– У Сказочника…
Слово родилось из темных глубин подсознания, выплеснулось черной кляксой на пожелтевшие от времени страницы.
– Кто такой Сказочник?
Она не слышала. Она листала книгу, переворачивала страницу за страницей, пока не увидела кровать с резным изголовьем и тумбочку с позабытым вязаньем, пока не увидела волка в смешном кружевном чепце и себя саму, лежащую поверх лоскутного одеяла.
– Постмортем… – К горлу подкатил колючий ком, а во рту сделалось одновременно сладко и горько, как бывало после чая, которым поил их с Марусей Сказочник. – Он называл это постмортем. А вот это, – ноготь прочертил черту поверх изображения девочки, – это я. Я должна была стать Красной Шапочкой, если бы не сбежала…
На сей раз сбежать не получилось. Воспоминания догнали, накрыли холодной лавиной, придавили мокрой от слез щекой к пахнущим пылью страницам. Раздавили. Уничтожили. Почти…
Кофе был крепкий и горький, как хинин. Только эта крепость и эта горечь могли перебить вкус чая. Того самого чая, которым поил их с Марусей Сказочник. Алиса вспомнила Марусю. Мало того, она нашла Марусю на страницах сказочной книги! В этой сказке была башня с окнами-бойницами и девочка в нарядном платье, расчесывающая гребешком свои удивительной красоты золотые волосы. Рапунцель…
А Алиса уже искала другую сказку и другую иллюстрацию. Красные башмачки – это очень важно, так сказала Маруся.
На странице сказочной книги красные башмачки жили своей собственной жизнью, приплясывали, отбивали каблучками беззвучный ритм. Башмачки и худенькие девчачьи ноги. Ноги без хозяйки… А маленькая хозяйка наблюдала за этой дикой пляской со стороны. Девочка на картинке была без ног, но все еще жива. Не оттого ли, что время ее сказки еще не пришло?..
– Что мне делать? – Алиса сидела, прижав к груди книгу сказок. – Что мне теперь со всем этим делать?! Идти в полицию?..
– Полиции нужны доказательства, а не страшные сказки. – Макс привычным жестом взъерошил волосы. – Ты должна вспомнить все, что только возможно.
Проблема была в том, что она больше ничего не помнила, не могла даже предположить, где находился дом Сказочника.
– Тогда сделай то, что у тебя получается лучше всего, проведи журналистское расследование. – Макс включил ноутбук, поставил его перед Алисой. – Давай предположим, что твои сны – это не просто сны, а предупреждение. Ты была похожа на Красную Шапочку, твоя Маруся была похожа на Рапунцель, поэтому вас похитили.
– Девочка! – Она все поняла правильно. Теперь, когда Макс указал ей путь, в голове прояснилось. – Если девочка существует на самом деле, если она сейчас у Сказочника, то родители должны были заявить о ее пропаже, в сети должна быть ее фотография!
Фотография нашлась. С экрана ноутбука им с Максом улыбалась девочка лет десяти. Пропавшая три дня назад девочка, умница, отличница, мамина-папина радость, будущая модель для постмортем… Если они не успеют.
– Успеем. – Макс пошел дальше, Макс вспомнил, что он крутой программист и потенциальный хакер.
Его пальцы, тонкие и длинные, словно у пианиста, уже летали над клавиатурой, а на мониторе сменяли одна другую заметки, фотографии, картинки. Алиса следила за ним затаив дыхание, позабыв про давно остывший кофе.
– Смотри, что я нашел!
Сначала Алиса решила, что это иллюстрация, точно такая же, как в ее книге, и лишь через мгновение поняла, что это не иллюстрация, а фотография…
Золотоволосая девочка у похожего на бойницу окошка, все складочки нарядного платья аккуратно расправлены, костяной гребешок запутался в длинных волосах. И кажется, что девочка на фотографии жива, но сердце кричит – не верь, это не безобидная фотография, это постмортем! Для Маруси наступило время сказок, потому что она, Алиса, пообещала, но не спасла…
Алиса не плакала с того самого момента, как вырвалась из лап Сказочника, думала, что не заплачет больше никогда. Она ошибалась. Слез было много, так много, что в них можно было утонуть. Слезы не приносили облегчения, от них становилось только хуже.
– Я так и знал, что он не сможет удержаться. – Макс не утешал, Макс не отрывался от ноутбука. – Таким тварям нужно признание. Слышишь, Алиса, он наследил! И по этим следам я найду его, как по чертовым хлебным крошкам! Алиса, ты прости, но мне нужно уйти! Я вернусь сразу, как только что-нибудь нарою.
Максу понадобилась всего одна ночь и помощь друзей-хакеров.
– Собирайся, – сказал он с порога и поцеловал Алису в нос, как маленькую. – Я знаю, кто это с вами сделал! – В этом был весь Макс, он продолжал считать ее жертвой, даже после того, как узнал всю правду про Марусю. – Я за рулем, по пути все расскажу!
Подчиняясь Максовой воле, джип ревел зло и задиристо, скользил по пустынной трассе наперегонки с собственной тенью, рвался в бой. Алиса смотрела прямо перед собой, до боли в пальцах сжав кулаки.
– Тебе нужно кое-что узнать. – Не сводя взгляда с дороги, Макс успокаивающе погладил ее по коленке.
– Я хочу знать про эту сволочь все.
– Не про сволочь… – Все-таки Макс на нее посмотрел. Посмотрел как-то странно, одновременно растерянно и задумчиво. – Алиса, это касается Маруси…
Он говорил торопливо, словно боялся, что она захочет его остановить, словно сам не верил своим словам. Он говорил, Алиса слушала, и тиски, которые сжимали ее все эти годы, с каждым сказанным словом ослабляли свою смертельную хватку. Оказалось, что она забыла, как это – дышать полной грудью, а теперь вот училась дышать и жить заново.
– …А он и в самом деле фотограф! Говорят, талантливый и самобытный. – От злости голос Макса вибрировал в унисон мотору. – Он фотографировал детей в твоем интернате. Он фотографировал тебя, Алиса! Вспоминай!
Она вспомнила. Молодой, но с уже обозначившимися залысинами, в уютной клетчатой рубашке, в коротковатых брюках, карманы которых были набиты карамельками. Он улыбался Алисе так, словно был ее лучшим другом. И фотографию сделал очень красивую. Это была единственная фотография, на которой Алиса себе нравилась. Определенно, он был очень хорошим фотографом. Определенно, это не мешало ему быть очень страшным человеком…
– …Перспективный, талантливый, из интеллигентной семьи. – Макс говорил, а желваки на его небритых щеках ходили ходуном. – Его дед был смотрителем той самой усадьбы, в которой в последующем организовали детский дом. А во время Великой Отечественной в усадьбе располагалась немецкая комендатура. Думаю, книга сказок осталась с тех самых времен, как и фотокамера. А язык он выучил сам, в силу таланта! – Макс не выдержал, выругался, виновато посмотрел на Алису. – Знаешь, он ведь в самом деле талантливый. Я видел его работы. Не те… другие. Год назад его фотографии выставлялись в Берлине, говорят, произвели фурор у тамошней публики.
– Это точно он? – Она должна была спросить. Им нельзя ошибиться: на кону жизнь маленькой девочки.
– Он заказал красные башмачки. Не купил готовые, а пришел к обувщику со своими рисунками и мерками. Сказал, это нужно для будущей инсталляции, сказал, что важна каждая деталь.
– Они уже готовы – башмачки? – Сердце пропустило удар, а почти разжавшиеся тиски снова начали сжиматься.
– Я не знаю. – Макс снова успокаивающе погладил ее по коленке.
– Куда мы едем?
– Его дед был не только смотрителем усадьбы, но и охотником. В лесу недалеко от интерната есть охотничий домик. Я думаю, он держит девочку там. Так же, как и вас с Марусей…
Они оставили джип на лесном проселке, дальше пошли пешком. Сколько Алиса ни старалась, ни дорогу, ни сам лес вспомнить так и не смогла. И показавшийся из-за еловых лап домик она тоже не вспомнила, но внутри вдруг заныло, завибрировало, словно что-то в ней вот прямо сейчас настраивалось в резонанс с этим местом.
– Ты только не суйся, – сказал Макс одними губами. – Если он там, я сам разберусь. Представлюсь туристом, скажу, что заблудился.
– Мы вдвоем заблудились. Как Гензель и Гретта.
– Нет. – Макс взял ее за руку, крепко сжал. – Он фотограф, у него хорошая память на лица. Если он тебя узнает, все может осложниться. Не бойся, я не маленький ребенок, со мной ему так просто не справиться. Доверься мне.
Ей было тяжело довериться. Но еще тяжелее ей было переступить порог мастерской, маскирующейся под старый сарай. Здесь, в лесной глуши, время вдруг обратилось вспять, ломая и корежа, перекраивая наново, превращая взрослую женщину в маленькую испуганную девочку. Пришло время сказок, дитя… Беги! Беги со всех ног!
И Алиса побежала. Она бежала на встречу с чужой страшной сказкой и порог мастерской переступила уже не напуганной маленькой девочкой, а взрослой женщиной. Она готова!
– …Я же просил. – В голосе Макса не было злости – одна лишь мрачная сосредоточенность.
На Алису он даже не глянул. Он был занят, он вязал грубые узлы на по-аристократически хрупких запястьях человека, чье лицо Алисе все никак не удавалось разглядеть. Человек лежал ничком, не сопротивляясь, не пытаясь избавиться от пут.
– Пришлось ему врезать… На всякий случай. – Макс легко, как тряпичную куклу, подхватил человека под мышки, подтащил к верстаку. – Сейчас я его упакую…
– Это он?..
Алиса была близко, но по-прежнему не могла рассмотреть лица. Она видела лишь удивительной красоты красные сапожки и лежащую рядом пилу…
– Это он. – Макс разогнулся, стер со лба испарину. – Хочешь посмотреть?
Алиса не хотела. Ей было не до того. Она металась по мастерской, лихорадочно пытаясь вспомнить, где же люк. Наверное, искала бы долго, если бы не Макс.
– Вот. – Он сдвинул в сторону железный засов, потянул на себя крышку люка, вопросительно посмотрел на Алису.
– Я сама, – сказала она шепотом и, не дожидаясь ответа, ступила на деревянную лестницу.
Внизу было темно. Сначала темнота эта показалась Алисе кромешной, но скоро глаза привыкли.
Девочка сидела у стены, подтянув к подбородку острые коленки. Она смотрела на Алису снизу вверх, а Алиса не могла отвести взгляда от ее босых ног.
Они успели! Еще чуть-чуть, и было бы поздно, но они успели, и у этой маленькой девочки появилось будущее. Возможно, в ее будущем не будет даже кошмаров. Умницу, отличницу, мамину-папину радость ждет не стылый глянец посмертной фотокарточки, а нормальная жизнь, потому что она, Алиса, вспомнила свое прошлое.
– Не бойся. – Алиса присела перед девочкой на корточки, не решаясь дотронуться, боясь ненароком напугать ее еще сильнее.
Зря боялась. С тихим всхлипом девочка бросилась ей на шею, прижалась дрожащим тельцем, обхватила тонкими ручками, зашептала на ухо:
– Я тебя ждала! Я так боялась, но она сказала, что все будет хорошо, что ты непременно за нами придешь!
– Кто – она?..
Занемела спина, а затылку вдруг сделалось жарко. Наверное, от горячих детских ладошек.
– Маруся. Она здесь давно, дольше, чем я. Она говорила, что ты придешь за мной, а я не верила. – Девочка цеплялась за нее так крепко, словно до сих пор не могла поверить, словно боялась, что Алиса исчезнет из ее страшного темного мира.
– Видишь, Маруся была права. Я пришла за тобой… – Собственный голос казался ей чужим, незнакомым.
– Да, ты пришла… – Из темноты выступила светлая фигурка. – Как хорошо, что ты назвала мне свое имя! – Костяной гребешок аккуратно скользил по золотым волосам, разделяя их на пряди. – Так я смогла тебя навещать. – Маруся села рядом так, чтобы одновременно видеть и Алису, и девочку. – У тебя плохие сны. Это из-за меня?
– Нет, Маруся, это из-за него. – Они до сих пор понимали друг дружку с полуслова. Ведь так и бывает у лучших подруг.
– Хорошо, что не из-за меня. – Маруся вздохнула, разгладила складки на своем платье. – Я не хотела тебя пугать. Понимаешь?
Алиса понимала. Как ни крути, а вырасти и стать взрослой из них двоих получилось только у нее одной. И не потому, что она не сдержала данное обещание и не сумела спасти Марусю, а потому, что Маруся была мертва уже тогда, при их самой первой встрече…
Пропала без вести пятнадцать лет назад. Вышла во двор поиграть с подружками и больше домой не вернулась. Ее искали несколько месяцев. Искали родители, милиция, горожане, даже преподаватель фотокружка, в который Маруся записалась накануне исчезновения. Ее искали все, а нашла Алиса и на целых десять дней стала лучшей подружкой для маленькой мертвой девочки.
– Я вернулась. Сказочник больше никого не обидит. – Алиса протянула руку ладонью вверх.
– Это хорошо. – В том месте, где тонкие Марусины пальчики коснулись кожи, сделалось тепло и немножко колко. – Это значит, что теперь я могу уйти. – Маруся встала, улыбнулась ясной, чуть нетерпеливой улыбкой, шагнула в столб льющегося через люк света, обернулась, помахала на прощанье рукой и исчезла…
…В желтом свете фонаря кружились снежинки. Зима в этом году началась строго по расписанию, в первых числах декабря. Она привела с собой снегопады и каждый вечер рисовала на стеклах морозные узоры, зазывая горожан если не на каток, то хотя бы просто на прогулку. Алисе было не до прогулки. Ее мутило с самого утра. Мутило, хотелось плакать, соленых огурцов и шоколадного торта. Хотелось немедленно и именно в такой последовательности. Если бы рядом был Макс, вопрос с огурцами и тортом решился был в два счета, но Макс только что улетел в Торонто на какой-то ужасно важный симпозиум, на целых три дня оставив Алису одну-одинешеньку в их новой квартире. Гнездо или берлога – они так и не договорились, как стоит называть новое жилье – вздыхало тихим эхом, уговаривало Алису немного потерпеть. Токсикоз – это ведь не на всю жизнь, рано или поздно это закончится. И никто не виноват, что она не поставила мужа в известность, а сам он не догадался. Мужчины – существа толстокожие, с ними надо без обиняков. Сказала бы: «Кстати, дорогой, у нас будет ребенок». Глядишь, и не полетел бы никто на симпозиум в Торонто, глядишь, и плакать расхотелось бы. Потому что выть белугой в присутствии Макса – несусветная глупость. Кто же плачет рядом с таким замечательным мужем! А теперь уж что? Теперь нужно как-то продержаться пару дней.
В дверь позвонили, настойчивым звонком спугнув Алисину хандру. За дверью стоял Макс. В одной руке он держал шоколадный торт, а второй прижимал к пузу трехлитровую банку огурцов. На Алису он смотрел одновременно с тревогой и радостью.
– Знаешь, я тут придремал по пути в аэропорт, и мне приснился удивительный сон… – Взгляд его сделался чуть менее тревожным и чуть более радостным. – Это была Маруся. Она сказала, что я глупый и совершенно не разбираюсь в женщинах.
– Совершенно не разбираешься… – Одновременно хотелось и плакать, и смеяться.
– А еще она сказала, что очень скоро наступит время сказок. Хороших сказок. И что прямо сейчас тебе необходим вот этот странный набор. – Банка с огурцами призывно качнулась.
– Необходим. Просто жизненно необходим! – Алиса прижалась щекой к холодной с мороза Максовой щеке, добавила шепотом: – Кстати, дорогой, у нас будет ребенок.
Сергей и Анна Литвиновы. Пыль на ветру
– Да в жизни я это не подпишу! Я вам что – идиот? – Заказчик отшвырнул договор.
А Вика весело подумала: «Ты не идиот, а купчина. Новоявленный миллионер. Нувориш. Денег много – ума мало. А дальновидности – вообще ноль. Мне еще бабушка говорила: «Держись от таких подальше».
Но что остается делать, если этот провинциальный купчина, дрожащий над своими скороспелыми миллионами, – их потенциальный клиент?
Вика Кулакова служила менеджером в крупной пиаровской фирме. Фирма считалась лучшей в столице. Принимали сюда по конкурсу, платили много, а над входом в офис висел нахальный мраморный плакат, точнее, доска: «Создадим имидж. Какой хотите».
И действительно – создавали. Серый чиновник превращался во влиятельного законодателя, плохо стриженный директор завода – в вальяжного бизнесмена. А теперь вот и новороссы-провинциалы потянулись. Из глубинки. Намыл у себя деньжат – и в Москву. Инвестировать. А чтоб инвестировать – ему имя нужно. И репутация. Ведь кому попало в столице ни участок под застройку не дадут, ни лицензию на игровой бизнес не выделят…