– Что ты делаешь? – простонал Гарольд. – Ты мне мешаешь!
– Был сторож – и нету сторожа, – заметил Уйма. – Приходи, вор. Бери.
Ну на редкость противный дикарь!
– Это ты его развалил, – я попыталась закрыть шкаф. Берцовая кость застряла в двери, мешая ей затвориться. Носком сапога я затолкнула кость поглубже.
Уйма хмыкнул. Гарольд снова остановился, не отнимая мелка от доски:
– Я вас обоих прошу – помолчите. Мне уже немного осталось. Если я сейчас ошибусь – все насмарку, и заново уже не успею.
Не выпуская из рук посоха, я уселась на подоконник. Уйма замер на скамейке – нога на ногу. Круглые желтые глаза разглядывали меня без всякого стеснения.
Я отвернулась.
Что скажет Оберон, когда узнает, что мы с Гарольдом его не послушались?
Это зависит от того, приведу ли я из-за Печати принцев. Победителей не судят… А если не сумею? Оберон, скорее всего, отправит меня домой без права снова увидеть Королевство…
Звезды уже не казались такими яркими. И я снова почувствовала усталость.
Приближался рассвет.
– Все, – сказал Гарольд.
Он стоял перед доской, когда-то черной, а теперь почти полностью белой, разрисованной. Его правая рука висела плетью, пальцы сжимали крохотный огрызок мела, и, казалось, мой друг сейчас грохнется в обморок. Я встала на цыпочки, дотянулась до его головы:
– Оживи!
Пробежали мурашки вдоль позвоночника. Гарольд выпрямился, расправил плечи, и я поняла: получается. Я умею. Я могу. Я еще не то могу. Видел ли Уйма?
В следующую секунду у меня подкосились ноги. Я передала Гарольду большую часть собственных сил, а ведь их и без того осталось не так много.
Людоед наблюдал за мной. Пытаясь скрыть слабость, я присела на край кресла. Посмотрела на доску и впервые поняла, что нарисованные Гарольдом узоры – не что иное, как отпечаток человеческого пальца, увеличенный во много раз.
«Ведьмина Печать». Теперь понятно, каким образом эта самая ведьма запечатала вход в бывшее царство мертвых.
Сейчас бы поспать…
– Лена, – сказал Гарольд. – Твоя задача – привести принцев сюда. Где будут жить новобрачные – в Королевстве или за Ведьминой Печатью – решится потом. Главное, запомни, пять принцев. Совершеннолетних. Желательно, как ты понимаешь, благородных, красивых, отважных…
– Ага, сейчас, – пробормотала я, вспомнив ухмылочку Филумены.
– …Но на самом деле – все равно каких. Лишь бы принцы.
– А как я узнаю, что принц настоящий?
– Узнаешь. Ты маг или не маг? Обещай им красавиц-невест. Обещай какие хочешь призы и награды, – мы не поскупимся на приданое. Лишь бы они согласились.
– Рассвет, – сказал Уйма.
За окном серело. Гарольд нервничал.
– Мне надо идти. И вам надо идти. А я не успел объяснить, рассказать, дать советы…
– И жрать нечего, – сказал Уйма. Меня передернуло. Я крепче сжала посох.
– Там есть леса, – сказал Гарольд. – Там есть овощи, рыба, дичь. Уйма, ты отвечаешь за то, чтобы Лена была накормлена.
– Угу, – сказал людоед.
– На, – Гарольд вытащил из стола и протянул мне круглый кожаный кошелек. – Не знаю, какие там деньги сейчас в ходу, но золото – в любом случае хорошо.
Кошелек был тяжеленный.
– Кто-то идет по лестнице, – сказал Уйма, потирая ухо. – Далеко.
Гарольд перевел дыхание:
– Сейчас я открою Печать, а потом запечатаю своим пальцем. Лена, для того чтобы вернуться обратно…
– Король, – сказал Уйма. – Это шаги короля.
Мы переглянулись.
– Что я делаю, – прошептал Гарольд. – Батюшки-светы, что я творю…
Он вытащил свечку из подсвечника и плеснул на стол расплавленного воска. Получилась маленькая лужица.
– Для того чтобы снова оказаться здесь, – сдавленным голосом продолжал Гарольд, – надо вернуться к тому месту, где вход… на той стороне увидите… И распечатать. Раскрыть Печать вот этим вот ключом.
Морщась, он прижал к горячему воску большой палец.
– Это ключ. Ради всего святого, не потеряйте! Иначе никогда не сможете вернуться, и мы никогда не сможем вам помочь!
– Он идет сюда, – сказал Уйма.
Гарольд отодрал от столешницы лепешечку теплого воска со своим отпечатком. Протянул мне:
– Не потеряй. Пожалуйста.
У меня руки уже были заняты, пришлось сунуть кошелек под мышку, а восковой отпечаток – в карман.
– Что ты скажешь королю? – спросила я с беспокойством.
Уйма поймал меня, как и было обещано. Руки у людоеда оказались твердыми, будто трамвайные рельсы. Я поспешила высвободиться, встала на трясущиеся ноги и сделала вид, что нисколько не волнуюсь.
Там, откуда я только что свалилась, быстро затягивалась дыра в стене. Словно испарялась радужная клякса.
– Тут они и падали, – просвистел Уйма, втягивая в себя плотный сырой воздух. – Помер – плюх – и здесь.
Я оперлась на посох – для уверенности – и огляделась.
Загробное царство и выглядело соответственно – черная пещера с нависающими сводами. Теперь, когда «вход» закрылся, мы с Уймой оказались в тупике: вверх и вверх тянулась неровная, черная, будто облитая мазутом стена.
– А вот так они поднимались, – Уйма коснулся железной скобы, вбитой в стену. Чуть выше была еще одна скоба. И еще одна.
– Некроманты, – Уйма шевельнул ноздрями, глядевшими из бороды, как бледные ласточкины гнезда. – Вишь, лесенку себе прибили, трупоеды, жритраву, – в его голосе было неодобрение.
– Что?
Уйма обратил ко мне желтые глазищи:
– Ключ потеряла?
Я испуганно схватила себя за карман. Отпечаток пальца Гарольда был на месте.
– А деньги?
Кошелек с золотом остался лежать на подставке для мела, и я только теперь об этом вспомнила.
Людоед глядел на меня сверху вниз. Мне не нравилось, как он глядел. Неприятно было, что он сразу же поймал меня на оплошности. Подумаешь, золото забыли!
– Ну пошли, – предложил людоед снисходительно.
Еще и командует! Я взвесила посох в руке:
– Ты что, здесь раньше бывал?
– Нет.
– Так куда мы пойдем?
– Туда, – Уйма показал пальцем. – Что, еще есть куда?
Я повертела головой. Проклятый людоед был прав: из тупика вел только один путь.
Не дожидаясь моего согласия, Уйма повернулся и пошел вперед, по обыкновению легко и бесшумно. Мне пришлось почти бежать, чтобы успеть за его неторопливым шагом; мельком глядя по сторонам, я впервые обрадовалась, что Гарольд навязал мне в спутники людоеда. Окажись я в этом месте одна… Нет, я не струсила бы ни за что… Но.
Повеяло ветерком. Уйма остановился. Я догнала его, встала рядом, стараясь дышать поспокойнее и потише.
– Тут они шли, – сказал Уйма.
Перед нами был глубокий ров шириной с небольшую улицу. Через ров была перекинута медная труба – во всяком случае, мне подумалось, что это должна быть медь. Никогда в жизни не видела такого музыкального инструмента – он был похож на распрямленный и вытянутый в струнку саксофон колоссальных размеров.
Слева от трубы ров был неглубокий, можно было разглядеть кучи хлама на каменистом дне. Справа зияла черная пустота. Уйма столкнул туда камушек носком сапога – звука падения мы так и не дождались.
– Тут они шли, – повторил Уйма. – Кто, к примеру, дурак – валится налево. А кто, скажем, трус – направо…
– Трус?
– К примеру, жритраву. А кто хороший – переходит на ту сторону.
– По-твоему, если не дурак и не трус, то уже хороший?
Уйма уставился на меня с непонятным выражением. Я смутилась.
– Ну а мы куда свалимся? – спросила грубым, как после простуды, голосом.
– Мы хорошие, – возразил Уйма. – К тому же мы живые. Зачем нам идти через эту трубу? Там перелаз есть…
Я проследила за его взглядом. Слева, чуть в стороне, ров был завален каменными глыбами, и по их гребням можно было перебраться на ту сторону.
Уйме было просто – он перешагивал с камня на камень. Мне мешал посох, и, если честно, ноги оказались коротковаты. В одном месте я не удержалась и сползла по скользкому камню почти на самое дно.
Людоед, к моему ужасу, не стал тут же вытаскивать меня. Он, наоборот, спрыгнул, перелетел через мою голову и приземлился на дне – беззвучно.
Присел. Потрогал черный камень.
– Тут был огонь, – в голосе его звучало удовлетворение. Звук отражался от низкого потолка, от скал и от стенок рва, казалось, сама пещера говорит многими свистящими голосами. – Для дураков, значит.
– По-твоему, дураки хуже всех? – спросила я угрюмо.
– Нет, – Уйма почесал бородищу. – Там, с другой стороны, вообще непонятно что. Дырка. Пустота. Трусу, стало быть, долго лететь.
– Значит, трусы хуже всех?
Уйма посмотрел на меня с подозрением. Хотел ответить, но что-то привлекло его внимание. Он наклонился и вытащил из каменного крошева тусклый волнистый меч с остатками вцепившейся в него руки.
Стряхнул кости вместе с ветхим рукавом. С удовольствием примерился к мечу, взмахнул и так и сяк – засвистел воздух.
– Это что, тоже осталось от мертвых? – у меня заныло под ложечкой.
– Это уже потом, когда живые тут ходили, – сказал Уйма с удовольствием. – К Печати шли. Хотели, значит, обратно выбраться, некроманты, жритраву.
Я попыталась влезть на обломок скалы. Ничего не получалось.
– Уйма, мы что, так и будем в яме сидеть?
– Не будем.
Он подал мне волосатую пятерню, и я уцепилась за нее почти с облегчением.
– Трудно быть мертвым, – бормотал Уйма, помогая мне выбраться на противоположный край рва. – И без того трудно, а тут еще некроманты. Попадись мне хоть один…
– Откуда ты знаешь, кто такие некроманты?
– Откуда? А у нас на островах они тысячу лет гнездились, и вот что за беда – их жрать несподручно.
– Ядовитые?
– Не то чтобы. Неприлично их жрать. Однажды некроманта съешь – потом всю жизнь тыкать пальцем будут.
Я заглянула Уйме в волосатое лицо. В бороде не понять было, говорит он правду или издевается.
* * *Еще примерно через полчаса мы выбрались на узкий каменный карниз. Пещера осталась позади – над нами было небо, черное, без луны и без звезд. Ветер пахнул дымом. Впереди расстилалась, кажется, равнина – я увидела много огней, стекающихся к одному большому пожарищу.
Я посмотрела ночным зрением. Так и есть – посреди равнины горели развалины, их со всех сторон атаковали не то люди, не то призраки, издалека не разберешь.
– Жизнь идет, – задумчиво сказал Уйма, и я снова не поняла, не смеется ли он надо мной.
Неподалеку от нас стоял еще один замок – почти целый, с виду неприступный, закутанный в стены и бастионы, как младенец в пеленки. В окне башни мелькнул огонек; я присмотрелась. Нет, не показалось, вот снова мелькнул.
Я поводила посохом, как антенной, пытаясь уловить, откуда исходит опасность. От горящих развалин опасностью несло за версту. Но и темный замок вовсе не внушал доверия.
Под нами была отвесная круча. Чтобы спуститься здесь, надо было быть дипломированным скалолазом с полным набором снаряжения.
– Это путь для хороших, – Уйма читал мои мысли. – Должна найтись лесенка.
Я хмыкнула.
– Там, – Уйма указал вдоль карниза. – Поищи. И стоило мне завернуть за угол – как «лесенка» нашлась. Она была сложена из мрамора, она была укрыта остатками ковра! Я подумала: а может, я несправедливо обидела Гарольда? Может, Уйма в самом деле стоит десятерых?
– Спускаемся, – сказала я начальственным голосом. Пусть людоед не забывает, кто здесь главный.
* * *Если бы вам пришлось добывать принцев в совершенно незнакомой стране – куда бы вы для начала направились?
Думаю, в замок. Где замок – там, возможно, принцы. Или хотя бы кто-то, кто знает, где этих принцев искать.
К тому времени, как мы с Уймой постучались в ворота, я уже едва держалась на ногах. Я умирала от усталости, мне хотелось пить, есть, а больше всего – проснуться в своей постели и вздохнуть с облегчением.
И ведь кого винить? Некого винить. Сама пошла, сама напросилась. Не послушала Оберона (а ведь могла бы припомнить, чем такое непослушание обычно кончается). Может, еще не поздно вернуться в пещеру, дойти до Печати и сбежать из этого неуютного мира?
– Ключ потеряла? – спросил Уйма. Волнистый меч он взял с собой и держал теперь под мышкой, как огромный градусник.
Я так устала, что даже не вздрогнула в очередной раз. Восковой отпечаток Гарольдова пальца лежал в глубине кармана, я и без Уймы проверяла его каждую секунду.
– Ты не нагрей его. А то размажется, и все.
Поучи меня, подумала я сумрачно.
Мешал плащ. Мешали сапоги. Даже посох казался слишком большим и тяжелым. Я опиралась на него, как старец на клюку. И повелитель людоедов из меня, если честно, не вышел. Всего несколько часов мы провели за Ведьминой Печатью, но Уйма уже полностью утвердил свое главенство – по праву сильного. Более того: захоти он сожрать меня прямо здесь и немедленно, я бы даже не удивилась, наверное.
– Сейчас, – сказал Уйма, чуть различимо усмехаясь в бороду, – нас встретят, как дорогих гостей. Накормят мясом. Напоят. И уложат спать.
Он издевался. Он издевался надо мной почти всегда, когда говорил.
– Это же ты захотел идти в замок, – сказала я, хоть это было неправдой. Мы оба захотели идти в замок. Куда еще?
Уйма со свистом втянул в себя воздух – засмеялся. В этот момент в воротах открылось окошечко.
– Кто там? – в голосе не было ни радости, ни гостеприимства.
– Друзья, – отозвался Уйма, прежде чем я успела открыть рот.
– Ждите… Окошечко закрылось.
– Почему «друзья»? – спросила я шепотом.
– Потому что или друзья, или враги. Он бы тебя кипящим маслом со стены – и жритраву.
Я попятилась от ворот. Запрокинула голову. Прямо над нами в самом деле нависал глиняный раструб.
– Давай отойдем.
– Если друзья, – резонно возразил людоед, – то стой и жди.