— Ну, и что скажешь?
Отец был не слишком впечатлен.
— Пустышка, верно? — признался Гэвин. Ты сам сказал, сынок.
— Зато я всегда был осторожен, как ты меня учил. Никаких внебрачных детей, которые будут потом меня разыскивать.
Чертовски рад.
— Да и что бы они во мне нашли, верно?
Отец высморкался и трижды утер нос. Сперва слева направо, потом опять слева направо и наконец справа налево. Совсем не изменился. А потом он тихонько улизнул.
— Хрен старый.
Игрушечный поезд, проносящийся мимо, издал протяжный гудок, и Гэвин отвел взгляд от могилы. В двух ярдах от него неподвижно стоял он сам — собственной персоной. На нем была та же одежда, что и неделю назад, когда он покинул квартиру. От постоянной носки она измялась и потерлась. Но тело! О, это тело словно светилось изнутри, оно было прекраснее, чем его собственное, даже в лучшие времена. Оно почти сияло в блеклом моросящем свете; и слезы, покрывавшие щеки двойника, только придавали выразительности его чертам.
— Что случилось? — спросил Гэвин.
— Не могу удержаться от слез, когда прихожу сюда, — перешагивая через могильные холмики, оно направилось к Гэвину, с шорохом ступая по гравию и бесшумно — по траве. Так похоже на реальность.
— Ты уже бывал здесь?
— Конечно, множество раз, все эти годы…
«Все эти годы»? Что оно хочет сказать, «все эти годы»? Неужели оно оплакивало здесь свои жертвы?
И будто в ответ:
— Я навещаю отца. Два, иногда три раза в год.
— Но он не твой отец, — возмутился Гэвин, которого эта ложь почти позабавила, — а мой.
— Я не вижу слез на твоем лице, — возразил двойник.
— Зато я чувствую…
— Ничего ты не чувствуешь, — сказало ему его собственное лицо. — Говоря откровенно, ты не чувствуешь ровным счетом ничего.
И это была правда.
— В то время как я… — и тут слезы у двойника полились ручьем, потекло из носа, — я буду скучать по нему до самой смерти.
Существо явно играло, иначе и не могло быть, но почему же тогда в глазах его светилось такое горе и почему его черты так уродливо искажались, когда оно плакало? Гэвин редко давал волю слезам: ему казалось, что, плача, он выглядит глупо и беззащитно. Но двойник его даже радовался слезам, гордился ими. Для него это был момент триумфа.
Но даже теперь, понимая, что двойник обскакал его, Гэвин не испытал ничего, даже отдаленно напоминающее горе.
— Ради бога, — сказал он, — если хочешь, истекай тут соплями. Мне не жалко.
Но существо, казалось, не слышало.
— Ну почему это так больно? — вопросило оно после некоторого молчания. — Почему именно чувство потери делает меня человеком?
Гэвин пожал плечами. Что может он знать о великом искусстве быть человеком? Существо утерло нос рукавом, всхлипнуло и попыталось улыбнуться сквозь слезы.
— Прости, — сказало оно, — я веду себя по-идиотски. Извини, пожалуйста.
Оно глубоко вздохнуло, стараясь взять себя в руки.
— Все в порядке, — ответил Гэвин. Эта сцена привела его в замешательство, и ему не терпелось уйти. — Твои цветы? — поинтересовался он, отворачиваясь от могилы.
Существо кивнуло.
— Он терпеть не мог цветов.
Оно вздрогнуло.
— А-а-а.
— Да ладно, разве он знает?
Гэвин больше не оглядывался на истукана, просто отвернулся и пошел по тропинке, бегущей вдоль церкви. Через пару ярдов существо окликнуло его:
— Дантиста не посоветуешь?
Гэвин усмехнулся и пошел дальше своей дорогой.
Приближался час пик. Церковь стояла возле дороги, ведущей в пригород, которая уже была забита движущимися машинами: наверное, сегодня пятница, и самые первые беглецы спешили по домам. Ярко вспыхивали огни, голосили гудки.
Гэвин вступил в самую гущу потока, не глядя ни налево, ни направо, не обращая внимания на визг тормозов и проклятия, — и пошел навстречу движению так, будто решил прогуляться по открытому полю.
Проезжавшая мимо машина зацепила его ногу на полном ходу, другая чуть не врезалась в него. Их стремление попасть куда-то, приехать туда, откуда им не захочется тут же уехать вновь, было смехотворно. Пусть себе злятся на него, пусть ненавидят его, пусть кидают беглые взгляды на его стершееся лицо и с неспокойным чувством едут домой. Если обстоятельства сложатся удачно, то кто-нибудь из них запаникует, вильнет вбок и задавит его. Будь что будет. Отныне он целиком во власти случая, чьим знаменосцем он вполне смог бы стать.
Брайан Ламли
Некрос
Перевод: П. Матвейц
Брайан Ламли — автор популярного цикла романов о вампирах «Некроскоп» («Necroscope»). Уроженец северовосточного побережья Англии, он в начале 1960-х служил в рядах корпуса Королевской Военной Полиции, расквартированного в Берлине. На этот период приходится пик его увлечения творчеством Г. Ф. Лавкрафта. Влияние прославленных мифов Ктулху Лавкрафта ощутимо в ранних рассказах Ламли «The Caller of the Black», «The Horror at Oak-dene and Other», а также в романе «Beneath the Moors».
Творчество Г. Ф. Лавкрафта нашло отражение и в последующих, более зрелых произведениях автора, вплоть до появления в 1986 году романа «Некроскоп», в одночасье сделавшего Б. Ламли знаменитым. В скором времени за «Некроскопом» последовали: «Necroscope II, Vamphyri», «Necroscope III, The Source», «Necroscope IV, Deadspeak» и «Necroscope V, Deadspawn». В начале 1990-х Б. Ламли выпустил в свет трилогию «Vampire World», дилогию «Necroscope: The Lost World», а также серию из трех книг «Е-Branch». Успех «Некроскопа» спровоцировал появление целой одноименной отрасли в индустрии комиксов, сувенирной продукции и ролевых игр. В Великобритании проводятся ежегодные встречи поклонников творчества Б. Ламли.
На русский язык были переведены следующие произведения Б. Ламли: «Некроскоп», «Вамфири», «Источник», «Голос мертвых», «Тварь внутри тебя», «Из глубины», «Психомех», «Титус Кроу», «Беспощадная война», «Возвращение Титуса Кроу», «Путешествие в мир снов», «Дом дверей», «Дом дверей: второй визит», «Воин древнего мира», «Возвращение Некроскопа», «Сын Некроскопа».
В 1998 году Б. Ламли был удостоен звания Мэтра на Всемирном съезде «World Horror Convention». В 2002 году вниманию читателей была представлена антология «The Brian Lumley Companion».
«Некрос» (1984) — одно из лучших произведений Б. Ламли. Лихо закрученный сюжет, традиционная «вампирская» тема, неожиданный финал — вот составляющие успеха этого маленького шедевра. По мотивам этого рассказа была снята одна из серий канадского фильма «The Hunger» (1997).
I
Старая женщина в выцветшем голубом платье и черном платке остановилась в тени навеса ресторанчика Марио и кивнула хозяину в знак приветствия. Губы ее растянулись в улыбке, обнажив редкие зубы. Грузный сутулый подросток — дурачок в джинсах и грязной футболке, скорее всего внук, держал ее за руку и, безучастно переминаясь с ноги на ногу, пускал слюни.
Марио добродушно кивнул в ответ и с улыбкой завернул кусочек черствой фокаччи в плотную бумагу, после чего вышел из-за стойки и вручил сверток женщине. Посетительница сердечно пожала руку Марио и направилась к выходу.
Неожиданно все ее внимание обратилось на противоположную сторону улицы. Она разразилась потоком колоритной брани, и, несмотря на слабое знание итальянского, я, во многом благодаря интонациям, уловил нотки ненависти в ее голосе.
— Чертово отродье! — вновь и вновь повторяла старуха. — Свинья!
Указывая пальцами дрожащей руки на то, что так сильно ее возмутило, она еще раз произнесла: «Чертово отродье!» — и уже при помощи обеих рук произвела красноречивый жест, тот, которым обычно итальянцы стараются защитить себя от всякого зла. Соленый хлебец, выпавший из рук разгневанной женщины, был ловко подхвачен дурачком.
Затем, все еще бормоча проклятия низким гортанным голосом и таща за руку шаркающего ногами и смачно чавкающего идиота, она стремительно зашагала по улице и вскоре исчезла из виду в ближайшей аллее. Но лишь одно слово, брошенное этой женщиной на ходу, напрочь засело в моей памяти: «Некрос». Несмотря на то что слово было мне незнакомо, я принял его за ругательство, поскольку она произнесла его с явным отвращением и неприкрытой злобой.
Я отхлебнул немного «Негрони», сидя за маленьким круглым столиком под навесом у заведения Марио. Любопытство заставило меня взглянуть на объект яростных нападок старой карги. Им оказался автомобиль, белый «ровер» с откидным верхом, модель нынешнего года. Он медленно продвигался в потоке праздничного дня. Единственное, из-за чего стоило посмотреть на эту машину, была девушка, сидевшая за рулем. Ее спутник, сморчок, чью голову украшала обвисшая белая шляпа, также вызывал интерес, однако по-настоящему достойной внимания была лишь она одна.
Мимолетного впечатления оказалось достаточно, чтобы я почувствовал себя ошеломленным. Совсем неплохо. Я думал, что уже и не способен ощутить снова то, что обычно чувствует мужчина, глядя на прелестную девушку. После Линды такое было трудно даже вообразить, и вот…
Она была молода, скажем, двадцати четырех или двадцати пяти лет. Выходило, что между нами была незначительная разница в возрасте. Сидя за рулем, она держалась изящно, сохраняя величественную осанку. Черные как смоль волосы были прикрыты белой широкополой шляпой, плохо сочетающейся с головным убором ее спутника. Лицо было свежим и сочным, словно персик.
Я привстал, чтобы лучше рассмотреть девушку, и, на мое счастье, поток машин приостановился на какое-то время. В тот же миг она повернула голову и взглянула на меня. Черты этого лица поразили меня в самое сердце — я был безнадежно ранен. Девушка оказалась прекрасной, как юная богиня.
Темно-зеленые глаза ее сияли. Правильной миндалевидной формы, они располагались немного наискосок к переносице. Брови — тонкие и прямые, щеки — пухлые, губы — словно алый лук Купидона, длинная белая шея резко контрастировала с ярко-желтой блузкой. И конечно же, улыбка.
Да, она улыбалась.
Ее взгляд, поначалу излучавший холод, наполнился любопытством, затем злобой. Наконец, заметив мое смущение, девушка просияла улыбкой. В тот момент, когда ее внимание вновь переключилось на дорогу и взгляд устремился в бесконечность потока машин, мне почудилось, что на ее пухлых сочных щечках вспыхнул яркий румянец. А потом она исчезла.
Чуть позднее я вспомнил о том маленьком сморщенном человечке, сидевшем подле нее. По правде говоря, мне не удалось тогда его хорошо рассмотреть, но то, что я увидел, заставило меня поежиться. Он также проявил интерес к моей персоне, оставив у меня в памяти колючий умный взгляд крошечных, как бусинки, птичьих глаз, глядевших из-под шляпы. Он задержался на мне взором лишь на мгновение, затем отвернулся, уставившись прямо перед собой, однако мне все еще казалось, будто я чувствую на себе вопросительный взгляд этого драного ворона в шляпе.
Я полагал, что сумел верно истолковать выражение его глаз. Скорее всего, он не впервые сталкивался с пялившимися на него, а точнее, на его спутницу, молодыми людьми. Взгляд этого человека был ответной угрозой на угрозу, и, поскольку опыта отпора навязчивым незнакомцам у него было, видимо, более чем достаточно, я ощутил его превосходство в данной ситуации.
Я обратился к Марио, великолепно говорившему по-английски:
— А она имеет что-нибудь против дорогих автомобилей и богатых людей?
— Кто? — не отвлекаясь от своих дел, переспросил Марио.
— Старушка, та женщина с дурачком.
— А… — Он кивнул. — В основном против того маленького человечка в машине, так мне кажется.
— Как так?
— Хотите еще «Негрони»?
— С удовольствием, и налей-ка одну рюмочку себе, я угощаю, но с условием, что ты мне все объяснишь.
— Как вам будет угодно, но вам ведь интересна лишь девушка, я правильно понимаю? Так? — Он осклабился.
Я пожал плечами:
— Она хорошенькая…
— Да, я видел ее. Ну а все прочее — просто предания старины глубокой, не более. Как, например, ваш английский Дракула, верно?
— Трансильванский Дракула, — поправил я.
— Как вам будет угодно. А Некрос — это имя призрака.
— Некрос — вампир?
— Да, привидение.
— И это настоящая легенда? Старинная?
На лице Марио отразилось сомнение. Он развел руками.
— Местная легенда. Лигурийская. Я помню ее с детства. Если я вел себя плохо, этот самый Некрос должен был явиться и сцапать меня. Теперь, — он пожал плечами, — уже никто не забивает себе голову подобной чепухой.
— Как злой Бука. — Я понимающе кивнул.
— Кто?
— Никто. Так что же та старушка никак не угомонится? Марио опять пожал плечами:
— Может, она полагает, что тот самый человек и есть Некрос. Она есть сумасшедший, понимаешь? Повернутый. Tutta la famiglia!
Мой интерес к происходящему нарастал.
— И о чем говорится в легенде?
— Призрак забирает твою жизнь. Ты стареешь, а он становится моложе. Это как сделка: он дает тебе то, что ты пожелаешь, а взамен получает то, что хочет. А хочет он всегда молодость, только вот расходует ее слишком быстро, и вскоре ему надо еще и еще. Все время требуется молодость.
— Что за сделка такая? Что, собственно, имеет с этого жертва?
— То, что пожелает, — повторил Марио и улыбнулся. Его смуглое лицо покрылось лучиками морщинок. — В вашем случае — девушку. Вот. Если, конечно, тот человек был Некросом…
Он вернулся за стойку, а я остался допивать свой «Негрони». Разговор был окончен, и больше я не думал о рассказанном Марио. До поры до времени.
II
Разумеется, мне следовало путешествовать по Италии с Линдой, но… Я терпел ее «маленького Джона» в течение двух недель, после чего плюнул и напился, чем и привел в действие механизм разрушения идиллии. Это случилось месяц назад. Поездка в отпуск была забронирована, и я решил не отказываться от жаркого солнца, отправившись в гордом одиночестве. Погода стояла чудесная, купания освежали, а кухня была просто выше всяких похвал. За два дня до окончания отпуска я отметил для себя, что все идет не так уж плохо. Но с Линдой было бы лучше.
Линда… Я по-прежнему думал о ней. Воображение рисовало мне ее сидящей рядом даже в тот вечер, когда я расположился в баре гостиницы возле распахнутой двери на балкон, увитой бугенвиллеей, и любовался видом на залив, освещенный огнями ночного города. В моем сознании она была совсем близко. Я грезил о ней наяву. И, естественно, не обратил внимания на появление прекрасной незнакомки в сопровождении сморчкоподобного спутника. Я заметил их лишь в тот момент, когда они уже усаживались за маленький столик по другую сторону от открытой балконной двери.
Так близко я ее еще не видел…
Похоже, первое впечатление не было досадной ошибкой. Девушка просто сияла ослепительной красотой. Сейчас она выглядела несколько иначе — чуть старше, но по-прежнему была очаровательной.
А старикан годился ей в отцы. Возможно, это прозвучит банально, но женщина вовсе не нуждалась в старике. Точнее, она нуждалась вовсе не в старике…
Чуть позже она заметила меня, и мой восторг перестал быть для нее тайной. Обратив свой взгляд в мою сторону, она одновременно улыбнулась и смущенно покраснела. На мгновение девушка посмотрела в сторону, но только на мгновение. К счастью, ее спутник сидел спиной ко мне, иначе он непременно понял бы, что я чувствовал в тот момент. Когда она взглянула на меня вновь, на этот раз только и только на меня, в ее глазах читался призыв, и все горькие обеты, данные мною прежде, потеряли всякий смысл и были немедленно забыты. Боже, сделай так, чтобы он оказался ее отцом!
Я просидел в баре еще час и, вероятно, немного перебрал с коктейлями, закусывая их оливками и картофельными чипсами из маленьких блюдец, стоявших на барной стойке. Все это время я старался, насколько это было вообще возможно, хотя бы ради приличия, не смотреть в сторону девушки, однако непрестанно думал о том, как лучше ей представиться. В конце концов я понял, что мудрить в этом деле не стоит.
Но вот как быть с этим стариканом? Да и черт возьми, ее призывный взгляд оставался первым и единственным за весь вечер. Неужели я ошибся? Или она просто ждет инициативы с моей стороны? Боже, ну сделай же так, чтобы он оказался ее отцом!