознание мое прояснялось, лишенная способности двигаться и видеть, я находила утешение в картинах прошлого. Я часто мысленно возвращалась в свой родной город, в свой дом, в свой мир…
Непрошеная мысль заставила вздрогнуть: мой мир? И когда же пришло осознание того, что очутилась я где-то далеко, где-то в другой реальности? Измученное сознание восприняло сей факт спокойно, словно это не я попала в сказку, и это не я оторвана от всего, что считала привычным. Разумеется, меня довольно часто посещала мысль о том, что происходящее ни что иное, как бред, одно из проявлений шизофрении, коварно настигшее меня. Но резкая боль в груди, проявлявшаяся при малейшем намеке на движение, мигом сметала любые доводы, приводимые рациональной частью разума.
Все кончилось неожиданно: открыв в очередной раз глаза, я с удивлением отметила, что надо мной нависает сводчатый потолок, обложенный диким камнем. Не веря своим глазам, я несколько раз моргнула, но видение не исчезло, напротив: мне удалось разглядеть свисающие кое-где тонкие черные усики корней, которые, отыскав крохотный зазор между камнями, рвались вниз.
Помимо воли в голове моментально выстроилась логическая цепочка, в конце которой красовался неутешительный вывод: я нахожусь под землей. Мгновенно погасив зародившийся было огонек паники, я грозно напомнила себе, что уже смирилась с тем, что впереди меня ждет еще не один неприятный сюрприз.
Я попыталась напрячь мышцы рук, на что тело ответило противной дрожью и легким покалыванием в области груди. Это слабое усилие словно разбило кокон оцепенения, обволакивавший меня до сего момента: дрожь холодной волной прокатилась по телу, до кончиков пальцев ног. В глазах помутилось, а к горлу подступила тошнота. Я издала слабый стон, явившийся лишь слабым отражением той бури чувств, что всколыхнулась во мне.
Тут же я краем глаза отметила какое-то движение и в следующую секунду надо мной склонилась женщина средних лет. Волосы незнакомки едва тронула искрящаяся седина, длинная челка не могла скрыть обеспокоено сдвинутые брови женщины. Из-за плохого освещения я не могла с уверенностью разглядеть черты ее лица, но даже в тени, что укрыла от моего взора женщину, я отчетливо видела подернутые дымкой грусти темные глаза, лучившиеся прямотой и пониманием.
Тем временем дрожь в теле усилилась до того, что, казалось, вот-вот я словно марионетка запляшу на твердом лежбище. Жалобно взглянув на женщину, я стиснула зубы, которые уже начали отбивать чечетку. Видимо, поняв мое состояние, она кивнула и моментально скрылась из виду. Вернулась незнакомка уже с грубо вырезанной деревянной пиалой. Присев рядом со мной, она одной рукой приподняла меня за плечи, а другой приставила к губам пиалу.
— Поешь, — не сразу поняла я, что произошло — все помыслы мои сосредоточились на безвкусном, белесом киселе, который я жадно проглатывала, почувствовав дикий голод. Покончив с «едой», я обессилено откинулась назад, чувствуя, как постепенно дрожь утихает. — Так-то лучше, а то совсем отощала…
Женщина улыбнулась, проведя рукой по моему лбу. А в следующий момент меня точно молнией ударило: я с точностью до последнего слова поняла все, что она сказала! Осознание сопровождалось вихрем мыслей: я понимаю ее, значит я дома, но что же означает все, произошедшее ранее?
— Где я? — Я едва узнала в этом хрипе собственный голос.
Несколько мгновений женщина смотрела на меня, после чего грустно улыбнулась и приподняла небольшой кулон, удобно устроившийся на моей груди. Кулон более всего напоминал серебристую каплю, и крепился на тонкой серой нитке, вдетой в крохотное отверстие, венчавшее каплю.
— Я не могу понять тебя. Сэй не переводчик, он только пробуждает в твоем разуме ассоциации, поэтому ты можешь понимать мою речь, — говорила она нарочито медленно, словно растягивая слова. Прислушавшись, я неожиданно поняла, что женщина и в самом деле говорит не на родном русском: слова, слетавшие с ее губ, были мне незнакомы, но, удивительное дело — я действительно понимала то, что она говорит!
— Она очнулась? — от куда-то справа послышался другой голос. На этот раз говорил мужчина, а сонные нотки указали на то, что он только что проснулся.
Я осторожно, дабы вновь не вызвать противную тошноту, повернулась в сторону говорившего. Метрах в трех от меня располагались еще одни нары. По-другому назвать их я не могла: деревянные, ссохшиеся от времени доски крепились к большим кольцам, вбитым в стену. Вот на них-то и сидел сгорбившись мужчина лет тридцати. Коротко стриженые волосы его неаккуратной копной обрамляли осунувшееся усталое лицо. Потирая рукой глаза, он что-то неслышно нашептывал, затем, словно вновь вспомнив обо мне, посмотрел в мою сторону и приветливо улыбнулся.
— Вижу, ты идешь на поправку, — медленно, словно каждое движение давалось ему с большим трудом, он поднялся и направился к нам. — Мое имя Боул, а эта милая женщина приходится мне старшей сестрой.
Я перевела взгляд на незнакомку, которая в этот момент с нежностью смотрела на Боула. От теплоты, которой искрилось лицо женщины, я сама сложила губы в слабой улыбке.
— Мое имя Диза, — представилась женщина, в то время, как ее брат помогал мне подняться. Облокотившись о неровную стену и переждав с закрытыми глазами головокружение, я, наконец, смогла осмотреться.
— Арина, меня зовут Арина, — по слогам сказала я, указывая рукой на себя, на что брат с сестрой дружно кивнули, одарив меня улыбками.
Увиденное моментально напомнило мне Графа Монтекристо, которым в детстве я зачитывалась: именно так я представляла себе темницу замка Иф. Стены, покрытые все тем же диким камнем, создавали впечатление, что нахожусь я в пещере. Обстановку составляли шаткий с виду стол, на котором обнаружился источник света — наполовину сгоревшая толстая свеча, да пара стульев. Тяжелая деревянная дверь, обитая железными листами, с небольшим зарешеченным окошком нагоняла тоску. Переведя взгляд на противоположную от двери сторону, я отметила еще две лежанки, подобные той, на которой спал Боул. На одной из них, отвернувшись к стене, спал мужчина.
— Да, милая, мы находимся в темнице, — сочувственно проговорила Диза. Я перевела на нее непонимающий взгляд: — Мы, так же, как и ты, без дозволения нарушили границы Светлого леса. Вот уже около года мы томимся здесь, без всякой надежды на освобождение.
Полный грусти монолог женщины кое-что прояснил: первое — я, сама того не ведая и не желая, нарушила границы некоего Светлого леса, второе — судя по обреченности, с какой говорила Диза, пребывание здесь может затянуться. Тем временем женщина продолжала:
— Тебя принесли двенадцать дней назад, ты едва дышала, постоянно повторяя «па-ма-хи-ти», — по слогам Диза попыталась повторить мой призыв о помощи, который так и остался без ответа в этом мире. Вместо спасения я получила стрелу в грудь, оставившую на память уродливый шрам.
— Четыре дня ты горела, как свечка. Мы уж было решили, что все… не жить тебе, — это говорил Боул, положив руку на плечо сестры. — А потом сюда сам Светлый Принц пожаловал, так сказать, полюбоваться на очередную воровку, он при Повелителе в начальниках охраны ходит. Вот он-то тебя и вытащил…
Боул говорил, а я вспоминала свой чудной сон: и пламя, и властный голос, заставивший меня «подняться». Так значит, меня приняли за воровку… мило. Что ж, спасибо Принцу за спасение, вот только не очень-то мне нравятся апартаменты, в которых меня разместили.
— Ты не переживай, девочка, как только ты поправишься, за тобой снова придут, глядишь и выпустят тебя. Нам-то не повезло… — с грустью продолжал мужчина. — Мы в лес за куссалью подались, а это не шутки…
— А, очухалась, значит, — прервал Боула скрипучий голос. Я обернулась на его звук и увидела четвертого обитателя камеры: им оказался сморщенный старик, с маленькими злыми глазками и кустистыми седыми бровями. — Что, обживаешься ужо? Правильно, ты туточки надолго, кабы не на всю жизнь.
Неприятный насмешливый смех выбил меня из колеи: так разительно отличалось отношение старика ко мне от ласкового, даже бережного обращения брата и сестры.
— Будет тебе, Шилк, девушку-то стращать, — нахмурившись, попеняла старика Диза. А потом обернулась ко мне: — Не слушай его, он просто старый брюзга.
— Не буду… — сказала я, возвращая женщине улыбку. Надеюсь, она поняла меня.
Глава 2 Пленница
Время — лучший лекарь — делало свою работу: на третий день, после знакомства с обитателями камеры, я с помощью Боула смогла подняться с нар и сделать несколько неверных шагов. Силы тут же оставили меня, и я едва не упала, но главное заключалось в том, что я уверено шла на поправку. Как я догадалась, столь быстрое восстановление организма обусловлено было тем, что еду мне давали отдельно от остальных — ту самую бледную жижу, которой после пробуждения накормила меня Диза. Три раза в день решетка на двери отворялось, и тонкая рука передавала сначала пиалу с «киселем» для меня, а затем и остальную провизию. Женщина, читая на моем лице вопрос, объяснила, что это специальный отвар, который дают в лекарнях тяжелобольным. Рацион же моих сокамерников составляли хлеб, жидкий суп, да овощи.
На пятый день я, слегка пошатываясь, смогла сделать несколько самостоятельных шажков, чем гордилась безумно. Если Боул взял на себя роль лекаря, то Диза вплотную занялась моим образованием: каждый день женщина снимала с меня Сэй и по несколько часов мы с ней произносили вслух слова незнакомого мне языка. В начале женщина несказанно удивилась, обнаружив, что я ни слова не знаю на светлом наречии, знание которого, как основного языка, было просто необходимым. Я лишь пожимала плечами, не имея возможности сказать правду о своем происхождении и причине, по которой меня забросило в этот мир.
Обучение, как оказалось, давалось мне удивительно легко, женщина объясняла это тем, что благодаря Сэю в моей голове уже угнездилось некоторое количество слов светлого наречия, более того: я подсознательно знала значение фраз, услышанных мною ранее. Дело оставалось за малым — произношение. Я повторяла каждое слово несколько раз, чтобы запомнить его звучание. За неимением другого, более или менее интересного занятия, я целиком погрузилась в процесс обучения.
— Меня зовут Арина, я ваш друг, — тщательно выговаривала я, под одобрительными взглядами брата и сестры, Шилк же только фыркал, отворачиваясь к стене. Старик вообще оказался на редкость занудным и нелюбезным, впрочем, я и не пыталась сдружиться с ним — мне с лихвой хватало Дизы и Боула, дабы не унывать и отвлекаться от своего бедственного положения.
— Арина — друг Боула, Боул — друг Арины, — я поморщилась. Мое имя как-то выпадало из общей картины мелодичного и плавного звучания нового для меня языка. Своими соображениями я, как могла, поделилась с Дизой: — Арина — не то, нужно другое имя.
Странно, я так легко готова была расстаться со своим именем, не чувствуя при этом ни капли сожаления.
— Алина, — предложила Диза, поразмыслив некоторое время. С детства не люблю этого имени, потому и отказалась. Так же отвергла предложенное Боулом — Айна, затем были Арри, Ина, Ана и много чего в подобном роде. Неожиданно проблему решил Шилк, которому, видимо, надоели взрывы смеха, сопровождающие каждое предложенное имя.
— Нечего тут гадать. Аринель, и дело с концом, — буркнул старик. Я несколько раз повторила «новое» имя, и, широко улыбнувшись, заново родилась.
* * *О том, что мое лечение окончилось, я узнала в день, когда «рука» не передала через окошко пиалу с отваром. Да и ни к чему он мне больше, раз силы мои восстановились полностью. Черпая ложкой суп, я размышляла о том, что же последует дальше. Поделившись своими сомнениями с товарищами по несчастью, я получила единогласный ответ: скоро за мной придут, даже старик Шилк не спорил с этим, только вот у него было свое мнение на счет причины, по которой это произойдет.
— Допросють с пристрастием, да и приговорят на вечное заключение.
— Не говори чепухи! — тут же заступился за меня Боул.
— Верно, не пугай девочку раньше времени, — успокаивающе проговорила Диза.
— А чего тут пугать ее? Оно ж видно, что девка себе на уме: по-нашенски ни слова не бормочет, отколь пришла — не допросишься! — взъелся старик, сверкая маленькими глазками. — Вот ты спроси ее: кто такая, а?
Диза молча смотрела в стол, избегая встречаться со мной взглядом. Более решительный Боул и тот сидел тише мышки. Собравшись с силами, я решилась рассказать правду — благо словарный запас мой пополнился настолько, что говорить на подобные темы я могла без особого затруднения. За время, что я говорила, никто не проронил ни слова, даже вредный Шилк, и тот молчал, внимательно прислушиваясь к каждому слову. Выискивал подвох, не иначе.
— Такое случается редко, так что, даже не знаю, что тебе посоветовать, милая, — мягко проговорила Диза, когда рассказ мой подошел к концу.
— Говори правду, — твердо заявил Боул. — Иномирцев у нас не обижают, даже закон какой-то есть по этому поводу. В худшем случае тебя просто выставят за пределы Светлого леса.
Я благодарно улыбнулась брату с сестрой. Облегчено вздохнув, я решила, что преград для общения в виде лжи и недомолвок больше не существует. Это хорошо, ибо за время моего пребывания в подземелье у меня накопилась добрая сотня вопросов. Вот, например, что такое куссаль, и почему из-за этого брат с сестрой обречены на вечное заключение. Выслушав мой вопрос, Диза грустно улыбнулась: