– Сегодня он превзошел самого себя.
Она пожала плечами:
– Это лишь до следующего приема.
Мы оба умолкли, хотя я чувствовал, что ей хочется сказать что-то еще. Наконец она закусила губу и прошептала:
– Я могу поговорить с вами наедине?
Кивнув, я подал ей руку и повел в одну из небольших гостиных дальше по коридору. Дафна по-прежнему молчала, видимо, приберегала слова до того мгновения, пока я не закрыл за нами двери. Хотя мы с ней нередко разговаривали наедине, сегодня ее поведение меня встревожило.
– Вы ни разу не пригласили меня на танец, – с обидой в голосе произнесла она.
– Я вообще ни с кем не танцевал.
Отец пожелал, чтобы играли классические музыканты. Пятерки очень талантливы, но их музыка предполагала медленные танцы. Наверное, если бы мне захотелось потанцевать, я пригласил бы именно ее. Просто в условиях, когда все засыпали меня вопросами о неведомой будущей жене, это казалось неправильным.
Дафна издала прерывистый вздох и принялась расхаживать по комнате.
– По возвращении домой меня ждет свидание. Фредерик, так его зовут. Я, разумеется, его уже видела. Он отличный наездник и к тому же очень красив. На четыре года старше меня, но я думаю, что это лишь одна из причин, по которым он нравится папа?.
Дафна с полуулыбкой взглянула на меня через плечо.
Я саркастически ухмыльнулся в ответ:
– И что бы мы с вами делали без отцовского одобрения?
– Совсем пропали бы, разумеется, – прыснула она. – Разве мы что-нибудь понимаем в этой жизни?
Я тоже засмеялся, радуясь тому, что можно с кем-то пошутить на эту тему. Юмор порой единственное, что мне остается.
– Но да, папа? одобряет. И все-таки мне хотелось бы знать… – Она, внезапно засмущавшись, опустила взгляд.
– Что вам хотелось бы знать?
Дафна некоторое время молчала, рассматривая пол у себя под ногами. Потом она наконец взглянула на меня своими синими глазами.
– Одобряете ли вы?
– Что именно?
– Фредерика.
– Ну как я могу ответить на этот вопрос? – засмеялся я. – Мы даже не знакомы.
– О нет, – упавшим голосом произнесла она. – Я не имею в виду конкретного человека, я имею в виду идею. Как вы относитесь к тому, что я стану встречаться с ним? И возможно, даже выйду за него замуж?
За ее непроницаемым лицом скрывалось что-то такое, чего я не понимал. Я смущенно пожал плечами.
– От моего мнения все равно ничего не зависит. Как, скорее всего, и от вашего, – добавил я с грустью в голосе.
Такова уж наша судьба.
Дафна заломила руки, словно была охвачена смятением или душевной мукой. Я по-прежнему не понимал, что происходит.
– Значит, вам совершенно все равно? Потому что если это будет не Фредерик, то Антуан. А если не Антуан, то Гаррон. Меня дожидается целая толпа мужчин, ни один из которых мне даже наполовину не такой друг, как вы. Но в итоге мне все-таки придется выбрать кого-то из них в мужья, а вам нет до этого никакого дела?
Это было поистине печально. Притом что мы с ней виделись от силы трижды в год, я тоже считал ее самым близким своим другом. Надо же было до такого докатиться.
Я сглотнул, подбирая нужные слова:
– Уверен, все как-нибудь образуется.
Дафна внезапно залилась слезами. Я принялся озираться по сторонам, словно в поисках какого-нибудь объяснения или причины, с каждой секундой чувствуя себя все более и более неловко.
– Пожалуйста, скажите, что не станете участвовать в этом! Вы не можете! – взмолилась она.
– Что вы имеете в виду? – с отчаянием спросил я.
– Отбор! Пожалуйста, не женитесь на совершенно чужой вам девушке. Не вынуждайте меня выходить замуж за абсолютно чужого мне человека.
– У меня нет выбора. Такова традиция. Все принцы Иллеа женятся на одной из подданных.
Дафна бросилась ко мне и сжала мои руки:
– Но я люблю вас! И всегда любила. Пожалуйста, не женитесь на другой девушке, пока хотя бы не спросите у отца, могу ли я стать вашей избранницей.
Всегда любила? Меня? Я опешил, пытаясь найти нужные слова.
– Дафна, но как… я просто не знаю, что сказать.
– Скажите, что поговорите с отцом, – с надеждой утирая слезы, взмолилась она. – Отложите Отбор, чтобы мы могли хотя бы понять, стоит ли нам пытаться. Или позвольте мне тоже принять в нем участие. Я отрекусь от своих прав на корону.
– Пожалуйста, не плачьте, – прошептал я.
– Как тут не плакать, когда я скоро потеряю вас навсегда?
Она закрыла лицо руками, содрогаясь в безмолвных рыданиях.
Я стоял столбом, боясь сделать что-нибудь такое, что лишь все усугубит. Несколько напряженных мгновений спустя она вскинула голову и заговорила, невидящими глазами глядя прямо перед собой:
– Вы единственный, кто знает меня по-настоящему. И единственный, кого по-настоящему знаю я сама.
– Знать – еще не значит любить, – возразил я.
– Это неправда! У нас с вами есть общая история, и сейчас она готова оборваться. И все это в угоду нелепой традиции.
Ее взгляд был по-прежнему устремлен в какую-то незримую точку в центре комнаты, и мне оставалось лишь гадать, о чем она сейчас думает. Впрочем, отгадывать ее мысли я определенно не мастер.
Наконец Дафна обернулась ко мне:
– Максон, заклинаю вас, поговорите с отцом. Даже если он скажет «нет», я буду знать, что, по крайней мере, сделала все, что могла.
Я не сомневался в ответе отца, поэтому озвучил то, что должен был.
– Дафна, вы и так сделали все, что могли. – Я вскинул руки и опустил их. – Больше ни на что рассчитывать не приходится.
Она ответила мне долгим взглядом, не хуже моего понимая, что обращение к отцу с подобным предложением никогда в жизни не сошло бы мне с рук. Я видел, как лихорадочно работает ее мысль, Дафна пыталась отыскать какой-нибудь другой способ, но быстро поняла, что его нет. Она служила своей короне, я – своей, и нашим повелителям никогда не суждено было пересечься.
Дафна кивнула и снова залилась слезами. Потом опустилась на кушетку и попыталась взять себя в руки. Я стоял неподвижно, стараясь не причинить ей еще большую боль. Мне очень хотелось рассмешить ее, но во всем происходящем не было ничего веселого. Я даже не подозревал, что способен разбить кому-то сердце.
Повторять этот опыт мне определенно не хотелось.
И тут до меня дошло, что как ни крути, а повторение неизбежно. В следующие несколько месяцев мне предстояло отказать тридцати четырем девушкам. А если они все будут так реагировать?
При одной мысли об этом нахлынула такая усталость, что у меня против воли вырвался тяжелый вздох.
Дафна вскинула голову. Выражение ее лица медленно переменилось.
– Неужели вы ничего не чувствуете? – возмутилась она. – Вы не настолько хороший актер!
– Разумеется, меня это волнует.
Она поднялась и молча посмотрела на меня оценивающим взглядом.
– Но вовсе не по той причине, по которой это волнует меня, – прошептала она и приблизилась ко мне. – Максон, вы любите меня.
В ее взгляде читалась мольба.
Я стоял неподвижно.
– Максон, – уже с бо?льшим нажимом произнесла она, – вы любите меня. Любите!
Я вынужден был отвести глаза, не в силах больше выдерживать ее жгучий взгляд. Провел рукой по волосам, пытаясь найти слова, которые выразили бы то, что творилось у меня в душе.
– Дафна, я никогда не видел такого бесстрашного человека, как вы. И не сомневаюсь, что вы были искренни в выражении своих чувств, но я не могу ответить вам тем же.
– Это не значит, что вы не испытываете ничего ко мне. Просто вы не умеете выражать чувства! Ваш отец вечно напускает на себя ледяную холодность, а мать держит все в себе. И вы никогда не видели людей, которые свободно выражают свою любовь, и потому сами не умеете ее демонстрировать. Но вы ее чувствуете, я же вижу. Вы любите меня так же сильно, как я люблю вас!
Я медленно покачал головой, опасаясь, что любое мое слово начнет все сначала.
– Поцелуйте меня! – потребовала она.
– Что?
– Поцелуйте меня. Если вы сможете поцеловать меня и после этого утверждать, что не испытываете ко мне никаких чувств, я никогда больше не заговорю на эту тему.
– Нет. Простите, не могу. – Я попятился.
Не хотелось признаваться, что на самом деле за моим отказом стоит страх. Я не знал точно, со многими ли молодыми людьми Дафна уже целовалась, но такие, уверен, были. Она позаботилась о том, чтобы донести до меня этот факт, когда несколько лет назад я гостил во Франции. Ну и вот. Дафна обскакала меня в этом, так что я не собирался выставлять себя еще большим болваном, чем уже выставил.
Печаль на ее лице сменилась гневом, и она отступила. Затем горько засмеялась:
– То есть это ваш окончательный ответ? Вы говорите «нет»? Предпочитаете позволить мне уехать? – (Я пожал плечами.) – Максон Шрив, вы идиот. Ваши родители совершенно искалечили вас морально. Да вам хоть тысячу девушек приведи, никакой разницы все равно не будет. У вас не хватит ума увидеть любовь, даже если она окажется у вас прямо перед носом. – Она утерла глаза и оправила платье. – Искренне надеюсь, что не увижу вас больше никогда в жизни!
Теперь меня охватил другой страх. Она устремилась прочь, но я удержал ее за локоть. Мне не хотелось, чтобы Дафна исчезла из моей жизни навсегда!
– Мне очень жаль!
– Не нужна мне ваша жалость, – ледяным тоном отрезала она. – Жалейте лучше самого себя. Вы найдете себе жену, потому что родители так велели, но настоящей любви вам не видать – вы ее уже упустили.
Она вырвала руку и удалилась, оставив меня в одиночестве.
Максон, с днем рождения тебя.
От Дафны пахло вишневой корой и миндалем. Она пользовалась одними и теми же духами с тех пор, как ей исполнилось тринадцать. Прошлым вечером тоже ими надушилась, и в ту минуту, когда клялась, что не хочет видеть меня, я чувствовал их горьковатый аромат.
На запястье у нее был шрам. Она заработала его, забираясь на дерево в возрасте одиннадцати лет. Это была моя вина. В ту пору манеры у нее были несколько менее женственные, и я уговорил ее – ну ладно, подначил – устроить соревнование, кто из нас быстрее заберется на вершину одного из деревьев на краю сада. Я победил.
Дафна до истерики боялась темноты, и, поскольку у меня тоже были свои страхи, я никогда не дразнил ее за это. А она никогда не дразнила меня. Во всяком случае, когда речь шла действительно о важных вещах.
У Дафны аллергия на моллюсков. Любимый ее цвет – желтый. У нее начисто отсутствует музыкальный слух. Зато она хорошо танцует. Тем обидней ей было, что я не пригласил ее вчера вечером на танец.
Когда мне было шестнадцать, она прислала мне на Рождество новую сумку для фотокамеры. Хотя я никогда не рассказывал, что хочу избавиться от старой, этот подарок говорил о том, что она обращает внимание на мои увлечения, и он так меня тронул, что я сменил старую на новую. И до сих пор ею пользовался.
Я потянулся под одеялом, повернув голову туда, где лежала сумка. Интересно, долго она выбирала?
Наверное, Дафна была права. Я и сам не осознавал, сколько всего нас связывает. Наши отношения ограничивались редкими визитами и случайными телефонными звонками, и я никогда даже представить себе не мог, что они выльются в нечто большее.
А теперь Дафна в самолете, который уносил ее обратно во Францию, к Фредерику.
Я выбрался из постели, скинул мятую рубашку и брюки от костюма и направился в душ. Подставляя тело упругим струям воды, призванным смыть последние воспоминания о вчерашнем дне, я пытался избавиться и от мыслей.
В голове по-прежнему звучали ее колкие слова о том, что я моральный калека. Неужели мне и впрямь не дано понять, что такое любовь? Или я попробовал ее и отбросил прочь? Если так, зачем мне Отбор?
Советники сновали по дворцу с кипами бланков анкет для конкурса, улыбаясь с таким видом, словно знали что-то такое, чего не знал я. Время от времени кто-нибудь похлопывал меня по плечу или вполголоса говорил что-то ободряющее, как будто все чувствовали, что я внезапно засомневался в той единственной вещи в жизни, на которую всегда рассчитывал и надеялся.
– В сегодняшней партии есть интересные экземпляры, – заметил один.
– Да вы счастливчик, – высказался второй.
Количество анкет росло, но все, о чем я мог думать, были обидные слова Дафны.
Мне следовало изучать цифры финансового отчета, лежавшего передо мной, а вместо этого я рассматривал лицо отца. Неужели он действительно морально меня искалечил, начисто лишив основополагающих понятий о том, что значит находиться в романтических отношениях с кем-то? Я видел, как они с мамой ведут себя друг с другом. Может, между ними и нет страсти, но близость определенно существует. Выходит, этого недостаточно? Нужно стремиться к чему-то другому?
Я задумался, глядя прямо перед собой. Может быть, он считал, что, если я буду жаждать чего-то большего, Отбор окажется для меня невыносимым? Или что я разочаруюсь, если не найду чего-то такого, что перевернет мою жизнь. Пожалуй, не зря я никогда не говорил вслух о том, что именно на это и надеялся.
А может, он вовсе ни о чем таком не думал. Люди такие, какие они есть. Отец был человеком жестким – ни дать ни взять меч, закаленный необходимостью править страной, раздираемой постоянными войнами и набегами повстанцев. Мама же – как одеяло, мягкая и уютная. Она выросла в тяжелых условиях и оттого вечно пытается всех утешить и защитить.
Я отдавал себе отчет в том, что в глубине души куда больше похож на нее, чем на него. И меня это вполне устраивало, а вот отца – нет.
Так что, возможно, он ограничивал проявление чувств намеренно, чтобы придать мне твердости.
«У вас не хватит ума увидеть любовь, даже если она окажется у вас прямо перед носом».
– Максон, спустись на землю, – выдернул меня из задумчивости отцовский голос.
– Сир?
Вид у него был усталый.
– Сколько еще тебе повторять? Отбор – возможность сделать взвешенный и разумный выбор, а не предеваться грезам.
В комнату вошел советник и вручил отцу письмо, а я тем временем выровнял стопку бумаг, постучав торцом по столу.
– Да, сир.
Пока он пробегал глазами текст, я в последний раз посмотрел на него.
Возможно.
Нет.
Все-таки нет. Он хотел сделать из меня мужчину, а не машину.
Досадливо крякнув, он скомкал листок и швырнул его в мусорную корзину:
– Чертовы повстанцы!
Бо?льшую часть утра я провел у себя в комнате, подальше от любопытных глаз. В одиночестве работалось гораздо продуктивней, а если даже я трудился и не очень продуктивно, по крайней мере, меня некому было за это критиковать. Впрочем, судя по приглашению, которое я получил, рассчитывать провести так весь день не стоило.
– Ты меня звал? – спросил я, входя в личный кабинет отца.
– А, вот и ты, – сказал отец. Глаза у него искрились от удовольствия. – Завтра мы начинаем. – Он потер руки.
– Да, – вздохнул я. – Еще раз пройдемся по сценарию «Вестей»?
– Нет, не надо. – Он положил руку мне на спину, увлекая за собой, и я поспешно распрямился. – Ничего сложного не будет. Вступительная часть, короткий разговор с Гаврилом, а потом объявление имен и показ фото девушек.
– Вроде бы все просто, – кивнул я.
Мы подошли к его рабочему столу, и он хлопнул ладонью по толстой стопке папок:
– Вот они.
Я опустил глаза. Покосился на папки. Сглотнул.
– Так. Примерно двадцать пять из них или около того обладают очевидными качествами, идеальными для новой принцессы. Хорошие семьи, связи с другими странами, которые могут оказаться очень полезными. Есть и ослепительные красавицы. – Он шутливо ткнул меня под ребра, что было совершенно ему несвойственно, и я отступил в сторону. Мне было совсем не до шуток. – К сожалению, не все провинции выдвинули достойных кандидаток. И чтобы это больше походило на случайный выбор, мы воспользовались этими кандидатками для придания большего разнообразия. Сюда затесалось даже несколько Пятерок. Впрочем, более низших каст нет. Должны же мы поддерживать хоть какую-то планку.