– Так у тебя и пожрать ничего нет? – недовольно сказал Сережа.– Плохо, плохо ты подготовилась. Ну, на первый раз прощаю.
Сережа задумчиво погладил бутылку мартини.
– Вспомнил! Я ведь не просто так пришел, а по делу. Буду тебя учить правильно пить мартини. У тебя есть такие низкие бокалы без ножек?
– Нет, конечно! – язвительно ответила Катя.– И пить я не буду!
Сережа ее слова проигнорировал. Непринужденно уселся на кровать и принялся откручивать крышку мартини, продолжая трепаться.
– …Прихожу тут как-то в бар с одной девчонкой, делаю заказ – по двести мартини, а барменша меня спрашивает: вам чем разбавить, грейпфрутовым соком или апельсиновым? Я ей говорю – первый раз вижу, чтобы мартини разбавляли соком! А она мне, дура,– а я первый раз вижу, чтобы хлестали неразбавленное! Ничего не понимает! Ну что ты стоишь? Из горла нам, что ли, пить?
Катя пошла на кухню искать посуду.
«Зачем он приперся?» – подумала она, роясь в обшарпанном пенале.
Развлекать пьяного Сережу у Кати не было ни малейшего желания. Но ведь и выставить его нельзя. Нехорошо. Как-никак это он ее сюда устроил.
Бокалов не нашлось, стаканов и стопок – тоже. Катя взяла две чайные чашки, принесла в комнату и поставила на табуретку, а сама села на другую, подальше от гостя. Не смущаясь неподходящей посудой, Сережа разлил мартини, чокнулся с Катей, одним глотком выпил полчашки, с комфортом развалился на кровати.
– Ты чего не пьешь? Давай, смелее. Не хочешь – как хочешь, а я выпью, чтобы добро не пропадало. Сейчас выпью – и проверю, как ты тут за квартирой следишь. Не украла ли чего…
– Что?! – вспыхнула Катя.
Сережа заржал, довольный собственным остроумием.
– Шучу, чего ты сразу надулась? Шуток не понимаешь! У вас в Пскове все такие тормозные?
– Идиотские шуточки,– обиженно проворчала Катя.
Настроение у нее совсем испортилось.
– Кстати, ты почему отцу не сказал, что я из Пскова? – вспомнила она.
– Ха, разумеется, не сказал. Он бы тебя в жизни сюда не впустил. Я ему наплел, что ты – моя одноклассница. Из хорошей семьи. Это у него задвиг насчет семьи. Мол, хочешь пожить одна, так сказать, личной жизнью. Здорово я его развел, да?
Катя промолчала. У нее промелькнула мысль, как было бы замечательно, если бы Сережа забрал свое мартини и ушел восвояси.
Но Сережа явно обосновался в мансарде надолго.
– А чего у тебя тут есть? – спросил он, осматривая помещение.– Где музыка? Видик есть? А почему нет? Так пойди и купи! Магазин аудио-видео, между прочим, через дорогу. Я советую домашний кинотеатр, только непременно с сабвуфером, иначе никакую музыку будет не послушать толком. И не потанцевать, кстати. Вы чего в Пскове слушаете? Небось «Ласковый май»?
– «Ласковый май?» – Катя и не слышала о такой группе.– Нет, мне «Сплин» нравится. Земфира… «Глюкоза» кое-что… Еще Ник Кейв, «Murder ballads»… А что сейчас слушают в Питере?
– Мне, честно говоря, по фиг, что слушать,– пренебрежительно отозвался Сережа.– Я больше автомобилями увлекаюсь…
Сережа оживился и принялся рассказывать о новой отцовской машине, потом о машине отца своего приятеля, потом о той машине, которую отец купил бы ему на совершеннолетие, если бы не был такой жадной сволочью…
Катя сидела, зевала, смотрела, как в бутылке падает уровень жидкости, и мечтала о том моменте, когда мартини иссякнет и Сережа наконец исчезнет из ее дома.
– Ты чего там, заснула, что ли? – пробудил ее от грез Сережин голос.– С табуретки вот-вот свалишься. Пересаживайся сюда!
«И вправду, усну и свалюсь»,– подумала Катя и пересела. То, что это опрометчивое решение, она поняла сразу, но было уже поздно.
– Вот была бы музыка, мы бы с тобой потанцевали,– мечтательно объявил Сережа, ухватив Катю за талию потной рукой.– Белый танец при свечах… У тебя свечи есть?
«О Господи!» – мысленно простонала Катя, пытаясь отодвинуться от Сережи так, чтобы это не выглядело откровенной борьбой за свободу.
– Сереж, уже поздно, наверно, метро закроется,– намекнула она, краснея от собственной бестактности.
– На фига мне метро? – удивился незваный гость, прижимая к себе Катю.– Я тут рядом живу!
– Ты бы не мог слегка отодвинуться? Мне неудобно.
– А ты перестань мне локтем в бок упираться, так станет удобнее.
– Мне жарко! – жалобно сказала Катя.
– О чем базар – ты разденься! – с готовностью предложил Сережа.– Хочешь, помогу?
«Шутник!» – злобно подумала Катя и рванулась из потных объятий, намереваясь встать. Но Сережа со смехом потянул ее на себя, и она снова плюхнулась на кровать.
«А ведь он не шутит»,– похолодев, поняла она.
– Ну чего ты дергаешься? – укоризненно сказал Сережа.– У вас во Пскове все такие закомплексованные? Нормально ведь сидим, оттягиваемся, а ты куда-то норовишь убежать…
«Он, наверно, не соображает, что делает. Он уже совсем пьяный. Он и пришел пьяный. Не надо его злить,– думала Катя.– Не надо вырываться, только хуже будет. Может, через десять минут он совсем напьется, захочет спать и сам меня отпустит».
Катин папа, когда перебирал лишнего, всегда ложился спать.
«Не то,– говорил,– я буянить начну».
Заснув, он не буянил, но мама все равно ругалась и потом неделю вспоминала, как он напился.
Тем временем Сережа сменил тему и от автомобилей переключился на девушек. Но хотя его монолог с каждой минутой становился все более бредовым, никаких признаков сонливости Сережа не подавал. Его пальцы бродили по Катиной спине, нащупывая застежку бюстгальтера. Катя отодвигалась, выставляла локти и страдала.
– Большинство девушек не умеют себя правильно вести! – вещал Сережа.– Они думают: если кривляться, ломаться или насмехаться над парнями и все такое, так это очень круто. А я не выношу, когда надо мной издеваются. Вот Лейку возьми: классная девка. А как скажет чё, весь день ходишь как облёванный. У меня такая была мысль! – Сережа оживился, даже шариться по Катиной спине перестал.– Только никому не говори, это секрет – познакомиться с какой-нибудь девчонкой помладше и воспитать ее как надо. Выдрессировать как собаку. Ну, в хорошем смысле. Чтобы скомандовал —
«К ноге!» – и она уже тут, смотрит преданно в глаза и на все готова. А стерв ненавижу. Ты ведь не из таких? Я как тебя увидел, то сразу решил – ты мне как раз подходишь. Ты тихая, маленькая, складненькая, к тому же притворяешься скромницей.
А во всяких журналах пишут, что те, кто притворяется скромницами, на самом деле самые страстные женщины…
«Не засыпает»,– с тоской думала Катя.
Придется его гнать. Как же его поделикатнее выставить? Он ведь отцу нажалуется. А тогда – прощай работа, и жилье, и Питер с институтом, и здравствуй, Псковский педагогический и вечная тоска.
– Зачем нам всякие там ухаживания, цветы, кино и прочая пошлость? – продолжал токовать Сережа.– Давай, заинька, все это пропустим. Дай своей страсти вырваться на свободу! Тебе даже не надо мне ничего говорить. Когда преодолеешь робость – через полчасика, например,– просто намекни. Только откровенно, чтобы я сразу догадался. Не надо всяких там томных взглядов – я в этом ни фига не понимаю. Лучше расстегни кофточку. Ты чулки, кстати, с подвязками не носишь? Зря. Завтра же купи – очень возбуждающе…
«Вот маньяк-то. Чулки ему с подвязками. Они тут в Питере все такие эстеты?» – невольно подумала Катя.
Поймав Сережин мутный взор, она решила, что гость уже почти готов.
– Ты не устал? Спать случайно не хочешь? – осторожно спросила она.
– Хочу! – обрадовался Сережа.– Люблю прозрачные намеки! Сейчас прогуляюсь до сортира, вернусь и будем спать. А потом вместе примем душ!
Сережа наконец разжал объятия, с Катиной помощью оторвался от кровати и, пошатываясь, побрел в сторону кухни. С отвращением посмотрев ему вслед, Катя решила – обойдусь без деликатности. Просто скажу: «Пошел вон, пьяная свинья» – и вытолкаю за дверь. И черт с ней, с работой.
– Я сейчас… – бубнил Сережа, пошатываясь, пробираясь к туалету.– Я, типа, отлить. А ты, типа, подумай, чё нам это… – напрягся, пытаясь сформулировать мысль, потом выдвинул челюсть и объявил под веселое журчание: – Я тут хозяин! Хочешь, ик, пользоваться моим гостеприимством – посмотрим, ик, на твое поведение!
Сережа вышел из туалета, застегивая ширинку.
– Надо, ик, водички попить… – бормотал он, направляясь на кухню.– И – раскрепощенный секс! Пришла пора прощаться с девственностью!
Перед его внутренним взором вставали смутные образы разнообразных соитий, почерпнутые из Интернета и порнографических фильмов.
– Разнузданный секс! – провозгласил он, вваливаясь на кухню.
И остолбенел.
На кухне был человек. Невысокий, толстый, он что-то искал в кухонном шкафчике.
Сережа, хоть и пьян был, но мгновенно вспотел от страха.
Вор? Нет, вряд ли. Значит, кто-то из папашкиных служащих или коллег. Теперь настучит…
«Во, блин! Влетел! – подумал он.– Хотя что я сделал? Да ничего!»
Сережа приосанился и сказал:
– Добрый вечер!
Мужик мельком взглянул на него и кивнул.
В папашкином офисе Сережа его раньше не видел.
Мужик между тем делал что-то странное. Достал из шкафчика соль, взял со стола дохлого голубя (Сережа только сейчас его заметил) и принялся посыпать эту гадость солью.
– Э-э-э… А что это вы делаете? – растерянно спросил Сережа.
– Солю,– добродушно пробасил мужик.– Ты когда-нибудь ел птицу без соли, человечек?
Сережа, обалдевший, помотал головой.
– И правильно! – одобрил толстяк.– Редкая гадость. А с солью – совсем другое дело!
И тут, к ужасу Сережи, мужик откусил головку дохлой птички вместе с клювом и перьями и разжевал.
– Фкушнятина,– сказал он, громко хрустя косточками.
Этого зрелища Сережин желудок перенести не смог. Содержимое его рванулось наружу, а сам Сережа стремглав метнулся в туалет.
Через несколько минут он, почти трезвый, испуганно-рассерженный, появился перед Катей, по-прежнему пребывавшей в мучительных раздумьях.
– У тебя на кухне – какой-то мужик! – обвиняющим тоном заявил Сережа, не обратив внимания на то, что Катя не только не разделась, но, наоборот, застегнула всё, расстегнутое Сережей.
– Какой еще мужик? – не поняла Катя.
– Такой! Толстый. С голубем! Ну-ка пошли! – Сережа решительно ухватил ее за руку.
На кухню, впрочем, он вошел вторым, ловко выдвинув Катю вперед.
На кухне никого не было.
Зато Катя увидела у батареи знакомую голубиную лапку.
– Где он? – Не увидев толстяка, Сережа вновь обрел уверенность.– Сбежал?
– Кто? – невинно спросила Катя, незаметно запинывая улику под батарею.
– Мужик! Тут был мужик! И жрал сырого голубя!
«Если он расскажет отцу, меня непременно выгонят»,– подумала Катя.
– Какого голубя? – спросила она, постаравшись, чтобы голос ее звучал спокойно и уверенно.– Тут никого нет!
– Как это нет! – Сережа шумно потянул воздух.– А почему тогда тут воняет! Говори, кто это?
– Не желаю слушать твой бред! – крикнула Катя и выскочила из кухни.
Сережа выглянул в окно. На площадке было пусто. Он решительно (если противник ретировался, значит, он испугался) направился к двери. Тут его ждал сюрприз: дверь была заперта, и засовчик, который Сережа предусмотрительно задвинул – тоже на месте.
Нет, ну он же точно видел толстого такого мужика!
Сережа снова направился на кухню, но на полпути его перехватила сердитая Катя.
– Воняет, да? – гневно произнесла она.– Тебе интересно знать, почему тут воняет? Так я тебе объясню! Потому что один придурок допился до глюков и заблевал весь туалет! А я тут полдня сегодня мыла! – Искреннее возмущение звенело в ее голосе.– И не думай, что я буду убирать за тобой блевотину! Сам нагадил – сам и приберешь! – Она шваркнула Сереже под ноги тряпку.– Причем чисто, понял? Или я завтра все твоему отцу расскажу! И про мужика, который сырых голубей жрет,– тоже!
Вот теперь Сережа испугался по-настоящему. Полгода назад отец нашел у него марку с «кислотой». Шуму было – словно Сережа дом поджег. И под занавес обещание: если еще хоть раз, хоть что-то – сразу в клинику.
«Наркоша в семье не потерплю! – орал папашка.– Каленым железом!»
Если эта дурочка сболтнет про мужика и голубя – Сереже конец. Папашка его сразу в дурку определит.
«Надо заткнуть ей рот…» – мужественно подумал он, грозно надулся…
Наткнулся на бешеный взгляд Кати (вот уж не ожидал он от этой куколки такой ярости!) – и сдулся, как проколотый мячик. Страх пересилил.
– Я уберу,– пробормотал он, наклоняясь за тряпкой.– Я уберу, ты не беспокойся…
И убрал. Очень старательно. А тряпку выстирал и аккуратно повесил на батарею.
«А может, и впрямь не было никакого мужика?» – тоскливо подумал Сережа.
– Ты только, это, отцу ничего не говори, ладно? – совсем жалким голосом попросил он, уходя.
– Посмотрим на твое поведение! – мстительно заявила Катя, закрыла за ним дверь, задвинула засовчик и без сил опустилась на обувную тумбочку.
«Какое счастье, что он такой ужасный трус»,– подумала она.
Глава шестая
Девушка и киллер
Неоспоримым доказательством разумности троллей является тот факт, что людям до сих пор не удалось установить с ними контакт.
Горячая вода била в затылок, струилась по шее и спине, смывая ощущение липких рук, снимая напряжение, расслабляя и успокаивая мысли. Вообще-то Катя предпочла бы ванну. Дома она очень любила насыпать в воду всяких ароматических солей и залечь эдак на часик с книжкой или с музыкой. Но эту ванну надо отскребать часа полтора. На такой подвиг у Кати не оставалось сил. Ладно, душ – тоже хорошо.
Вымывшись, Катя завернулась в полотенце, другое намотала на голову и снова почувствовала себя человеком.
«В сущности, все не так плохо,– подумала она.– У меня есть жилье, есть работа, за которую, может быть, когда-нибудь мне что-нибудь заплатят. Завтра я поеду и запишусь на подготовительные курсы и на следующий год обязательно поступлю, так что нечего переживать из-за проваленных экзаменов. Я же не мальчишка, в армию меня не заберут. И вообще я молодец! Одна, без чужой помощи, без мамы-папы – в Санкт-Петербурге! Вот приеду на Рождество домой в Псков, расскажу девчонкам – обзавидуются!»
Катя поставила чайник. Она размышляла о том, как удачно разрешилась неприятная ситуация с Сережей. А также о странном «отставном спортсмене», который повадился лазать к ней на кухню за солью.
«Все-таки этот Карлссон появился очень вовремя,– думала она.– И вовремя исчез. Если бы не он, пришлось бы самой выгонять этого маньяка. Тоже мне – знаток женщин! Нашел себе простушку. Чулки ему с подвязками! Противный такой, жирный, липкий… Одно хорошо – трусливый…»
Катя вернулась в комнату. В «наследство» от Сережи осталась на три четверти опустевшая бутылка вермута и водка. Существовала опасность, что он вспомнит о забытом спиртном и вернется.
«Все равно не пущу! – решила Катя.– Завтра отдам».
Она присела на диван, налила в чашку немножко вермута. Вермут был итальянский, вкусный. В сумочке у Кати лежала шоколадка. Она не вспомнила о ней, когда заявился Сережа со своим «угощением». И хорошо, что не вспомнила. Сейчас шоколадка придется очень кстати.
Вскипел чайник. Катя спрятала водку в холодильник, налила чаю, очень хорошо поужинала этой самой шоколадкой, чаем и капелькой вермута, расчесала волосы, надела халатик. Спать расхотелось. Она вышла на кухню, перелезла через подоконник.
Ночь была совсем теплая. Откуда-то доносилась музыка. Внизу горел и переливался Невский. Нет, это чудесно – то, что с ней произошло! Кто мог подумать, что она, одна-одинешенька, будет любоваться ночным Невским проспектом! Катя легла грудью на гладкие перила. Внизу, метрах в полутора под ней, был небольшой карниз, на котором крепилась какая-то реклама. Бегущие вдоль карниза огоньки завораживали. Еще снизу поднимался теплый воздух, Катя чувствовала его прикосновение голыми коленками и бедрами, и это тоже было очень приятно.