Морис осмотрел землю, прежде чем сесть, и сел там, где сидел накануне. Он вслушивался, но китайской музыки не слышал.
— Пагоды? — позвал он шепотом. — Пагоды?
Ничто не шевельнулось. Он оглянулся вокруг и увидел несколько кучек, которые узнал: терракотовые осколки с черными лилиями, светло-розовые осколки, совершенно белые.
— Не бойтесь, — прошептал он. — Я принес вам подарки.
Он вынул из кармана мешочек и раскрыл его на коленях. Достал один кусочек синего стекла и положил поверх ближайшей белоснежной кучки. Он не был уверен, но ему показалось, что она едва заметно дрогнула от его прикосновения. Он подождал немного, затем положил хрустальную бусинку на терракотовые обломки.
Медленно, кусочек за кусочком, обломки терракоты поднялись. Морис смотрел, как бусина перекатывается с осколка на осколок, передается от одного к другому и застывает на самом верху.
Другие пагоды задвигались. Они поднялись и собрались вокруг Мориса, держась на расстоянии. Он снова слышал их позвякивающую музыку и вдруг понял, что они спрашивают.
— Я Морис, — ответил он. — Меня зовут Морис Равель. Они запели ему, ему показалось, они называют свои имена.
Он никогда прежде не слышал таких. Кажется, терракотовые обломки выпевали «Ти Ти Тин».
— Так вы все китайцы! — засмеялся он.
Затем закашлялся и какое-то время не мог остановиться. Многие пагоды осели на землю, пока он кашлял. Но не Ти Ти Тин. Тот даже немного придвинулся к мальчику.
— Вы можете мне помочь? — спросил у него Морис. — Можете вылечить меня? Скажите мне, что делать, и я сделаю.
Все осколки замерли. Музыка окончательно замолкла.
— Я знаю, мои подарки не очень ценные, но это все, что я догадался принести сегодня.
Ничего не произошло. Пагоды больше ничего не говорили. Прошло немного времени, Морис видел, что пагоды движутся вокруг него. Он видел, как они копают в некоторых местах, выкапывают, решил он, осколки, которые подходят для их одеяний. В других местах они возводили что-то вроде защитного вала четырех или пяти дюймов высотой с острыми, выступающими наружу фарфоровыми краями. Каких крохотных врагов они опасаются? Как бы то ни было, они занимались своими делами, позабыв о его присутствии.
Когда он услышал голос матери, он босиком дошел до ступеней мастерской. Там и нашла его мать.
— Кровь из носа все еще идет? — спросила она.
Морис вынул затычки, кровь не шла. Он выбросил лоскуты, и они с мамой пошли домой.
В тот день кровь из носа больше не шла.
Перед сном бабушка заварила ему травяной чай, который она выписала из Испании. Священник из Сан-Себастьяна благословил этот чай, и бабушка даже заплатила, чтобы он приложил пакетик к кресту святой Терезы Авилской. Бабушка верила — чай излечит Мориса. Он выпил полную чашку, чтобы порадовать ее. На вкус чай был неплох.
Мама принесла из спальни свою щетку с серебряной ручкой и принялась расчесывать бабушке волосы. Она делала это каждый вечер перед сном. Ему нравилось класть голову бабушке на колени и наблюдать за ее лицом, пока мама расчесывала ей волосы. Бабушка прикрывала глаза и замирала, откинув голову назад. Иногда Морис засыпал, наблюдая за бабушкой, и маме приходилось будить его, чтобы отвести в постель. В этот вечер он не заснул. Он лежал головой на коленях у бабушки, пока мама не закончила расчесывать ее, тогда она повела его спать.
— Расскажи мне о пагодах, — попросил он маму, пока она до подбородка укутывала его одеялом.
— О, это волшебные существа! — ответила она. — Они живут в хрустальных и фарфоровых городах, спрятанных в лесу. Теперь люди редко видят их и их города. Но когда я была маленькой, твоя бабушка рассказывала мне о нехорошем человеке, который обнаружил такой город неподалеку отсюда. Он попытался украсть их драгоценности, однако пагоды напали на него со своими хрустальными мечами. Он бежал, но у него на руках и ногах на всю жизнь остались шрамы. И по этим шрамам каждый в Сибуре понимал, что он вор, и остерегался его.
Она поднялась, чтобы уйти.
— А пагоды могут лечить людей? — спросил Морис. — Раньше ты говорила, что могут.
Она посмотрела на Мориса, присела на край кровати и взяла его за руку.
— Иногда во сне можно услышать их пение, — сказала она. — Своей музыкой они навевают исцеление. Надеюсь, этой ночью ты услышишь их музыку, Морис. Как бы мне хотелось, чтобы пагоды поселились у нас в саду. Я бы позвала их к твоему окну и позволила петь всю ночь.
Когда мама ушла, Морис потрогал нос. Кровь не шла, хотя с зимы нос кровоточил почти каждый день. Он подумал о прогулках, которые теперь может совершать сам, несмотря на жар.
Пагоды помогают ему. Он уверен. Если он сможет остаться здесь подольше, они вылечат его.
Морис спал хорошо, но музыки не слышал. Он проснулся оттого, что на кухне спорили родители. Отец приехал. Часть его хотела выпрыгнуть из кровати, бежать в объятия отца, но он не стал этого делать. Вместо того он лежал, прислушиваясь к разговору. Слова было плохо слышно. Он встал с постели и съежился у двери. Услышал, как его отец произносит слова «доктор» и «кровопускание». Потом:
— Я тоже хочу, чтобы он поправился! Он же мой сын.
— Я никому не позволю снова пускать ему кровь, — отвечала мать.
— У него по-прежнему появляются синяки? У него по-прежнему жар?
— Да, но…
— Тогда доктор Перро знает, как ему помочь! Он использует старинные методы лечения лихорадки, опухолей, кровотечений из носа и беспричинного появления синяков у детей. Я верю в его методы больше, чем в травы и благословения священников.
— Морису здесь лучше. То, что делаем мы с мамой, помогает, хотя я не знаю, имеет ли благословение священников к этому отношение. Он сейчас настолько окреп, что каждый день гуляет. Он спит по ночам. А как он будет спать в Париже со всем этим уличным шумом?
— Ты не щадишь себя, — говорил отец. — Ты не можешь делать для него все сразу. Мы знаем недостаточно, Мари.
— Я знаю достаточно, чтобы не делать ему хуже.
— Все доктора, которых мы находили, сдались, сказали, создайте ему покой. Наконец доктор Перро решил, что может его спасти. Разве тебе не кажется, что мы обязаны попытаться, Мари? Не думаешь ли ты, что мы до конца дней будем корить себя за то, что не попытались?
Морис услышал достаточно. Он выпрямился и открыл дверь. Увидел родителей, сидящих за большим деревянным столом перед очагом. Бабушка еще оставалась в своей спальне.
— Морис, — воскликнул отец. Он встал и шагнул к сыну. Морису не хотелось, чтобы отец прикасался к нему, но тот уже опустился на колени и притянул его к себе. — Дай-ка на тебя посмотреть! Загорел. Наши соседи в Париже подумают, что я усыновил крестьянского мальчишку, когда я привезу тебя домой.
— Я не хочу в Париж, папа, — сказал Морис. — Не забирай меня туда.
— Ты не хочешь в Париж? Как можно такое говорить? Наш дом в величайшем городе мира.
— Я люблю здесь лес, папа. Он волшебный.
— Все леса волшебные, — ответил отец.
Мать расставляла тарелки, и, когда вышла бабушка, они сели завтракать. Сыром, свежим хлебом, клубникой и молоком.
— Не увозите меня больше в Париж, — выпалил Морис, прежде чем кто-нибудь успел проглотить хотя бы кусочек.
Мать с отцом переглянулись. Некоторое время все ели молча. Отец откашлялся.
— А когда ты ходишь на свои прогулки, Морис? — спросил он. — Можно мне сегодня пойти с тобой? Я хочу посмотреть на твой волшебный лес.
Морис понял, что выбора у него нет. Они пошли, на этот раз в полдень. Морис беспокоился. Он не хотел, чтобы отец нечаянно наступил на пагоды или разрушил их. Он решил не водить отца к кучам битого фарфора. Они остановятся у старой гончарни или вообще не будут заходить под деревья. Он скажет, что ему стало плохо, и отцу придется вести его домой.
Отец нес в одной руке корзину с едой, а другой держал за руку Мориса. Они прошли через сад, где работала бабушка. При их приближении она распрямилась и потерла спину.
— Какое прекрасное лето, — произнесла она. — На растениях почти нет слизней. И на салате нет, и в клубнике я нашла только одного на прошлой неделе. Если бы еще отогнать птиц.
— Я сделаю пугало, когда мы вернемся, — пообещал отец Мориса. — Оно поможет.
Бабушка улыбнулась и снова взялась за мотыгу. Морис с отцом дошли до реки. Морис не был голоден.
— Ты должен есть, чтобы становиться сильнее, — сказал отец. — Вот, возьми еще кроличьей грудки. Мясо сделает тебя крепче.
— Да, папа, — ответил он и съел мясо. Оно было солоноватое и вкусное.
— Те деревья и есть лес, где ты гуляешь? — спросил отец, указывая рукой.
Скоро они уже были под деревьями у развалин гончарной мастерской. Они шли медленно. У Мориса заболели ноги, ему не пришлось это выдумывать.
— Может, посидим здесь немного? — спросил Морис, и они присели на ступени.
Отец растер Морису ноги, потом обнял за плечи и притянул к себе.
— Я… — начал он, но тут же умолк. Отвернулся. Просто держал Мориса за плечи.
Морис посмотрел на кучи фарфора. Они сверкали, но отец ничего о них не сказал. Морис оглядывался вокруг в поисках пагод, но не увидел ни одной. Это его не удивило. Они спрятались при их приближении.
Но что-то шевелилось на ближайшей куче. Что-то темное. Морис выпрямился. Отец пнул что-то у себя под ногами, и Морис увидел, что это слизняк в панцире. Он немного полежал в пыли, куда его сбил отец, а затем пополз к кучам.
— Это все слизни на той насыпи, папа? — спросил Морис. Отец посмотрел туда, куда он указывал.
— Думаю, да. Странно. Я никогда не видел, чтобы они так собирались. — Он поднялся, чтобы пойти к куче.
Морис схватил его за руку.
— Не надо, папа!
— Это просто слизни, Морис.
— Нужно внимательно смотреть, куда наступаешь. Можно навредить кому-то и не заметить.
— Это слизням-то? Твоя бабушка будет признательна, если мы их затопчем.
— Нет, ты не понимаешь. Если мы туда пойдем, давай я покажу, куда надо ступать.
Отец снова сел рядом с ним:
— Значит, волшебное начинается здесь, да? И чему же мы не хотим навредить?
Его отец весело улыбнулся. Морис знал, папа считает это игрой, но ему было все равно. Он должен добраться до насыпей и увидеть, что происходит.
— Сними ботинки и ступай туда же, куда и я, — сказал Морис.
Они расшнуровали ботинки, и отец пошел вслед за ним. Морис беспокоился по поводу больших ног отца, но по дороге он не заметил ни одной пагоды, на которую отец мог бы наступить. Осколки, мимо которых они проходили, не были вымытыми и обточенными.
Ближайшая куча представляла ужасное зрелище. Она вся была покрыта слизнями в панцирях. Они облепляли ее темной массой, иногда слоем в три-четыре штуки.
— Тестацеллы, — произнес отец, — панцирные слизни. Они едят земляных червей и других слизней. Не удивительно, что в саду у бабушки нет слизняков. Если такие тестацеллы появляются где-нибудь, они сметают все на своем пути.
Морис высматривал пагоды. Куда они ушли, чтобы спастись от этих мерзких слизней, пожирателей других слизней?
— Я никогда не видел столько сразу, — продолжал отец. — Может быть, у них брачный сезон?
Морис ощутил, как его охватывает паника. Он знал, эгоистично думать только о себе, но если слизни сделают что-нибудь с пагодами или прогонят их отсюда и он не сможет их найти, он никогда не поправится.
— Кажется, они пытаются добраться до тех двух куч, но что-то им мешает, — сказал отец.
Это был построенный пагодами вал. Теперь Морис понимал, чего опасались пагоды, зачем они строили стену. Но что нужно здесь слизням? И где сами пагоды?
Потом он увидел терракотовые осколки и осколок с геральдической лилией, лежащие на земле у разрушенной части стены. Три слизня шуршали среди обломков.
— Нет! — выкрикнул Морис. Он помчался к Ти Ти Тину.
— Вернись, Морис! — позвал отец. — Ты поранишь ноги!
Но Морис не поранился. Он шагал по траве, цветам и слизням. Он радовался хрусту панцирей под ногами. Он снял с Ти Ти Тина трех слизней и выкинул их в реку, опустился на колени, чтобы поднять кусочки пагоды.
— Что это? — тихо спросил отец. Он стоял рядом.
— Пагода, — ответил Морис. Он едва мог говорить. Он не заплачет, сказал он себе. Он не позволит себе плакать на глазах у отца.
Отец опустился на колени рядом с Морисом:
— Что такое пагода?
Морис протянул на ладони терракотовые осколки, чтобы отцу было видно. Поднял кусочек с черной лилией.
— Его положил я, — пояснил он. — И подарил ему хрустальную бусину. Я не вижу бусины.
— Вот она, у твоей правой ноги. — Отец поднял бусину и отдал Морису.
— Я видел, как они строили эту стену, — сказал Морис, кивая на низкую стенку перед ними. — Но не знал, для чего они это делают.
— Тогда этот твой пагода храбрец.
Морис увидел, что некоторые пагоды, которых он узнал, лежат по эту сторону стены: розовая, белая с кусочком синего стекла, который он подарил, разноцветные кучки.
— Нам нужно идти, папа. Они не смогут биться, пока ты смотришь.
Отец встал. Он собрал горсть слизней и швырнул их в реку.
Морис шагнул вперед и положил кусочки Ти Ти Тина рядом с другими пагодами. Может быть, они сделают что-нибудь для него. Он утер глаза и немного подождал, но ни одна пагода не поднялась. Ему хотелось, чтобы они доверились его отцу и поднялись помочь Ти Ти Тину, или хотя бы поднялись, чтобы сражаться со слизнями.
— Они пробили твою стену вон там, — сказал отец. — Давай выкинем слизней, которые заползли на кучу.
— Это не моя стена, — возразил Морис.
— Стену пагод, я хотел сказать.
Морис пошел за слизнями, которые переползли через стену. Они копошились среди осколков пагод за стеной. Они их едят. Морис догадывался, шагая вперед, что, возможно, он топчет пагоды, а не только слизней. Он не знал, что хуже: его вес или панцирные слизняки. Он бросал слизней в реку, горсть за горстью. Ноги болели, и руки болели, из носа снова пошла кровь.
— Морис, — позвал отец. — Идем домой. Ты сделал все возможное.
Они сели на ступени разрушенной мастерской и стянули отсыревшие носки.
— Лучше просто выбросить, — сказал отец. — Никто не станет их стирать.
Обтерли ноги о траву и натянули ботинки. Морису пришлось запрокинуть голову, чтобы кровь не накапала в них, пока он обувается. Он нашел окровавленные затычки, которые выбросил днем раньше, и сунул их в нос. Он видел новых слизней, медленно ползущих к насыпям.
— Пагоды помогают мне, папа. Они лечат меня. Папа на некоторое время задумался.
— Уверен, это так, — сказал он. — Мы все хотим тебе помочь. Твоя бабушка — священниками. Мама — хорошей едой, сном и покоем. Я тоже хотел бы сделать что-нибудь для тебя, Морис. Я старался. Уверен, пагоды сделают что смогут.
Он взял сына за руку и повел. Когда они вышли на дорогу, ему пришлось нести Мориса.
Но Морис решил, что не сделал всего возможного, чтобы помочь пагодам. Он лежал в лихорадке и слушал, как родители тихонько разговаривают за столом. Отец пытался убедить мать вернуться в Париж на недельку-другую. Морис знал, что там будет. Доктор Перро и кровопускание. Морис знал, что там с ним будет без пагод.
А пагодам самим нужна помощь. Он не может позволить слизням сожрать их, помогают они ему или нет. Разумеется, никто не поверит его рассказам о пагодах. Все решат, что он это выдумал.
После того, как родители и бабушка ушли спать и он некоторое время прислушивался к похрапыванию отца, Морис выбрался из-под одеяла. Он не раздевался и натянул на себя одеяло до того, как пришла мама, поэтому никто не догадался, что он до сих пор в одежде. Он надел свитер. Подхватил ботинки, открыл дверь спальни и оглядел большую комнату. Никто не бодрствовал. Он босиком прокрался на кухню и осторожно придвинул стул к буфету. Встал на стул и открыл верхнюю дверцу. Достал бабушкин мешочек с солью. Он потом отдаст ей часть своих денег, чтобы расплатиться за соль. Слизняки ненавидят соль. Ею-то он и отгонит их от пагод.