– Может быть, мы вместе поедем? – робко предлагает Арсен. – Ты поведёшь машину. Ведь тебе это ничего не стоит.
– Нет, свои проблемы ты должен решать сам. Как казаться умным – так ты единственный и неповторимый, а как разруливать собственные ошибки, как зайка, шмыг в кусты? Якуб твой друг, и ты несешь за него ответственность. Тем более, после того, как ты его так подставил.
– Но что, если я не справлюсь? – повышает голос Арсен. – Со мной что-то случится в дороге?
– А ты постарайся сделать так, чтобы все прошло гладко. Это в пределах твоих возможностей. Собирайся. Времени в обрез. Чтоб через пять минут тебя здесь не было!
Арсен бросает на меня взгляд, полный недовольства и скорби. Перешагивая через ступеньку, поднимается на второй этаж. Через несколько минут спускается, переодетый в плотные джинсы и теплый свитер. На носу солнцезащитные очки. На плече спортивная сумка.
– Мне нужны деньги, – говорит он. Молча протягиваю ему несколько купюр.
– Почему так мало? – удивляется Арсен.
– Этого должно хватить. Будут трудности – звони. Помогу советом.
– Все строишь из себя крутого, папочка, – ворчит Арсен, натягивая пальто. – Думаешь, все вокруг должны быть такими?
– Насчет всех не могу сказать. Но мой сын – точно, – спокойно отвечаю я. Он скрывается за дверью. Подхожу к окну, смотрю, как он идет по дорожке к калитке. Пусть у него все получится и он вернется домой в полном порядке. Если бы я умел молиться, то просил бы небо только об этом. Сую руки в карманы джинсов и натыкаюсь пальцами на свернутую бумажку. Вытаскиваю ее, разворачиваю. Рисунок Саида. Та самая заколка, которую он видел рядом с телом Елены. Поднимаюсь на второй этаж и стучу в комнату к Айлин.
– Можно, – добродушно кричит она. Толкаю дверь. Девушка лежит на постели. На ней длинная безразмерная футболка, забавные носки с котиками, волосы стянуты летной, в ушах – наушники. Воздух буквально пропитан ароматами лаванды и ромашки.
– Как ты себя чувствуешь? – спрашиваю я, садясь на краешек ее постели.
– Физически – вполне прилично, больше ничего не болит. А морально… Так себе. Америго ушел? – ее голос звучит устало.
–Да. Постарайся не убивать его в ближайшие сутки. У него в заложниках наш друг.
– Только в ближайшие сутки? – уточняет Айлин.
– Да. Потом он весь твой, – вытаскиваю рисунок, тщательно разглаживаю его, положив на покрывало. – Тебе знакома эта вещь?
– Конечно. Это заколка Ады, – разглядывая изображение, говорит Айлин. – В последнюю неделю она носила только ее. Необычная вещь.
– Скажи, а какие отношения были между твоей бабушкой и Адой? Они ладили?
– Не особо. Бабуля не любила ее, считая выскочкой и проституткой. Не знаю, почему она так думала, Ада совсем не такая. Она очень скромная, честная, добрая… – в раздумье произносит Айлин.
– Но ведь мнение бабушки тоже на чем-то было основано? – мне не хочется верить в предположение Елены, но Матвей говорил что-то похожее о молодой учительнице. Что это, совпадение или в этом, правда, что-то есть?
– Она видела Аду в клубе, танцующей с его владельцем, Рудольфом Вагнером. Пожилым людям иногда достаточно ерунды, чтоб создать целую историю, – словно стесняясь выводов старшей родственницы, говорит Айлин.
– Между ними не было конфликтов?
– Неужели ты серьезно думаешь, что Ада могла убить бабулю? – прижимая к животу подушку, спрашивает Айлин. В голосе слышатся озабоченность и сомнение. Футболка сползает с плеча, обнажая клеймо, но она не замечает этого.
– Скорее, хочу исключить эту вероятность, – признаюсь я. – Что скажешь?
– Они ссорились незадолго до гибели бабушки. Бабуля просила ее больше не приходить к нам в дом. Ада сказала, что будет это делать вне зависимости от ее желания, потому что здесь живет ее ученица. Обе были очень взвинчены и расстроены. После этого мы общались с учительницей только в школе или у нее дома.
– Как к этому отнеслась Елена?
– Она просила меня держаться от нее подальше. Но Ада моя подруга… Я не могу отказаться от дружбы с ней. Это будет неправильно.
– Сабина дружит с ней? Мне показалось, она ей не очень по душе.
Айлин трогательно улыбается.
– Саб ревнует, – говорит она. – Ведь раньше все мое внимание принадлежало ей, а теперь ей приходится делить его с Адой.
– И как это выражается?
– Сплетничает о ней, придумывает всякие небылицы… Но я понимаю, в чем суть, и не реагирую. Люблю их обеих. Ведь, кроме них, у меня никого нет. Ну, теперь еще ты, но мы оба знаем, что это ненадолго.
– Откуда у тебя шрамы? – осторожно спрашиваю я, и Айлин опускает глаза.
– Упала.
– Расскажи правду. Тебе самой станет легче после этого, – прошу я.
– Я же говорю – упала. Меня столкнули со второго этажа. Это порезы от стекла. Я пролетела через крышу оранжереи. Если бы не профессор Рогожкин, я бы, наверное, умерла от потери крови. Он спас меня, – говорит Айлин. – Наложил жгут, вызвал врачей и не отходил от меня, пока я не оказалась в реанимации.
– Ты знаешь, кто это сделал? – на меня накатывает ярость.
Айлин отрицательно мотает головой, гладя рукой подушку.
– Саб утверждает, что это была Ада. Но этого не может быть. Пару раз мы даже ругались с ней из-за этого, – с грустью говорит она.
– Ложись спать. Уже поздно.
Она послушно забирается под одеяло. Целую ее в лоб, выключаю настольную лампу.
– Спокойно ночи, – желаю ей я, видя, как в темноте блестят ее глаза.
– И тебе, – отвечает она, подкладывая ладони под щеку. Выхожу из ее комнаты, спускаюсь в гостиную. Мои мысли крутятся возле учительницы. Я должен задать ей несколько вопросов для своего же успокоения. И хочу сделать это немедленно. Хватаю пальто, наспех натягиваю его на себя, выбегаю на улицу. Быстрым шагом иду к дому, где она живет.
Глава 17
Ада встречает меня заспанной. Ее волосы растрепаны, на плечи поверх черной сорочки на тоненьких бретельках, наброшен шелковый халат. Он едва прикрывает бедра, подчеркивая стройность ее ног. Машинально бросаю взгляд на часы. Еще нет одиннадцати.
– Привет, – она встает на цыпочки, обнимает меня за шею. Запускаю ей пальцы в волосы, второй рукой прижимаю ее к себе, чувствуя тепло ее тела. Желание заняться с ней сексом просыпается мгновенно, вытесняя все прочие намеренья.
– Я тебя разбудил? – приложив усилия, чтобы выпустить ее из объятий, спрашиваю ее. Она мотает головой, золотистые локоны забавно касается ее щек.
– Хочешь чаю? – Ада направляется на кухню, шлепая по полу босыми ногами. – Я люблю черный с бергамотом. А ты?
– Предпочитаю другие напитки, – уклончиво отвечаю я, идя следом за ней. Спохватившись, снимаю пальто, вешаю его на стул.
– Обувь можешь не снимать, – великодушно разрешает Ада. – Как там Айлин? Она показалась мне какой-то странной. Не такой, как всегда.
– Все в порядке. Уложил ее спать, – отвечаю я, не сводя глаз с ее стройной фигуры.
– Тебе, наверное, нелегко приходится, ведь вы почти ровесники, – интересуется Ада, наливая в чайник воду из-под крана, – Тем более, учитывая, что для Айлин авторитетов не существует.
– Пока мы не убили друг друга.
– Откуда ты знаешь Елену? Для всех было сюрпризом, что она назначит опекуном тебя… – признается Ада, снимая с полки две чашки. – Определился, что будешь пить?
– У тебя есть красное вино?
– Совсем чуть-чуть, – вздыхает Ада, вытаскивая из шкафчика початую бутылку. Вина в ней не больше, чем на один бокал.
– Пойдет, – улыбаюсь я. – И кто вы думали, станет опекуном девушки?
– Ну… – Ада мнется, – предполагалось, что это буду я. Не могу сказать, что я была бы счастлива взвалить на себя такую ответственность, но это было логично. Мы дружили.
– Я слышал, что вы с Еленой поссорились. Из-за чего?
– Она внезапно перестала доверять мне. Не знаю, с чем это было связано… Попросила держаться подальше от Айлин и ее дома. Оскорбила меня. До сих пор не пойму, в чем я перед ней провинилась, – кладя в заварной чайник ложку черного чая, сокрушается Ада. – Меня это очень сильно расстроило. Все эти три года я старалась заменить Айлин мать, которой у нее никогда не было… Елена видела это, одобряла – и такая реакция… Более чем странно, на мой взгляд.
– Какой она была в последние дни?
– Нервной, агрессивной. Могла выйти из себя по любому пустяку. Айлин боялась ее. Она и так часто поднимала на нее руку, но тогда… Все это сменялось припадком безумной любви и заботы, отчего девочка просто боялась возвращаться домой, – откровенничает Ада, доставая бокал для меня. Елена рукоприкладствовала? Бывшая возлюбленная с каждым днем открывается для меня с новой, неожиданной стороны.
– Тебе это знакомо? – вытаскиваю из кармана рисунок Саида и раскладываю его на столе. Ада подходит, склоняется над ним, несколько секунд рассматривает, потом поднимает голову и, прищурившись, смотрит на меня.
– Что все это значит, Зотикус? – строго спрашивает она. – Ты подозреваешь меня в убийстве Елены?
– Я всего лишь спросил, знакомо ли тебе это, – напоминаю я.
– Это моя заколка. Могу поспорить, Айлин ее уже опознала, – жестко отвечает учительница и выжидающе смотрит на меня. – Ты понимаешь, что обижаешь меня своими подозрениями?
– Свидетель видел это украшение рядом с телом Елены. Мне не хочется тебя подозревать, но я хочу знать, как и зачем оно туда попало, – спокойно произношу я. Напряжение учительницы спадает.
– Понятия не имею, – Ада выбегает из кухни и через минуту возвращается, неся в руках злосчастную заколку. – Как видишь, она все еще у меня. Так что вполне возможно, что твой свидетель просто врет.
– Кому-то выгодно оговорить тебя? – беря в руки заколку, спрашиваю я.
– Не знаю, – пожимает плечами Ада. – Мне кажется, что я слишком хорошая, чтобы иметь недоброжелателей, но, наверняка, они есть.
– Это очень дорогая вещица, – задумчиво говорю я. – Откуда она у тебя?
– Дорогая? – искреннее удивляется Ада. – Мне подарила ее Сабина. Мы поссорились с ней перед этим, она обвиняла меня в нелепых вещах… Этот подарок был шагом к примирению с ее стороны.
– Вот даже как…– делая глоток вина, задумчиво произношу я, вспоминая Сабину.
Ада и садится ко мне на колени. Обнимает за шею, целует в губы. Не остается ничего, кроме слепого вожделения. Оно опьяняет, подчиняет себе, делает слабым, пробуждая инстинкты. Хочется поддаться искушению, забыть обо всем на свете, нырнув в этот поток. Но учащенный стук ее сердца возвращает меня в реальность не хуже ведра с холодной водой. Даже если я не хочу ее крови, она все равно остается человеком. А значит, мне нужно держаться от нее подальше. Мягко отстраняюсь от нее.
– Можешь не прощать, но мне сейчас нужно уйти, - прижимаясь лбом к ее лбу, тихо говорю я. Ада едва заметно кивает и встает. Вижу, что она расстроена. Провожу рукой по ее волосам и поцеловав в макушку, покидаю ее квартиру.
Выйдя на улицу, достаю телефон, чтобы проверить, нет ли сообщения от Арсена. В тот же момент он начинает вибрировать, и на дисплее высвечивается номер Вианора.
– У меня для тебя плохие новости, – без предисловий начинает он. – На Тео совершено покушение, он в очень тяжелом состоянии. Барита, по сравнению с ним, отдыхает на курорте.
– Известно, кто это сделал? – затаив дыхание, спрашиваю я.
– Нет, он бредит, жандармам не удалось с ним пока поговорить. Его тело стремительно разрушается. Опасаюсь, как бы он не потерял рассудок. Тогда мы точно не сможем получить никакой информации, – обрывисто сообщает Вианор. – Мои соболезнования, Зотикус.
– Спасибо, Ви. Неужели никаких догадок, кто это мог сделать? Ну, кроме того, что к этому причастны отверженные? – допытываюсь я.
– Охрана видела убегающую девочку-подростка, но им не удалось ее рассмотреть. Так что у нас по-прежнему ничего нет, – с досадой говорит мой собеседник. – Хотя, признаюсь, первым, на кого я подумал, был Америго. Для него бы это было личной местью.
Упоминание о девочке-подростке наводит меня на мысли об Антонелле, но я тут же отказываюсь от них. Вряд ли бы она стала так рисковать.
– Лив сейчас с Тео? – спрашиваю я, и у меня перехватывает дыхание.
– Как верная собачонка. Сидит возле его постели, держит за руку. Очень переживает за него. Мы общались по видеосвязи, на ней лица нет, – Ви замолкает. – Не особо приятно слышать такое, да?
– Все в порядке Ви, спасибо за информацию, – нажимаю отбой. Что будет, когда Тео придет в себя и назовет имена тех, кто это сделал? Как мне тогда об этом сообщит мой знакомый законник? Поверит ли в услышанное? Хватит ли у него мудрости усомниться? Пожалуй, надо привести дела в порядок прямо сейчас. И решить, что делать с Айлин. Это самое основное. Господи, за что ты послал мне это наказание? Нет, слишком много вариантов для такого вопроса. Даже знать не хочется. Жаль, что у нее из-за моей болезни так же остается мало времени. Я не могу нарушить слово данное Елене. А учитывая новые обстоятельства – возможный арест и коварную болезнь, действовать придётся быстрее. У меня нет времени, чтобы убедиться в том, что ее демоническая сила не активируется. Она должна будет умереть в ближайшие дни. От этой мысли становится нехорошо на душе, а желудок сворачивает в узел. Ладно, не буду об этом думать. Просто оставлю в зоне внимания. Единственное, чего мне хочется, чтобы ее последние дни были счастливыми.
Вхожу в дом. В гостиной с чашкой кофе сидит моя подопечная. Она одета в теплый халат, смешные тапки-собаки, волосы небрежно заплетены в косы. Взгляд заспанный и от того рассеянный. Она несколько раз машинально проводит по шее, там, где Америго оставил на ней свою метку.
– Ты чего так рано встала? – спрашиваю ее я, садясь напротив. Айлин вздыхает. Делает еще один глоток кофе, ставит чашку на журнальный столик.
– Мне приснился сон, - поправляя халат на груди, говорит она. – Словно я в прыжке поймала птицу небывалой красоты. У нее было фанатическое оперенье и фиолетового цвета глаза. Она была настолько сказочной, что у меня дыхание перехватило от восторга… А потом налетел сильный вихрь, заставил меня разжать пальцы и ее унесло от меня потоком воздуха.
– И к чему такое снится? – интересуюсь я.
– К беременности, - отвечает Айлин и пристально смотрит на меня, словно хочет что-то спросить, но не решается.
– У вампиров не может быть детей, - задерживая взгляд на увесистом соннике, спешу успокоить ее я. - По крайней мере, в обычном понимании. Только создания, обращенные в вампиров, при помощи крови.
– Точно? – сомневается Айлин и тянется к книге.
– Абсолютно, - с уверенностью говорю я. – Не всем же снам нужно верить. Не обращай внимания.
– Ощущение тоски осталось. И она такая реальная… – с грустью говорит Айлин.
– Расскажи мне о том дне, когда погибла бабушка. Все, что можешь вспомнить. Как она себя вела, о чем вы говорили за завтраком, какие планы строили… – прошу я.
– Ты так резко поменял тему… Тебя смущает моя откровенность? – робко спрашивает Айлин, ловя мой взгляд.
Что сказать на это? Мол, я не хочу окунаться в твои эмоции, видеть твои переживания, твою душу, потому что потом у меня не поднимется рука прервать твою жизнь? Что своей искренностью ты делаешь меня слабым? И чем больше я говорю с тобой, тем больше увязаю в своих сомнениях? Ведь если быть честным, мне хочется защитить тебя от всего мира, дать тебе ощущение безопасности, но вместо этого приходится прикидывать, каким способом убить тебя будет милосердней.
– Прости, если обидел тебя таким поворотом. Мне показалось, ты сказала все, что хотела, – выкручиваюсь я. Она верит.
– В тот день бабушка была особенно нервной, – помедлив, говорит она, теребя пояс халата. – Она суетилась, бегала по кухне, старалась, чтобы еда была вкусной. Напекла мне моих любимых пирожков. После обеда мы собирались пойти ко врачу. Я долго упрашивала ее об этом, но она, не соглашалась, считая это блажью, а тут сказала: пойдем…
– Что за врач?
– Пластический хирург. Год назад я сломала нос и мне нужна была ринопластика, потому что начались проблемы с дыханием.
– Как ты умудрилась? – удивляюсь я.
– Ударилась о парту, – коротко поясняет она, и я догадываюсь, что дальше задавать вопросы на эту тему бесполезно.