Младшая жрица вернулась, неся бокал, и стала на колени, чтобы вручить его Талахасси. Она с сомнением принюхалась к запаху бесцветной жидкости, но память подкрепила ее догадку, что это просто укрепляющее.
И Джейсон — Херихор — вошел как раз в тот момент, когда она сделала большой глоток, скривившись от горького привкуса. У него было каменное лицо, и он не встречался с ней глазами, глядя через ее голову. Если он действительно любил Ашаки, а память теперь настойчиво утверждала, что любил, то должен ненавидеть ее. Талахасси испытала слабое сожаление о том, что он так неразговорчив, хотя понимала, что он хотел лишь сказать то, что должно быть сказано, и затем быстро уйти, чтобы не видеть ее.
— Я не могу рассеять слепящий луч, — кратко начал он. — Но здесь нет ошибки, он идет с юго-запада. А Четвертая армия Ашанти находится между нами и Напатой.
Из ее памяти выскочило имя.
— Айтуа? — спросила Талахасси.
Херихор кивнул.
— Айтуа и, возможно, также Укайя. Я не знаю, как далеко распространилось гниение. Достоверно известно, что Хасти имел встречу — втайне от других — с обоими нашими уважаемыми родственниками и немногими избранными из армии.
Было подмечено, что они не вызвали ни генерала Шабека, ни маршала Настазена. И полковник Намлия ничего не знала до тех пор, пока не стало уже поздно ставить какую бы то ни было стражу. Они осмелились войти в Южный Дворец без надлежащего разрешения. И, — он пожал плечами, — имели с собой что-то такое, что побеждало любую нашу защиту. Хасти наобещал много в отношении нового оборудования, и, возможно, теперь создает его. Двое из моих лучших людей, посланные следить за ними, исчезли — даже их персональный контроль не подсказывает, где они находятся…
— Мертвы? — Талахасси пока что с трудом обращалась к нужным воспоминаниям, чтобы понять то, что он говорил.
— Нет.., по крайней мере личность их не стерта. А я имею лучшего наблюдателя для поиска на этом уровне.
Наблюдатель, подсказала память Ашаки — некто, обученный удивительному и, для Талахасси, непонятному учению храмов, где, по-видимому, психометрия, все еще едва понимаемая в ее мире, могла быть приспособлена для точного и конкретного использования при обнаружении людей.
— Я ходил к Зихларзу. — Теперь Херихор расхаживал взад и вперед в той же самой манере хищника, заключенного в клетку, как раньше делала жрица. — Он говорит, что то, чем пользуется Хасти, не соответствует ни одному устройству, рожденному Высшим Знанием, и что даже с сосредоточенной Силой он сам теперь не может уловить мысли более чем половины подозреваемых офицеров и советников.
Джейта воскликнула:
— Что же сотворил этот слуга Сета, что может противостоять Высшему Знанию?
— Это твоя сфера деятельности, а не моя, Дочь Эпидемека, — огрызнулся Херихор. — Я только знаю, что три флаера, пытавшиеся парить над Южным Дворцом, разбились. И пилоты были мертвы, когда мы нашли их. Я сделал все, а также вызвал войска, в которых действительно уверен. Это в основном личная охрана кэндейс и северные армии. Мы можем, например, с помощью войск взять ворота, хотя если совершим это, то можем вполне спровоцировать тот самый бунт, которого опасаемся. Налдамак должна вернуться. Я привел гвардию в состояние готовности. Но то, что есть у Хасти .. — он развел руками. — Он, возможно, даже способен сбить флаер, на котором она прилетит, хотя мы пытались проверить это предположение в течение последних двух дней. Похоже, что, какие бы ни были его возможности, у них есть предел. Мы были глупцами, что не приставили к нему надежную стражу с самого начала. Глупцами! — Он ударил кулаком по ладони другой руки.
— То, что происходит, — набросился он на Джейту, словно обвиняя ее в каком-то преступлении, — это от слишком большой веры в единственный путь Силы. Хасти далеко обогнал Великое Знание, могу поклясться в этом!
— Он полагается на труд человеческих рук. — Джейта выглядела такой же рассерженной, как и принц. — Человек же не может действовать один без поддержки высших сил.
— Не может? Скажи это моим погибшим воинам, Дочь Эпидемека. Они умерли, задохнувшись, как будто были листьями, которые кружит буря. И не сила Великого Знания сделала это! И даже Зихларз, который, как считают, вмещает в себе высшую степень вашего знания, не может объяснить это. Хасти необходимо остановить — но скажи мне, как? Я больше не буду бесполезно посылать людей в смертельную западню.
Джейта, похоже, подавила в себе минутную вспышку гнева.
— Мы осуществили то, что задумали. Жезл и Ключ находятся в безопасности, в наших руках…
— Ценой еще одной смерти! — бросил он ей.
— Даже если бы это была цена нас всех из Круга Таланта, тем не менее мы отдали бы за это свои жизни, — ответила она спокойно.
— Я знаю, — сказал он негромко. — Я знаю, почему она должна была уйти. Но от этого ее потерю переносить не легче.
А что, если Жезл и Ключ не являются ответом? Что если Хасти открыл что-то, что еще сильнее?..
— Нет! — уверенно прозвучал голос Джейты. — Мы работали над собой сотни веков, чтобы достичь того, что имеем.
Я не верю, чтобы какая-то вещь из металла способна противостоять Великому Знанию, которому мы служим и которое поддерживает жизнь в самом этом мире! Если этот человек попытается…
— Я не из Храма, дочь Эпидемека, — ответил Херихор резко. — И я видел в прошлом, что Веру Избранных возможно совершенствовать. Разве не они заставили пустыню цвести и плодоносить, укрепили нашу расу, пока мы не встали твердо против варваров севера и юга? Ни один человек этого не отрицает: что сделано, то сделано. Но если Хасти создал что-то еще, тогда мы должны принять это, потому что даже Великое Знание может оказаться под угрозой.
Великое Знание. Талахасси пыталась прислушиваться к диспуту, развернувшемуся перед ней, хотя бы краем уха, попыталась извлечь воспоминание (или ряд воспоминаний), касающееся природы этого. Но на поверхность отчетливо всплыла вся жизнь Амона и ее место в ней, однако когда она попыталась вызвать совсем другое воспоминание… Нет, вызывать его — все равно, что пытаться поймать клочки порхающих теней руками. По-видимому, принцесса не регистрировала этого, возможно, считая слишком секретным, чтобы хранить где-то, откуда оно могло быть извлечено.
Она могла извлечь историю этого временного уровня из своей нынешней памяти. Египет, который в ее собственном мире славился огромным количеством культов, стал первоисточником оккультного учения, поскольку действительно открыл в свое время и усовершенствовал тип мозгового контроля и общее сверхчувственное восприятие — доступные только специально обученным жрецам и королевской династии, что ограничивало развитие этих культов, в мире Талахасси в современное время уже только утверждавших, что когда-то они имели эти способности.
Хотя Египет стал затем добычей захватчиков, сперва греческих, а потом римских, как в истории ее собственного мира, он не исчез. Отступив на юг к Кушу, современному Судану, выжившие члены Теократии вновь довели свою цивилизацию до высшего уровня с помощью их учения. Арабы территории современной Эфиопии попытались вторгнуться к ним, но были отброшены во время войны, которая снова обескровила основное ядро жречества — напряженное использование своей силы привело к смерти или к мыслительному коллапсу многих из них. Так пало Мероэ, но при этом горстка беженцев — королевская семья и те, кто остался из обладавших Знанием — спаслась бегством на запад.
За время последующих поколений было очень мало таких, кто проявлял способность к обучению, чтобы поддерживать жизнедеятельность замкнутого Круга обладателей Таланта.
Таким образом их ряды в более позднее время истощились, однако через несколько поколений после их бегства на запад на трон взошел король с необычайно сильным Талантом. По очень древнему обычаю Рода, он женился на своей сводной сестре, которая уже прошла три из четырех стадий, ведущих к полному обладанию Силой. Вместе они заложили основы Империи. Это оказалось весьма благоприятное время, рассматриваемое теперь как Золотой век, потому что тогда за короткое время родилось множество имеющих Талант, а некоторые из них стали к тому же правителями провинций, захваченных расширяющейся Империей.
Затем последовал пик процветания и успеха, длившийся около двух веков. Их спокойному существованию благоприятствовал тот факт, что в этом мире не появился Магомет и не распространил ислам, заливший кровью центральноазиатские государства, как случилось в истории, которую знала Талахасси.
Среди низших классов постепенно распространилось коптское христианство, но стойкое внутреннее ядро правителей и должностных лиц осталось почти фанатически привязанным к Великому Знанию. И в королевской династии продолжали рождаться те, кто обладал Талантом.
Европа, как узнала Талахасси из своей новоприобретенной памяти, не вмешивалась. Хотя торговые корабли из Португалии, Испании и Англии посещали порты Империи, северяне не решились на попытку такого завоевания, которое принесло бы проклятие работорговли на этот континент. Со времени появлений европейцев Империя установила тесные торговые связи с Индией, Китаем и Дальним Востоком. С тех пор МероэЕгипетская цивилизация развивалась беспрепятственно, их собственные изобретения и оборонительные средства сравнялись, если не превзошли, то, что привозили торговцы.
С древности искусные в выплавке металла и под руководством Великого Знания, которое планировало и экспериментировало, народ Амона создал современную цивилизацию на одном уровне с любой из высоко поднявшихся африканских наций ее мира, однако гораздо более стабильную благодаря глубокой вере, из которой он столетиями черпал вдохновение.
Теперь, наконец, она оказалась под угрозой, но не снаружи, а изнутри. Вновь произошел заметный спад рождений обладающих Талантом. Ашаки была единственной в королевской семье за два поколения, обладающей Силой. И потому, что количество таких сильно уменьшилось, стало обсуждаться, чтобы правители Амона должны применять другие способы для его защиты.
Сила сама по себе была традиционна, так что поначалу к Хасти прислушивались лишь немногие. Зависть Юсеркэфа и непритворная ненависть его главной жены к его королевским кузинам, чьи достоинства были несравненно выше, чем у нее, что она даже не могла надеяться сравняться, — все это дало Хасти шанс. Его собственное происхождение было темным, так как он появился лишь несколько лет назад, держался в стороне от храма, но добился поддержки Юсеркэфа.
Джейта гордо выпрямилась.
— Никакой разум не работает без благосклонности Того, Кто Стоит За Пределом Измерения. Если такое случится, тогда порвутся связи между нами и людьми. Погляди на жителей севера с их постоянными войнами, голодом, мором… Разве народ Амона сталкивался с этим хоть раз на протяжении сотен веков? Мы открыли наши сердца всему живому вокруг, и таким образом через нас дух жизни льется в руки земледельца, ухаживающего за хлебными злаками, скотовода с его стадами. Наши люди грезят красотой, и она рождается под их пальцами. Если мы сажаем дерево, разве оставляем его на произвол судьбы? О нет! Тот, кто сажает, вкладывает в него дух жизни, который опять стремится наружу, чтобы помочь росту корней под землей. Мы — строители, а не разрушители — и если мы отвернемся от истины, то и в самом деле погибнем.
— Но сколько сейчас людей, имеющих Великое Знание? — спросил Херихор. — Сколько в эти дни рождено детей, которых мы могли бы привести в храм, чтобы пробудить любовь к Таланту и обучить применению его? Что, если мы становимся слишком старыми, а наша кровь — слишком жидкой? Что, если придет время, когда этот жизненный дух не сможет быть вызван?
— Существуют отливы и приливы, — ответила Джейта. — Если мы находимся теперь в состоянии отлива, наступит и прилив. Но в настоящий момент существует опасность, что те, кто нам не дружественен, должны напасть. Из-за того, что, как ты говоришь, нас мало. По этой причине мы должны напасть первыми, чтобы вырвать с корнем этого Хасти и те мерзости, над которыми он трудится.
— Если сможем, — мрачно заметил Херихор.
— Посмотри, что нам уже удалось, — резко сказала Джейта. — Разве была уверенность, что мы сможем отыскать место, где был спрятан Жезл? Однако мы сделали это, несмотря на то, что Ключ тоже был украден. Они вернулись в наши руки. И я скажу тебе, мой принц, что Жезл — это гораздо больше, чем думают многие верующие.
— Что именно ты имеешь в виду? Это — символ власти, и его не может удержать никто, не происходящий по прямой линии из Рода. Но что в нем есть еще? — задал он вопрос.
— Мы все еще не знаем, — ответила она искренне. — Но именно тогда, когда мы вернули его, из него высвободилась сила, которую мы все еще не понимаем. Или, возможно, — она взглянула на Талахасси, молчаливо сидящую на кровати, — это было делом кого-то еще.
— У меня нет ничего от вашего Таланта, — быстро возразила девушка. — Вы дали мне достаточно ее памяти, чтобы я могла понять, чего именно не имею.
Херихор перевел взгляд с нее на Джейту и вновь на нее, его глаза теперь внимательно рассматривали загримированное лицо Талахасси, будто под этой косметической маской он надеялся прочесть правду, которую должен узнать.
— Да, Дочь Эпидемека, — число твоих сторонников теперь уменьшилось еще на одного, которого, думаю, ты считала самым способным из всех. Это большая потеря для тебя. — В его голосе слышалась горечь, взгляд был холоден, выражение лица — замкнуто. Неужели он на самом деле ненавидит ее? Талахасси не сомневалась, что так оно и есть.
— Мы не знаем, с чем столкнемся. — Джейта, похоже, старалась выиграть время. — Ясно только, что, кроме всего прочего, мы должны хранить в безопасности Жезл и Ключ и молиться, чтобы кэндейс поскорее вернулась домой. Поскольку слепящий луч лишил нас связи, по-видимому, будет лучше послать какого-нибудь человека прямо в Храм, чтобы переговорить с Зихларзом. И охранники…
— Я знаю свое дело. Когда я прибыл, то привел с собой полк Ибиса. И два гонца отправлены к тем командирам, которым я могу полностью доверять. Один ответил, когда я был еще в воздухе. Он движется по земле, чтобы сохранить открытой северную дорогу, — если сможет. Так как если Хасти дотянется этой силой до него, кто знает, с какими скверными сюрпризами нам придется столкнуться.
Он быстро кивнул им обеим сразу и ушел прежде, чем жрица успела заговорить снова. Талахасси нарушила молчание вопросом, прозвучавшим неожиданно для нее самой, хотя она и задала его:
— Он очень сильно любил ее?
Секунду или две Джейта казалась настолько погруженной в какие-то свои собственные мысли, что не прореагировала на этот вопрос. Затем она вздрогнула, изумленно посмотрела на Талахасси, так что девушкой овладело странное стыдливое ощущение, будто вопрос, который она задала, нарушил какое-то важное правило вежливости.
— Принц Херихор был избран как консорт для принцессы, — тон Джейты был очень отчужденным и запрещающим, — хотя он и не чистокровный член Рода. Предполагалось, что смешивание крови такого рода может заново усилить династию в следующем поколении. Ребенок Ашаки должен быть — был бы — тем, кто наденет следующую корону.
Итак, брак по расчету и государственным соображениям.
И все же Талахасси считала, что тот приветственный оклик снаружи ее спальни ранним утром содержал кое-что еще: теплоту чувства. Но не следует оценивать этих людей, решительно заявила она сама себе. Хотя у нее есть воспоминания Ашаки, отфильтрованные их запоминающей машиной, но нет никаких сведений о Херихоре: видимо, это было скрыто специально. Она вдруг сделала удивительное открытие: ни одно из воспоминаний, которые она получила, не вызывало даже скрытых намеков на эмоции. Она не осознала даже, что Джейта, пристально понаблюдав за ней одну-две секунды, бесшумно вышла из комнаты. Талахасси тестировала некоторым образом эти воспоминания, привлекая к переднему плану ее разума каждого из людей, которые, как она предполагала, были тесно связаны с ней, чтобы дождаться какой-нибудь реакции, симпатии или антипатии — хотя бы самой слабой. Но не смогла обнаружить ничего подобного.