– Туда утащило, – сказал свекор погибшей женщины и ткнул пальцем, указывая под лед. – Говорил я ей воду отсюда не брать. Здесь мутно, и песок попадается.
– Ага, – предводитель артельщиков тоже не думал ужасаться или горевать. – По разлому видать – из старых… Лет десять ей, а может, и все пятнадцать. Они у себя в подземных реках такого мяса нагуливают…
– И светил в ней три мерки, – мечтательно предположил волосатый. – Или четыре.
– От берега отойди, – резко сказал предводитель Луксу, склонившемуся надо полыньей. – Сейчас посмотрим, здесь она или ушла. Может, нажралась да пошла к себе в нору – греться…
Предводитель вынул деревянную трубку, полую изнутри, засыпал в нее пригоршню круглых семян, блестящих и гладких, и, надув щеки, натужившись, выдул на лед, будто выстрелил. Шарики раскатились и замерли. Артельщики тоже замерли, застыв кто где, глазея на лед; лед дрогнул, шарики снова покатились – и замерли опять.
– Зде-есь, – протянул предводитель со свирепым удовольствием. – Сидит, милуха, всеед ее кишку.
Артельщики засуетились. Кто-то ставил палатку на почтительном расстоянии от берега, кто-то распаковывал поклажу. Развияр стал помогать, чтобы не замерзнуть. Лукс застыл над охотничьим арсеналом: неказистые с виду мужички подходили к делу серьезно. Здесь были арбалеты разных систем и размеров, набор болтов, окованных железом, гарпуны и пики, сеть из стальных колечек (такая тяжелая, что приходилось нести ее, разобрав на две части). Предводитель, забравшись на самую верхушку единственного в округе холма, осматривал оттуда реку и Старика. Вернулся озабоченный, сдвинув шапку на одно ухо.
– Большая, видно, тварь. И разгон у нее есть, если что, и дырка уже пробита, лед тоненький… Давайте-ка, хлопцы, дальше по берегу попробуем. Где лед покрепче. Тяните деревяхи, приманку… А ты, – он обернулся к Развияру, – что умеешь? Дружок твой тюки хорошо носит, это нам надо, а ты вот сам – поглядеть пришел?
– Он умеет стрелять, – поторопился с ответом Лукс.
Предводитель прищурился:
– Стрелять? Откуда?
Развияр длинно и выразительно посмотрел на зверуина. Пожал плечами:
– Было… Служил в страже.
– Покажи, – потребовал артельщик.
Развияр выбрал самый маленький арбалет, наложил легкий болт, поскрипел колесиком. Прицелился в помятое ведро, все так же лежавшее на краю замерзшей полыньи. Спустил тетиву. Арбалет был плохо пристрелян: стрела прошла на ладонь правее ведра и упала на лед.
– Мазила, – сказал Лукс.
– Да ничего, – предводитель покровительственно усмехнулся. – Научится.
Тем временем артельщики выдолбили яму в земле поодаль от проруби, вкопали в нее большую рогатку и привязали к ее «рогам» высушенную кишку всееда. Набили тряпьем старые рубашку и штаны, перетянули веревками, «зарядили» в рогатку. Предводитель ходил вокруг, проверял крепления, озабоченно качал головой:
– Ох, не близко ли стали, голубчики… Вон я сейчас уголок-то помечу, чтобы не дальше… Она ж разгонится, сволочь, а берег покатый…
Он снова зарядил свою трубку круглыми семенами и «выплюнул» их на лед. Окрашенные красным, кругляшки виднелись на льду, как капельки крови.
– Вот даже ближе… Вот так. И погодите, пусть только Ушан будет у рогатки, а прочие давайте на заграду – она ж старая, может ломануться. Лукс, – он чуть ли не просительно обратился к зверуину, – ты с копьишком-то ходил когда-нибудь?
– Еще как, – сказал гордый Лукс. – Давай свое копьишко. Только объясни, куда бить.
Развияру работу на этот раз не предложили. Он отошел в сторону и стал смотреть. Удивительно, что его так расстроил неудачный выстрел по ведру; Лукс, поигрывая копьем, выслушивал наставления артельщиков, а Развияр смотрел на него и думал: это я убил властелина в каменном замке. Это я застрелил мага. Я ни разу не говорил тебе об этом, потому что… этим глупо хвастаться. Настоящим подвигом хвастаться недостойно… А может, это был вовсе не подвиг. Я сделал то, чего никто не сумел, а ты зовешь меня мазилой из-за того, что я промахнулся из чужого плохого арбалета по старому ведру!
И, снова поглядев на ведро, он подумал о женщине, которая здесь погибла. Наклонилась, чтобы набрать воды – торопилась, наверное, домой, к семье…
Односельчане погибшей толпились на изрядном расстоянии. Любопытствовали и боялись.
– Готовы? Закидывай! – тонким от напряжения голосом крикнул предводитель. Артельщики – восемь человек – стояли полукругом, со взведенными арбалетами и пиками наперевес. Волосатый Ушан натягивал рогатку – отходил все дальше, тянул конец веревки. Предводитель, сощурив глаза, проверял прицел.
– Все! Стоп! Здесь… Ну, Император в помощь, братцы. Раз, два, три!
Ушан выстрелил из рогатки. Взмахнув рукавами, безголовое чучело из тряпья взлетело на воздух, описало дугу и шлепнулось на лед. За ним тянулась, как хвост, веревка.
Все замерли. Развияр задержал дыхание.
– Выбирай, – шепотом скомандовал предводитель, и Ушан медленно потянул веревку на себя. Он тянул, перебирая руками, изо рта его вырывалось облачко пара, а опоясанное веревкой чучело ползло по льду, разбросав «руки» и «ноги». Стрелки подняли арбалеты, копейщики напряглись за миг до броска, а чучело ползло, ползло, добралось до берега и выбралось на сушу. Ушан все так же перебирал руками, чучело доползло сперва до рогатки, а потом до самых его ног.
Была длинная пауза. Потом предводитель, кряхтя, поднялся – он сидел на корточках.
– Не взяла, – сказал сквозь зубы. – А ведь уйти не могла, мы бы заметили… Вот дрянь.
– Может, чует? – предположил самый молодой артельщик, тот, что поначалу испугался Лукса.
– Ничего она не чует! – рявкнул предводитель. – Это все чушь, всеед ее кишку, что Смерти умные бывают. Нет у нее мозгов, в ней только кости, шкура, жир да светило! Сытая, видно, или ленивая, или подмерзла. Давай чучелко подгрузим да попробуем еще раз!
Все повторилось. Ушан выстрелил, чучело, отягощенное набитыми в чрево камнями, полетело и упало на лед. Арбалетчики напряглись, замерли копейщики, а чучело ползло по льду, то подбираясь к берегу, то останавливаясь, и предводитель шепотом командовал:
– Придержи… Пошел. Придержи… Пошел. Придержи!
И опять ничего не случилось. Чучело выбралось на береговую кромку и зацепилось за камень. Ушан все дергал и дергал веревку, но чучело застряло, и камень не желал отпускать. Предводитель заругался.
– Всеед ее кишку! Ах ты… Да что же ты за сопля, вытащить не можешь!
Арбалетчики переглядывались, кто-то нервно посмеивался. Лукс, стоявший ближе всех к берегу, небрежно поднял свое копье и двинулся к чучелу, явно намереваясь сдвинуть его с мертвой точки.
– А может, она сдо… – начал молодой артельщик.
В этот момент лед взорвался, разлетаясь белыми осколками. В нескольких шагах от Лукса, у самого берега взвилось из воды белое, с огромной головой, с разинутой пастью чудовище.
Развияр будто вмерз в холодный воздух. В мыслях десять раз рванулся, преодолел разделявшее их расстояние, подскочил к этому дураку с небрежно вскинутым копьем…
Закричали люди далеко позади – зрители. Тонкими голосами завопили женщины. Предводитель не то завыл, не то заругался, молодой артельщик завизжал, а Лукс, не размахиваясь, всадил свое копье в глубину разверзнутой пасти над своей головой, и тут же скользнул в сторону, а там, где он только что стоял, вонзились в ледяную корку зубы…
И только тогда полетели стрелы, копья и один иззубренный гарпун, кинутый предводителем.
* * *Когда Смерть вытащили на берег, любопытных пришлось отгонять чуть ли не палками. Развияр не стал смотреть – отошел подальше, сел прямо на промерзшую землю и обнял плечи руками, невольно подражая Луксу.
Зверуин подошел не сразу. Он переживал миг славы – предводитель, поначалу отвесив Луксу затрещину, сразу же после этого торжественно сообщил, что такой умелый и удачливый охотник должен, конечно, остаться в его артели. Прочие, пережив неприятную минуту, шумно радовались, хлопали Лукса по шерстистым бокам и предлагали сегодня же выпить.
Но, когда с радостью было покончено и артельщики занялись разделкой туши, Лукс все-таки подошел к одиноко сидящему Развияру.
– Ну, ты чего?
– Ничего, – Развияр закинул руки за голову.
– Вот это, по крайней мере, похоже на мужскую работу, – Лукс потянулся. – Вьюки таскать я им больше не буду.
– Не таскай.
– Ну, что ты такой кислый? Ревнуешь?
Освободившаяся вода в Старике темнела, покачивались плавучие белые островки.
– Ты видел, какая тварь? – тоном ниже спросил Лукс.
– Видел.
Смерть еще подрагивала на мерзлой земле – угловатая туша была опутана, как венами, пульсирующими трубками. Артельщики, вооруженные ножами, выдаивали в приготовленные фляги густую светящуюся жидкость. Тяжелый едкий запах поднимался над берегом, а ветер, как назло, стих. Развияр часто сглатывал.
– Наши-то перекупщикам светила продают, а те везут прямо в Столицу, – сказал Лукс, и Развияр отметил, как тот назвал артельщиков: «наши». – Вот если бы самим до Столицы добраться и продать какому-нибудь магу…
– Было бы неплохо, – Развияр поднялся. – Отличный удар, в самом деле. Молодец.
* * *Он ушел на рассвете – зимой светало поздно. Переночевал на постоялом дворе, выложил за ночлег едва ли не последние деньги, и ушел. Ночной ветер сдул снег с дороги, идти по твердой глине было легко, а дорожный указатель не давал ошибиться: Развияр по-прежнему шел на юго-запад, к побережью.
Зачем он туда шел?
Ему хотелось сесть на обочину, но было холодно, и он продолжал шагать. Никогда в сознательной жизни Развияр не стремился к чему-либо – он либо убегал от чего-то, либо просто жил, как дерево, радуясь дождю, а в солнечную погоду отбрасывая тень. И вот теперь он осознал, как никогда, бесполезность любых усилий; надо бы повернуться и пойти назад. Надо добраться до центра Империи, а если повезет – до Столицы, и найти себе наконец-то место переписчика. Вступить в гильдию, носить перо за ухом, как когда-то хозяин Агль. А может быть, удастся разыскать самого Агля – почему нет? Переписчик – фигура приметная. Пусть имущественное право хозяин потерял, сбросив раба за борт «Крыламы» – он будет счастлив заполучить Развияра в подмастерья. А Развияру все равно придется с кем-то делиться прибылью от новых копий, так почему не со старым хозяином, когда-то который был к нему добр?!
Он тонул в этих мыслях, как в дурном сне.
Иначе – что? Всю жизнь драить котлы в харчевнях? Ему приходилось командовать людьми и огневухами, убивать, щадить, спасать. Может быть, властелин сделал бы его своим наследником, и Развияр состарился бы в каменном замке с мертвецом в подземелье, ни в чем не нуждаясь, посылая стражников охотиться и убивать, вызывая к себе в покои женщин – всякий раз новых… А теперь он бродяга, оборванец, «младший гражданин» без права носить на поясе даже перочинный ножик. Лукс прав: теперешняя жизнь Развияра достойна раба, он снова возвратился в рабское состояние, но рабов хотя бы кормят…
Развияр подумал о Луксе, и ему стало еще хуже. Что понимает зверуин – молокосос, чужак, – в законах незнакомого ему мира? Это не «матушке Воф» поклоняться, которая забеременела от водопада. Он думает, артельщики ему будут шкуру вычесывать серебряными гребешками. «Не буду больше вьюки таскать»… Куда он денется, дуралей, навьючат его, уговорят или заставят. И будет он бродить с артелью и ночевать в вонючей палатке, и таскать ее на спине, пока однажды какая-нибудь Смерть не откусит его лохматую голову…
Развияр остановился. Выходя из селения, он твердо знал, что Лукс просто нашел себе новых, лучших всадников. Теперь у него заболело сердце: он представил, как безголовый Лукс лежит на берегу, а рядом артельщики преспокойно выкачивают светила из туши дохлой Смерти. Несчастный сын проклятых нагоров; может быть, Утро-Без-Промаха знал и его судьбу тоже. Он знал судьбу всех своих соплеменников, вернее, он строил эту судьбу, когда готовил свое проклятье. Может быть, он знал, что Развияр бросит Лукса, когда тот сделается обузой.
Он обернулся через плечо. Поднималось солнце, на дорогу падала изломанная тень снежной насыпи у обочины. Селения уже не было видно, зато впереди, в ста шагах, темнел указатель на развилке.
А что Развияр может дать Луксу, гордому нагору Лунному-Кстати? Другой конец бревна, которое нужно перегрузить с подводы в поленницу? Или перемазанное чернилами перо? Зверуин даже читать не умеет…
Медленно, шаг за шагом, Развияр снова двинулся вперед. Ярмарочный балаган – вот где зверуин встретит свою старость. Развияр увидел, будто воочию: толстая женщина с бородой балансирует на шаре, и выходит из-за рваной занавески седой, сутулый, усталый Лукс со следами кнута на полосатой шкуре. И глупые дети аплодируют…
Он долго стоял на перекрестке. Одна дорога вела прямо на юго-запад, другая заворачивала к северу. Не зная зачем, Развияр повернул и скоро добрался до человеческого жилья – маленького поселка на берегу озера, где у пристани одиноко стояло, вмерзнув в лед, рыбацкое суденышко.
Работников в трактире не требовалось. Россказни слушать тоже никто не желал – ни про дальние страны, ни про корабль женщин, ни даже про сытуху, пожелавшую стать крыламой. Трактирщица, молодая и очень грубая женщина, сперва выругала Развияра грязно и звонко, а потом сказала сквозь зубы:
– Впрочем, огонь-то разведи. Мало ли… Разведи огонь в очаге, погрейся и вали на все четыре стороны.
Развияр, не споря, вошел в дом, просторный, с едва уловимым запахом кислятины, въевшимся в деревянные стены и столы. Мальчишка-работник по указанию хозяйки пригасил уже разведенный огонь – всем своим видом показывая, что не понимает, для чего эти глупости. Развияру только и оставалось, что сунуть в дымящиеся угли пару сухих щепок да придавить сверху уже обгорелым полешком. Огонь снова загорелся; Развияр стоял на коленях, протянув к нему замерзшие руки. Возвращаться обратно, думал он. Искать охотников за Смертью. Просить прощения у Лукса, что ушел. Уховертке головы не надо, ей ног хватает – так говорили пригорки про неразумного, но деятельного человека. Так говорили пригорки, столпившись в доме, рассевшись по лавкам, а отец смеялся, сидя за тяжелым деревянным столом: уховертке головы не надо…
Развияр разглядел в печке, среди золы, кусок бумаги с затейливыми буквами. Думал, померещилось: кто же будет топить бумагой?!
Обрывок вспыхнул и обернулся пеплом. Развияр перевел взгляд: рядом с печкой, в рассохшемся бочонке, хранились щепки, лучинки и древесный мусор для растопки. Наполовину засыпанная витыми стружками, лежала книга без переплета – просто пачка растрепавшихся рваных страниц.
– Как?!
Развияр выдернул книгу из бочонка. Рассыпались стружки, мальчишка-работник уперся руками в бока, будто у него от возмущения даже слов не нашлось. Развияр стряхнул мусор, развернул страницу: «…цы, парившие над водой, бывали захвачены ею и тонули. Страшный ветер дует в это время на берегу. В один день пропадают бездны, исчезают зубчатые скалы – все скрывается под водой, и пролив Осий Нос становится судохо…»
Развияр глубоко вздохнул. Он помнил, что было дальше: «Осий нос становится судоходен. Наступает сезон, и корабли со всей Империи и ее пределов направляются во внутреннее море. Случилось и мне путешествовать между Осьим Носом и Кремышком, но не в сезон, когда такое путешествие безопасно и приятно. Судно задержалось из-за поломки, и…»
И капитан запретил жечь огонь в трюме «Крыламы». Хозяин Агль сказал: «Хорошо, перепишешь завтра». Назавтра был порт Мирте, парящий город, таможня, соленая вода, и Развияр, идя ко дну, успевал еще жалеть о так и не законченном «Путешествии».
Он лихорадочно листал страницы. Сто пятнадцать, сто шестнадцать. Вот она, вторая часть «Путешествия на Осий Нос», книга оборвана точно посередине, почти на том же месте, где Развияр бросил переписывать ее.
– Это что еще?
Явилась трактирщица. В печи горел огонь, Развияр стоял на коленях, в свете пламени листая обрывок книги.