Ритуальный поклон.
Хлопок в ладоши. Появился монах-слуга.
— Семерых избранников-до ко мне, младший.
Монах склонил голову и исчез.
— Кто будет первым, как думаешь? — спросил вдруг Сатэ.
Верховный пожал плечами:
— Все хороши. Хотя, Даан Геш, пожалуй, покрепче остальных.
— Геш? Сын Линга?
— Да. Он уже Наставник, представь! Уже почти год.
— А прочие кто?
— Рут Ма, братья-близнецы Каат и Ао Хито, Юл Ю, Сань Но и Лоот Зин.
Сатэ покачал головой:
— Никого не знаю. Ты о них никогда не писал.
Верховный нетерпеливо взглянул на громадные песочные часы, которые опрокидывали всего раз в сутки, в полдень.
— Как зовут чужеземца?
— Матурана, Старший.
— Матурана, — повторил Первый-в-храме, шевеля губами, словно пробовал непривычное имя на вкус. — Странные у них на Архипелаге имена.
Сатэ пожал плечами:
— Наверное, наши имена им тоже кажутся странными. Кстати, — Сатэ понизил голос почти до шепота, — он родился в год Тигра-воина. Двадцать четыре года назад.
Верховный неотрывно глядел на Сатэ, соображая, что это может означать.
В таут входили избранники в одеяниях монахов; один был в зеленом плаще без каймы. Единственное, что отличало их от остальных обитателей монастыря — длинные волосы, собранные в пучок на затылке.
2
Два года назад, весной, Даану и еще шестерым монахам четвертого круга Старшие велели не брить более голов. Вопреки первому обычаю монахов Каома. В остальном их жизнь не изменилась. К исходу года Крысы Даан завершил четвертый круг, первым из своих сверстников. Настоятели предложили ему путь Наставника. Даан удивился: ведь он еще молод. Однако его мастерство позволяло ему стать в один ряд с Настоятелями, мастерами ши-тао. Выдержав экзамен (он сражался со Старшими!) Даан заслужил зеленый плащ и избрал свой кон: им стал шест. И принялся учить первый круг, вчерашних ситов-работников приемам боя с шестом, не переставая, впрочем, совершенствоваться в пятом круге. Так прошел еще год; Даан успел привыкнуть, что младшие зовут его «учителем», хотя совсем недавно это его забавляло.
Приближался год Тигра. Монахи высших кругов вдруг стали часто появляться на тренировках пятого круга, которого достигли все «до» — лохматые, как прозвали их в монастыре. Иногда они вмешивались и показывали лохматым что-нибудь новое из своего богатейшего арсенала трюков и приемов. Лохматые прилежно запоминали, шлифуя новую технику.
Что-то назревало, Даан чувствовал это. Но что? Внешне он никак не высказывал своего нетерпения, ибо пятый круг есть пятый круг и многому Даана научил.
А потом всех лохматых вызвали к Первому-в-храме.
3
Мирская одежда казалась странной и непривычной. Даан то и дело глядел на себя и других, смеясь одними глазами. Было от чего! Сатэ не обращал на это веселье внимания, уверенный, что оно ненадолго.
Стены монастыря скоро растаяли вдали и потянулась навстречу бесконечная дорога, ибо под двумя лунами бесконечны лишь две вещи: дороги и познание.
Какая она — Столица? Такой вопрос задавал себе каждый из семерых. С малых лет они почти ничего не видели кроме монастыря, разве что горную деревушку в половине дня пути, куда еще будучи ситами или монахами первого круга часто наведывались за продуктами.
Уже на второй день одежда перестала казаться им чужой и неудобной.
В полдень зашли подкрепить силы в харчевню, притаившуюся на самом краю небольшого придорожного селения. Сатэ договорился с хозяином о плате и вернулся к рассевшейся за столом семерке лохматых.
За соседним столом поглощали рис и мясо двое бродяг из восточных провинций — серебристые рыбки, нашитые на левый рукав курток, свидетельствовали, что раньше эти двое были рыбаками.
Даан не переставал ломать голову над загадкой последних недель. Кто такой Сатэ? Его отлично знают Старшие. Сам Сатэ прекрасно знаком с нравами и обычаями монастыря. Но он не монах, это всякому видно! В том, что Сатэ мастер ши-тао, Даан не сомневался ни секунды. Пожалуй, по уровню старик принадлежал к Старшим. Но опять, опять: Сатэ не монах!
Куда ведет их этот таинственный старик? Первый-в-храме велел избранникам повиноваться ему так, словно он сам Каома.
С шумом и руганью в таверну вошли трое горожан; Даан отвлекся от своих мыслей.
— Эй, хозяин! Накорми нас, да поживее!
Проклятия так и сыпались из уст этих троих. Они ругали все: жизнь, смерть, погоду, дорогу, попутчиков, встречных, харчевню, ее посетителей, хозяина, его стряпню…
Монахи, мысленно воззвав к тому, кто Выше, продолжали обед. Однако от буйных незнакомцев это их не спасло.
— Эй, старик! — сказал вдруг один из них, высокий и плечистый. — Мне кажется, что я тебя знаю!
Сатэ смиренно опустил взор, не сказав ни слова.
— Точно! — смирение старика подогрело вошедшего. — Ты должен мне пять монет, провалиться и не жить!
— Уважаемый, в впервые вас вижу и никогда в жизни не занимал ни у кого денег.
Спутники высокого засмеялись.
— Ты проиграл мне эти деньги в маджонг, старик! Ну, выкладывай долг, или я оборву твои седые усы!
Сатэ терпеливо изрек:
— Я не играю в маджонг, уважаемый. Только в го, но не на деньги.
Высокий презрительно сплюнул на пол.
— Ты смеешь перечить мне, дохлая медуза? По-твоему, я — лжец?
Высокий лениво протянул руку, взял Сатэ за шиворот и поставил перед собой. На недостаток силы он, понятно, не жаловался.
— Это тебе для памяти, — сказал он и ударил Сатэ. Вернее, хотел ударить.
Старик неуловимо для глаза отклонился и высокий лишь зачерпнул рукой пахнущий специями воздух таверны.
Разозленный неудачей горожанин провел серию быстрых ударов, но Сатэ без труда отбил их одной рукой.
— Ступайте своей дорогой, добрые люди, и не мешайте ним идти своей, — тихо сказал Сатэ.
Однако высокий не собирался отступать. Теперь он пустил в ход ноги.
«Старший не станет сражаться в нашем присутствии, — подумал Даан. — Вмешаться?»
Но его опередил Юл Ю. В мгновение ока он возник между Сатэ и высоким.
Блок, блок, увертка, блок, выпад, блок, захват, удар!
Высокий безжизненно рухнул на дощатый пол. Два его товарища вскочили и, недобро глядя на Юла и Сатэ, сделали шаг вперед. В руках их тускло заблестели ножи, тупые, как кора акации.
— Прошу вас, не делайте этого! — заголосил в углу хозяин.
Юл не двигался; Сатэ же вернулся к столу и сел на свое место. Даан хотел придти на помощь Юлу, однако старик поймал его за руку.
— Сядь!
Даан повиновался. Тем временем двое с ножами напали на Юла. Сталь со свистом рассекла воздух. Юл мягко уклонялся, приседал, подпрыгивал, вертелся на месте. Вот один из нападавших словно бы случайно наткнулся на кулак Юла и опрокинулся на спину; второй сердито прыгнул, взмахнув ножом, но захрипел, потеряв дыхание и выронив оружие. Юл Ю выбросил ногу назад, не глядя, жестко, по-южному, окончательно свалил первого и молча вернулся за стол.
Когда они покидали харчевню, один из троицы пришел в себя и приподнял голову.
Сатэ и его спутники уже вышли на улицу, лишь Рут Ма задержался в дверях.
— Постигайте ши-тао! — сказал он с издевкой и последовал за остальными.
4
Столица встретила путников пестрыми улицами, яркими одеждами горожан, сдержанным непрекращающимся гомоном. Утро выдалось солнечное, высоко в небе темными молниями метались стрижи.
Сатэ вел монахов вдоль вереницы лавок, аптек, вдоль приземистых домишек зажиточных горожан, вдоль утопающих в зелени домов знати — в ту часть Столицы, где было много постоялых дворов и комнат для приезжих. Сатэ шел не глядя по сторонам, опустив голову, словно боялся, что его узнают.
Хозяин гостиницы поклонился Сатэ:
— Здравствуйте, уважаемый Ани! Вам комнату?
Сатэ поклонился в ответ:
— Да, Ло. До завтра. Мне и моим молодым друзьям. Мы прибыли как раз к празднику.
Даан не особо удивился, когда хозяин назвал Сатэ другим именем. Им сказали — миссия держится в секрете. От всех, кроме Старших.
Несколько монет перекочевали от Сатэ к Ло; затем монахов проводили в комнаты.
Комнат было две. В каждой могли спать по четыре человека. Сатэ отозвал Юла, Даана и Сань Но и сказал, чтобы они располагались с ним; во второй остались братья Хито, Рут Ма и Лоот Зин.
После этого Сатэ ненадолго исчез. Хозяин Ло принес монахам прекрасного гиданского чаю.
Сатэ вернулся в другой одежде, одежде нищего, из тех, что тысячами наводняют большие города, прося подаяния, а также втихомолку воруя все, что плохо лежит.
— Слушайте меня, избранники! Я — Сатэ-Старший, но мало кто видел меня в стенах монастыря, ибо я покинул его сорок семь лет назад. С тех пор я больше не монах, однако подчиняюсь тому, кто Выше и Верховному Настоятелю, Первому-в-храме. Наш поход в столицу — лишь первый шаг на пути, который ждет одного из вас. Когда посланцы Южного монастыря войдут в нашу обитель, из вас семерых выберут наиболее достойного — вы знаете об этом. Зачем — поймете в свое время. А сейчас мы должны отыскать в городе одного человека.
Зовут его Матурана. Да, он чужеземец с Архипелага. Однако он связан с нами одной нитью, ибо тоже служит Каоме, да будет благословенно имя его!
Монахи привычно склонили головы. Сатэ продолжал:
— Он ваш ровесник. Найти его нетрудно, но клан Орла пытается опередить нас. Наша цель — незаметно увести его из Столицы в монастырь.
Теперь же — отдохнем, ибо завтра нам многое предстоит…
Монахи удивленно моргнули: Сатэ вдруг перешел на язык жестов, один из тщательно оберегаемых секретов монастыря.
«Тихо! У стен бывают уши и надо позволить ушам уйти…»
Даан подавил желание улыбнуться: шорох за дверью он услыхал давным-давно и дал знать Сатэ, но тот, не прерывая речи, показал, что и сам слышит.
Старик бесшумно переместился к маленькому окну. Молодежь загалдела, изображая непринужденную обстановку. Сатэ одобрительно кивнул.
Через некоторое время из дверей внизу выскользнул низенький человечек, пересек улицу и свернул за угол.
Сатэ знал, что там человечка ожидают двое людей из клана Орла.
Снова в ход пошел язык жестов.
Даан и Юл должны были пойти в точно такую же гостиницу, расположенную неподалеку, спросить заклинателя змей по имени Део и ожидать знака чужеземца — выброшенного в боковое окно панциря морской черепашки; дать ответ — особый поклон островитян Са — и уходить с чужеземцем в уловленное место. Все предстояло сделать быстро и по возможности незаметно.
Братьям Хито выпало идти с Сатэ слоняться по городу и водить за собой соглядатаев-Орлов, скучающих сейчас под окнами.
Руту Ма и Лооту Зин Старший приказал побродить по округе и ввязаться в возможно большее число драк и ссор, нередко случающихся на улицах, но ни в коем случае никого не убивать и не калечить, а также уберечься от солдат императора и Надзора.
Рут и Лоот немало удивились: вмешиваться в драки монахам запрещалось тысячелетним кодексом. Запрещалось вообще применять ши-тао без крайней необходимости. Но Верховный приказал слушаться Сатэ, будто это сам Каома.
Сань Но должен был незаметно следовать за Дааном и Юлом, держаться в стороне и ни в коем случае ни во что не вмешиваться. При любом исходе Сань Но обязан узнать что стало с Матураной и где его найти. Еще Сатэ посоветовал не удивляться, если Сань увидит поблизости от себя совершенно седого человека в одеждах лекаря, который будет идти следом за Дааном и Юлом — это друг.
Встречу назначили на южной окраине, у Двух Дорог. На закате. Сатэ подробно объяснил как туда попасть; руки его так и мелькали.
Первыми комнаты покинули Рут и Лоот. Вполголоса переговариваясь, они пошли влево по улице. Один из соглядатаев ненавязчиво двинулся следом; остальные скрылись.
Настала очередь Сатэ и братьев Хито. За ними увязались все Орлы, кроме одного.
В это же время Даан и Юл, а чуть позже и Сань Но выбрались через окно крытой галереи на крышу соседнего дома, спустились во двор и, немного поплутав по переулкам, направились у указанной гостинице.
Минут через пять хозяин Ло задернул занавеси в комнате Сатэ. Оставшийся соглядатай спрятался в тени дома напротив, немного поглазел на круглые окна и уселся прямо на траву, привалившись спиной к теплым оструганным доскам.
5
На площади толпился народ. Трое бродячих артистов показывали свои трюки в центре живого кольца; зрители громко переговаривались, подбадривали их криками. Некоторые бросали на розовый булыжник мелкие монетки.
Рут с Лоотом долго глазели на представление; «хвост» — высокий длинноволосый парень в цветастом халате — крутился неподалеку. Солнце неумолимо ползло к зениту. Сатэ велел им не спешить.
Часа два спустя артисты закончили представление, собрали монетки, поклонились и исчезли в своем фургончике. Зрители остались довольны, зрелище не обмануло их ожиданий.
Лоот, не поворачивая головы, приглядывал за Орлом. Монахов учили видеть все вокруг, двигая только глазами.
— Отвязаться бы от него… — шепнул он напарнику.
— Сатэ ничего не говорил…
— Значит, не запрещал!
В этот миг один из многих торговцев-лоточников истошно завопил:
— Держи вора!!
Щуплый немытый оборванец, прижимая к груди украденную брошь, кинулся наутек. Рут немедленно подставил ногу. Тут же нашлись добровольные ловцы-помощники; все скопом они навалились на покатившегося кубарем вора. Брошь отлетела в сторону, ее схватил кто-то из зевак. Лоточник, ругаясь, крича и взывая к справедливости, пробирался меж галдящих горожан. Его толкнули в спину, лоток выпал из рук, грошовые украшения дождем посыпались под ноги. Началась форменная свалка, кто-то кого-то бил, со всех сторон слышались проклятия, стоны и ругань.
Монахи, ограничившись несколькими тумаками особенно ретивым драчунам, выбрались из толпы.
— Бежим!
На площади как раз показались солдаты Надзора в серых мундирах, вооруженные дубинками и пиками.
Они кинулись узкой улочкой, ведущей в сторону императорского дворца. В жаркий полуденный час горожане старались не покидать домов: пили чай на открытых верандах, переговаривались с соседями, выглядывая в раскрытые окна.
«Хвост» показался в конце улицы. Монахи спрятались в коротком тупичке, прижимаясь к шершавой каменной стене. Топот преследователя звучал все ближе.
— Эй, что вам здесь нужно, бродяги?
Позади, у массивной, окованной железом двери стоял рослый горец-велш. Рут выразительно приложил палец к губам, но тот не желал успокаиваться.
— Проваливайте! — горец злился, а это не предвещало ничего хорошего.
Дверь медленно отворилась, в проеме показалась молодая девушка. Голос ее был подобен журчанию горного ручья.
— В чем дело, Ман?
Золотых и серебряных украшений, сверкающих в свете дня драгоценных камней и жемчужин на ней было больше, чем звезд на летнем небе.
Ман ответить не успел: показался «хвост». Лоот, который стоял к Орлу ближе, не теряя ни секунды напал на него.
Горец, мгновение поколебавшись, сжал в руке короткую палку и шагнул к Руту. Вздулись твердые, как дерево, мышцы. Монах стоял у него на пути и отступать не собирался.
Лоот наносил удары, уворачивался, отклонялся, прыгал; двигался он как мог быстро. Однако соглядатай оказался неплохим бойцом: выстроил грамотную защиту и тронуть себя не позволил. Он действительно был Орлом: пальцы его рук застыли согнутыми на манер когтей гордой птицы, прыжки были высоки, держался он прямо, не припадая к земле, как Змея или Леопард, но и не вытягиваясь в струну, как это делал бы журавль. Лоот же придерживался классического стиля монахов Севера: кулаки сжаты, стойка полувысокая, удары в основном тычковые, а не рубящие.
Рут стал в оборонительную позицию, но первый же удар здоровяка-горца швырнул его на камни. Ман, конечно же, не новичок. Не зря он служил привратником, а заодно и телохранителем богатой горожанки. Палка глухо ударилась о гранит, но Рут проворно откатился в сторону.