– Серрет! Сила моя не столь велика, как ты думаешь. Я ничем не могу помочь тебе. Но я твердо знаю одно – людям нельзя тешить себя мыслью, что можно приручить Древние Силы земли. В наших руках они могут только разрушать, а не созидать. Дурные средства ведут к плохому концу. Я пришел сюда не по своей воле и та сила, что вела меня, рано или поздно меня же и погубит. Я ничем не могу помочь тебе.
– Отрекающийся от своей силы часто получает взамен еще более великую силу, – сказала Серрет и улыбнулась, словно все ее страхи были сущим пустяком. – Мне известно, что привело тебя сюда. Знаешь, с кем ты разговаривал на улицах Оррими? Этот человек был посланцем, слугой Терренона. Когда-то и он был волшебником, но променял свой посох на служение более могущественной Силе. Ты приплыл на Осскил и на пустоши попытался сразить Тень деревянным посохом… Мы с трудом спасли тебя, ибо это создание оказалось значительно более коварным, чем можно было предполагать, к тому же оно успело отобрать у тебя большую часть твоей силы… Только тьма может одолеть тьму! Сокол, хочешь ли ты, наконец, уничтожить притаившуюся за нашими стенами Тень?
– Для этого мне нужно то, чего я никогда не смогу узнать – ее Имя.
– Всемогущий Терренон, который знает Имена всех – живущих и уже мертвых, а также еще не родившихся, скажет его тебе!
– А какова цена?
– Даром! Повторяю, Камень будет повиноваться тебе, служить тебе, как верный раб!
Потрясенный и страдающий, Гед молчал. Солнце скрыла туманная дымка, в зале потемнело, но глаза Серрет не потеряли своего блеска. Она взяла его руки в свои и, глядя ему прямо в глаза, прошептала, чувствуя, что он колеблется:
– Ты станешь величайшим среди людей, их властелином… И я буду царствовать вместе с тобой…
Гед вдруг встал и сделал шаг вперед. С того места, где он оказался, прекрасно было видно, что за изгибом мраморной стены, у двери, стоит Лорд Бендереск и слегка улыбается…
Мозг Геда очистился от тумана. Он взглянул на Серрет.
– Только свет может одолеть тьму, – запинаясь, пробормотал он, – только свет…
Слова его сами по себе подобны были лучу света – произнеся их, он отчетливо увидел и понял, как его заманили сюда, как, пользуясь страхом, навязывали ему непоправимое решение, как использовали его в корыстных целях. Да, Геда спасли от Тени, но лишь потому, что они хотели прежде сделать его рабом Камня. Как только Гед оказался бы во власти Древних Сил, они тут же впустили бы в башню Тень, ибо геббет – раб более послушный, чем человек. Скажи он Камню хоть одно слово, или прикоснись к нему – все было бы кончено. Ведь Камень, как и Тень до этого, иначе не смог бы полностью овладеть им. А ведь Гед уже почти сдался, почти… Но не совсем. Злу трудно завладеть непокорной душой.
Бендереск подошел к ним, и Гед оказался между двух людей, которые сдались.
– Я предупреждал тебя, Серрет, – сухо сказал Лорд Терренона своей Леди, – что он выскользнет из твоих рук! Они не такие уж дурни, твои гонтийские колдуны. Ты – женщина Гонта и тоже глупа, если думала провести нас обоих и, завоевав нас своей красотой, воспользоваться Терреноном в собственных интересах. Но я – Лорд Камня, и вот что я сделаю с моей неверной женой: «Екавроэ аи оелвантар…» – Это были первые слова заклинания Превращения, длинные руки Бендереска уже поднялись, чтобы вылепить для сжавшейся от страха женщины ее ужасный новый образ – свиньи, собаки или безумной старухи… Гед шагнул вперед и ударил по рукам Бендереска, произнеся одно лишь короткое слово. Без посоха, на чужой враждебной территории, в окружении темных сил, его воля все же взяла верх. Бендереск замер, как истукан, его затуманившиеся глаза с ненавистью смотрели на Серрет, не видя ее.
– Бежим, – крикнула Серрет, – быстро, пока он не кликнул Слуг Камня…
И будто в ответ на ее слова сухой дребезжащий шепот пробежал по стенам башни, словно заговорила сама земля…
Взявшись за руки, Гед и Серрет понеслись по коридорам и залам, по длинным извивающимся лестницам. Скоро они выскочили во двор, где последние серебристые лучи солнца еще освещали мокрый, истоптанный снег. Трое слуг с выражением недоумения на лицах преградили им путь, словно подозревая заговор против своего хозяина.
– Темнеет, Леди, – мрачно сказал один из них, – уже поздно выезжать.
– Прочь с дороги, мерзавец! – крикнула Серрет и добавила что-то на шипящем осскилианском наречии. Слуги отпрянули и, извиваясь, попадали на землю. Один из них пронзительно закричал.
– Нужно найти ворота, другого выхода отсюда нет. Ты сможешь найти их, Сокол?
Она тянула его за руку, но он медлил.
– Что ты сделала со слугами?
– Я влила в их кости расплавленный свинец. Они скоро умрут. Быстрее, говорю я тебе, скоро здесь будут слуги Камня, а я не могу найти ворота, они заколдованы… Скорее!
Гед не понимал, что она имеет в виду – сам он видел каменную арку зачарованных ворот совершенно отчетливо. Он подвел Серрет к нужному месту, произнес заклинание Открытия и провел ее сквозь заколдованную стену.
В тот миг, когда они очутились снаружи, вне серебристого полумрака Двора Терренона, Серрет изменилась. Она не стала менее прекрасной в тусклых сумерках вересковой пустоши, но в красоте ее появились резкие, яростные черты, словно у лесной ведьмы. И Гед, наконец, узнал ее – дочь Лорда Ре Альби и колдуньи с Осскила. Это она много лет назад насмехалась над ним на зеленых лугах близ дома Огиона, это она первая заставила его прочитать заклинание, выпускающее Тень на свободу. Но не это было сейчас главным для Геда. Он настороженно озирался вокруг, ища признаки близости врага, который наверняка поджидал его у заколдованных стен башни. Тень могла остаться геббетом, одетым в кожу Скиорха, а могла притаиться в сгущающихся сумерках, дожидаясь удобного случая, когда она сможет соединить свою бесформенность с его живой плотью. Гед чувствовал, что она где-то рядом, но не видел ее. Вдруг Гед заметил под ногами в нескольких шагах от ворот какой-то маленький, темный, полузасыпанный снегом предмет. Он остановился, нагнулся и медленно выпрямился, держа в ладонях труп крошки отака. Его пушистая шерстка была залита кровью, и тельце казалось легким, холодным и безжизненным.
– Изменяйся, изменяйся, они идут! – пронзительно закричала Серрет, хватая его за руку и указывая на башню, возвышавшуюся над ними, словно клык. Из низких окон около ее основания выбирались какие-то существа, расправляя длинные перепончатые крылья, приближаясь к стоящим на склоне холма Серрет и Геду. Дребезжащий шепот, который они слышали еще в башне, стал громче, и земля застонала у них под ногами.
Ярость горячим пламенем вспыхнула в сердце Геда, его ослепила ненависть ко всем смертоносным жестоким силам, что обманули его, заманили в ловушку и загнали, как охотники раненного зверя.
– Изменяйся! – продолжала вопить Серрет, и сама, пробормотав на едином вздохе быстрое заклинание, превратилась в серебристую чайку и взмыла в воздух. Но Гед не торопился. Он сорвал с того места, где лежал отак, сухую травинку, торчавшую из-под снега, поднял ее и начал громко произносить фразы на Древнем Наречии. Мало-помалу травинка удлинялась, становилась толще, и когда Гед произнес последнюю фразу, в его руке оказался большой посох, посох волшебника. Черные порождения Двора Терренона стали пикировать на Геда, но посох загорелся не багровым огнем, как прежде, – из него бил ослепительно белый магический свет, который не обжигает, но рассеивает тьму.
Черные создания – древние твари, жившие еще до появления драконов и людей, давно забытые, но вызванные к жизни злобной, древней властью Камня – не испугались. Нацелив на Геда острые, как бритва, когти, они окружили его. От испускаемого ими зловония Гед едва не потерял сознание. Однако он неистово продолжал отражать их удары и нападал сам, потрясая пылающим посохом, сотворенным из ярости и крохотной травинки. Внезапно черные твари, словно спугнутые с трупа вороны, одна за другой взмыли вверх и молча полетели в том направлении, куда унеслась в образе серебристой чайки Серрет. Казалось, их перепончатые крылья движутся медленно, но летели они быстро – каждый взмах уносил их на огромное расстояние. Никакая чайка не смогла бы тягаться с ними в скорости.
Не мешкая более не секунды, Гед принял образ гигантского сокола – не крошечной пустельги, а сокола-странника, что летает быстрее стрелы, быстрее ветра, и на мощных сильных крыльях устремился в погоню за врагами. Уже совсем стемнело, и в разрывах облаков появились первые звезды. Скоро Гед увидел, как впереди на небе сгустилась черная туча. Дальше, за этим зловещим пятном, лежало море, бледно-розовое от последних лучей угасающего солнца. Не сворачивая, Гед-сокол бросился в самую гущу Слуг Камня, и они разлетелись в стороны, будто капли воды, упавшие на раскаленный камень. Враги успели завладеть добычей – кровь капала с клюва одного, белые перья прилипли к когтям другого. И нигде не было видно серебристой чайки…
Быстро развернувшись, черные существа устремились на Геда, широко раскрыв стальные клювы. Но он, увернувшись от них и издав гордый клич разъяренного сокола, молнией полетел прочь от низких берегов Осскила в свободное небо над морем.
Его враги, хрипло крича, покружились еще немного и один за другим полетели над пустошами вглубь острова. Древние Силы не пересекают моря. Они всегда привязаны к какому-либо острову, определенному месту – пещере, камню, источнику. Итак, они вернулись в башню, и неизвестно, смеялся или плакал Лорд Бендереск при их возвращении. А Гед на крыльях сокола, подобно неутомимой стреле, подобно мысли, что гложет человека, мчался над морем сквозь зимнюю ночь. Он летел на восток.
Огион Молчаливый поздно возвратился домой, в Ре Альби, из своих осенних странствий. С годами он говорил все меньше и все больше любил одиночество. Даже новый Лорд Гонта не услышал от него ни единого слова, когда, потратив много сил, взобрался к самому Гнезду Сокола, чтобы посоветоваться с магом насчет пиратского рейда на Андрады. Огион, который беседовал с пауками и вежливо приветствовал деревья, не удостоил Лорда Острова своим вниманием и пришлось тому удалиться несолоно хлебавши. Проведя все лето и осень в странствиях по острову, Огион только к Празднику Возвращения Солнца вернулся к своему очагу.
На следующее утро Огион поднялся поздно и отправился к роднику, который весело журчал, стекая по склону холма за его домом, за свежей водой для чая. Родник по краям замерз, и мох вокруг покрылся островками инея. Солнце должно было выйти из-за Горы только через час – весь западный Гонт от пляжей до вершины Горы дремал в огромной тени. Этим ясным зимним утром маг стоял около родника, всматриваясь в раскинувшуюся перед ним панораму острова, гавани и необъятных серых просторов моря, и вдруг услышал над головой хлопанье крыльев. Он поднял глаза вверх. Исполинский сокол спустился с неба и сел прямо на его вытянутую руку. Он сидел твердо, словно хорошо выдрессированная ловчая птица, но на нем не было ни ошейника, ни колокольчика. Когти его больно впились в запястье Огиона, крылья дрожали, круглые золотистые глаза были подернуты дымкой.
– Кто ты, посланник или послание? – тихо спросил Огион. – Пойдем со мной. – Сокол посмотрел на мага, и тот на минуту задумался.
– Кажется, когда-то именно я дал тебе Имя, – сказал наконец Огион и направился к дому. Он вошел, по-прежнему неся птицу на запястье, затем посадил ее около очага и предложил воды. Сокол отказался. Тогда Огион очень тихо начал читать заклинания, плетя волшебную паутину больше руками, чем голосом. Закончив, он нежно произнес только одно слово: – Гед… – и отвернулся. Подождав немного, он снова повернулся к очагу и подошел к юноше, который, дрожа, стоял на том месте, где только что сидел сокол, и глядел пустыми глазами в пламя очага.
Одет Гед был по-королевски – в меха, шелка и бархат, но вся одежда была изорвана и затвердела от морской соли. Сам он был сгорблен и изможден, нечесаные волосы безвольно свисали на покрытое ужасными шрамами лицо.
Огион снял с плеч Геда тяжелый плащ, подвел его к небольшой нише в стене, где тот спал, когда был его учеником, заставил прилечь на соломенный тюфяк и, пробормотав насылающее сон заклинание, отошел. Он не сказал ему более ни слова, зная, что Гед пока не помнит человеческой речи.
Когда-то давно, будучи еще мальчишкой, Огион (как и все мальчишки) думал, что принимать любой образ, какой захочется – человека или зверя, дерева или тучи – очень приятное времяпровождение. Став магом, он узнал, что у этой игры есть своя страшная цена – потеря собственного «Я», распад личности. Чем дольше пребывает человек в чужом облике, тем сильнее эта опасность. Каждый маг-ученик на первых же уроках узнает историю некоего Борджера с острова Уэй, которому очень нравилось превращаться в медведя. Он делал это все чаще и чаще, пока наконец разум человека совсем не умер в нем, и он не стал настоящим медведем. Забыв прошлую жизнь, Борджер задрал в лесу своего маленького сына и был за это безжалостно убит… Никто не знает, сколько дельфинов, резвящихся во Внутреннем Море, были прежде людьми, чья мудрость и Имя растворились в неугомонном веселье.
Гед принял образ сокола в приступе неукротимой ярости и когда устремился прочь от Осскила, он думал лишь о том, как бы, опередив Камень и Тень, умчаться подальше от предательского ледяного острова и поскорее оказаться дома. Воля обратилась в волю сокола и мысли начали постепенно принимать чужую окраску. Так он пролетел над Энладами, спустившись только раз, чтобы попить из затерянного лесного озера, и продолжил свой полет, подгоняемый страхом перед Тенью, которая преследовала его по пятам. Он пересек широкий залив, именуемый Челюсти Энлада, и продолжал мчаться вперед, на юго-восток, оставляя холмы Оранэа справа и Андрады далеко слева, пока на горизонте из бушующих волн не поднялась та волна, что не двигалась – белоснежный пик Гонта. К тому времени из всех чувств в Геде остались лишь чувства сокола: голод, ветер, направление полета.
Он летел к единственно возможному убежищу. Всего лишь несколько человек на Рокке и один-единственный на Гонте способны были вернуть ему прежний облик.
…Когда Гед проснулся, он не произнес ни слова, и взгляд его был дик. Огион, тоже молча, усадил его у очага и дал воды и мяса. Целый день Гед просидел не двигаясь, словно огромная нахохлившаяся птица. Пришла ночь и он уснул… На третье утро Гед подошел к магу, который сидел, пристально глядя на языки пламени и сказал:
– Учитель…
– Здравствуй, парень, – ответил Огион.
– Я вернулся к тебе таким же, каким ушел – самонадеянным глупцом, – хрипло произнес юноша. Маг слегка улыбнулся, жестом показал Геду на место рядом с собой у огня и принялся заваривать чай.
Падал снег, первый снег в эту зиму на Гонте. Ставни на окнах в доме Огиона были закрыты, но было слышно, как мокрые хлопья тихо ложатся на крышу. Долго сидели они у огня, и Гед рассказывал старому учителю обо всем, что произошло с ним с того момента, как он покинул Гонт на корабле под названием «Тень». Огион не задавал вопросов и, когда рассказ подошел к концу, надолго задумался. Потом он встал, поставил на стол хлеб, сыр и вино. Они молча поели. И только после того, как со стола было убрано, Огион заговорил:
– Твои шрамы ужасны, парень.
– Я был бессилен против Тени, – ответил Гед.
Огион покачал головой и, помолчав немного, сказал:
– Странно… У тебя хватило сил, чтобы превзойти искусного мага в его собственных владениях, на Осскиле. У тебя хватило сил, чтобы развеять чары и отбить нападение Слуг Камня. А на Пендоре ты справился с Драконом…
– На Осскиле мне просто повезло, – сказал Гед. При воспоминании о промозглом и дремотном Дворе Терренона по его телу пробежала дрожь. – Что касается Дракона, то ведь я знал его Имя. У черной Тени, что охотится за мной, нет Имени.
– Все на свете имеет свое Имя, – сказал Огион с такой уверенностью, что Гед не осмелился повторить слова Верховного Мага Ганчера о том, что выпущенное Гедом на волю существо безымянно. Хотя Дракон Пендора и предложил назвать Имя Тени, Гед не доверял драконам. Не поверил он и словам Серрет, когда та предложила спросить Имя у Камня.