Людоед кружил, уходя из-под ударов черного чудища. Его меч проходил сквозь морок, не нанося противнику вреда. А гадкая Максимилианова тварь только казалась неповоротливой: рука-дубина врезалась Уйме в плечо, и людоед отлетел, как пушинка.
Я дотянулась до посоха, приподнялась на колене и запустила молнию в Максимилиана. Некромант успел отразить мой удар, да так метко, что я сама чуть не поджарилась. Тем временем проклятая тварь снова дотянулась до Уймы и так стукнула его, что людоед упал и остался лежать.
У меня не было времени подниматься с колен. Страх за Уйму и злость на Максимилиана свились в один горячий клубок, поднялись из живота в грудь и хлынули через левую руку – через посох – в сотворенное колдовством чудовище. Тварь замерла с занесенным кулаком, издала странный звук, словно присвистнула сквозь зубы, и распалась черными кляксами дыма.
Пот заливал глаза. Я почувствовала себя легендарным героем, победителем страшилищ. Мне захотелось смеяться и танцевать. Захотелось подойти к Уйме и, снисходительно улыбаясь, протянуть лежащему руку…
– Не знаешь? – фальшиво удивился Уйма. – Ты ведь некромант…
Максимилиан замотал головой:
– Ты не понимаешь, дикарь. Это Соляная Бездна, самая страшная часть загробного царства! То есть почти самая страшная. Я туда не пойду.
– Но ведь кто-то там бывал? – спросила я. – Кто-то тебе рассказал про этот ход?
– Мой дед, – прошептал Максимилиан. – Он бывал… А я не пойду.
– Пойдешь, – усмехнулся Уйма. – Как миленький.
* * *На закате нам наконец-то повезло – мы нашли озеро, полное рыбы. Я ловила посохом, Уйма – голыми руками, между нами шло молчаливое соревнование, и когда стемнело, на траве перед связанным Максимилианом валялась целая груда свежей, крупной, восхитительно пахнущей рыбы.
– Приспособить бы тебя чешую обдирать, – сказал Уйма, глядя на мальчишку сверху вниз.
– Давай, – с ухмылкой согласился некромант.
– Размечтался, – в тон ему ответил Уйма.
Котелка не было. Варить уху в шлеме Уйма отказался. Сам он ел рыбу сырьем, но для меня, сжалившись, испек на углях.
Что это была за вкуснотища! Максимилиан наблюдал за нами голодными глазами.
– Будешь кусаться? – спросила я его.
– Буду, – ответил он злобно. – Палец откушу.
– Ну и голодай, – Уйма сверкнул желтыми глазищами.
Я, подумав, насадила кусок рыбы на ивовый прутик. Протянула Максимилиану. Тот жадно схватил ртом угощение и, сопя и обжигаясь, сразу же проглотил.
– Смотри, – сказал Уйма. – Он тебя не пожалеет.
Я промолчала.
* * *Когда стемнело, мы спустились с холма. На этот раз впереди шел Максимилиан. Уйма мягко ступал за ним: меч за плечами, на волосатый кулак намотана веревка-поводок. Я догнала людоеда и кое-как приноровилась к его шагам.
– Уйма? А что мы ему скажем?
– Кому? – на белом лице Уймы уже заметно подросла щетина.
– Принцу-деспоту.
– Что ты ему скажешь, вот как. Ты посланец, ты королевский маг, тебя отправили за принцами. А я – так себе, глупый дикарь, мое дело – врагам шеи свертывать.
Мы прошли насквозь небольшое селение, тихое, пустое и темное. Если бы не запахи – дыма, навоза, вареной кукурузы – можно было б подумать, что тут давно никто не живет.
– Где они все?
– Затаились, – подумав, сообщил Уйма. – И правильно. Нечего тут.
Чем ближе мы подходили к серому замку, тем хуже становилось у меня на душе. Уже очень давно я не чувствовала себя такой одинокой. Уйма мне не друг, Максимилиан – и вовсе лютый враг. О чем мне говорить с Принцем-деспотом? А если…
Мысль была такой ужасной, что я остановилась. Уйма, как ни в чем не бывало, ушел вперед.
– Уйма! Погоди! А если он женат?!
Людоед расхохотался, широко разевая огромный рот. И, что самое оскорбительное, вторил ему зловредный голос Максимилиана.
Я насупилась.
* * *Во мраке мы подобрались к замку совсем близко. Максимилиан, оказывается, видел в темноте не хуже меня, не хуже Уймы, и это открытие мне не понравилось.
– Вон кладбище, – мальчишка, у которого были связаны руки, указал вперед подбородком, но я и без него уже разглядела впереди царство безлистых деревьев и покосившихся каменных склепов.
«Уважаемый Принц-деспот! Я, посланец короля Оберона, предлагаю вам взять в жены Филумену, прекрасную принцессу и милую девушку. Она будет танцевать на балах, улыбаться, вязать вам носки…»
Я вспомнила Филумену и чуть не заплакала. Она сейчас довольна, спокойна, сыта и красива, и главное, ничегошеньки не боится. Сидит себе, в лото играет с Алисией и Ортензией… Ей не надо пробираться среди старых могил, разыскивать проходной склеп, готовить речь, обращенную к Принцу-деспоту, и знать заранее, что кроме «Ай!», скорее всего, ничего не успеешь сказать…
– Ну, гаденыш, где же склеп? – беззлобно поинтересовался Уйма.
– Здесь. На главной аллее.
Максимилиан шел все медленнее. Наконец остановился и прижался к ногам Уймы:
– Погодите.
– Что такое?
– Надо подождать, – голос Максимилиана дрожал.
Так, в молчании, мы стояли несколько минут. Я подошла и прижалась к Уйме с другой стороны. Доспехи людоеда были теплыми.
– Идем, – хрипло сказал Максимилиан. – Тут близко.
Кладбище в самом деле было старое, очень старое. Надгробья поросли мхом, будто слоем серого снега. Мы пробирались по аллее, как по лесу, то и дело отводя ветки, с треском разрывая паутину и вздрагивая от прикосновений мокрых листьев.
– У меня руки затекли, – сказал Максимилиан.
– Потерпишь.
– А если я поклянусь вам не вредить, вы меня развяжете?
– Это кто же когда верил клятвам некроманта? – усмехнулся Уйма.
Я поводила посохом, как антенной, выискивая опасность. Выходило, что опасно повсюду, но угроза была слабая, затаившаяся.