В любом случае, прежде чем окончательно впасть в отчаяние, нужно было выяснить истинное положение вещей.
Девушка подошла к изящному комоду, когда-то лакированному, а теперь покрытому толстым слоем пыли, растрескавшемуся, попыталась выдвинуть ящик… Ножка комода подломилась, и весь он осел грудой изъеденной жучками трухи. Брезгливо морщась, принцесса носком туфли отбросила обломки, поворошила мусор и прах, бывший когда-то тончайшими батистовыми и шелковыми вещицами, останки безделушек… Нашла, наконец, небольшое зеркальце в потускневшей от времени оправе, протерла его, убедилась, что стекло цело, спрятала зеркальце в поясной кошель, дорогой, расшитый золотом и драгоценными камнями. Хоть что-то осталось при ней – гребень да зеркало, да еще кое-какие мелочи, которые носили при себе знатные дамы…
Больше здесь нечего было делать. Девушка остановилась на пороге и напоследок обвела взглядом комнату, в которой провела свое отрочество и юность… и последние четыреста с лишним лет.
Задание оказалось не из простых, ну да его с самого начала никто не пытался ввести в заблуждение. Конечно, «пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что» – это не совсем по его профилю, но когда предлагают такие деньги, и кто предлагает – сам глава «Синей птицы», на которого уже доводилось работать и который никогда не обманывал с оплатой! – колебаться глупо. Первый раз, что ли, отправляться в эти края? Да он вырос на границе с Территориями, первый раз забрался туда в нежном щенячьем возрасте, за что и был нещадно порот отчимом, а потом так и повадился… Слишком далеко, правда, не забирался. Нужды такой не было. А вот с сиаманчами да еще делакотами знакомство водил, у последних у него даже жена имелась. Хорошенькая была, жаль, умерла прошлой весной, когда рожала сынишку. Мальчонка тоже не выжил. Ему предлагали взять другую женщину, но он отказался – слишком привык к той. Скучал даже…
На этот раз дельце выдалось посложнее прежних: не просто перехватить чьего-нибудь гонца, выведать какой-нибудь секрет, а то и просто… хм… разобраться с неугодными господам Хоуэллам личностями. А то притащить что-нибудь с Территорий или, наоборот, доставить по назначению, или сопроводить кого… Вообще-то, Генри Монтроз был слугой многих господ, но именно Хоуэллам он отдавал предпочтение. Они и платили щедро, и не надували: всегда говорили честно, какой гадости можно ожидать от очередного задания. Генри предпочитал действовать с открытыми глазами, он был человеком практичным. Конечно, он понимал, что ему, простому исполнителю, никто всей подоплеки происходящего не расскажет, но это ерунда, лишь бы ничего, относящегося к его делам, не скрывали.
Бывало, Генри отказывался от выгодного вроде бы дельца, предложенного конкурентами «птичек». Ну вот не лежала душа, и всё тут! Чутье пока не подводило: те, кто взялся за те дела, сгинули бесследно. (К слову сказать, Генри приложил руку к исчезновению кое-кого из тех ребят. Взял, проще говоря, да и заложил их агентам «птичек», за что получил приличное вознаграждение, а заодно избавился от пары соперников. В его мире тоже имела место конкурентная борьба и, хотя противники пользовались менее изощренными средствами, нежели главы корпораций, по сути, разница была не так уж велика. Выживал сильнейший, а какими способами, вопрос другой…)
Всё прошло, в общем-то, неплохо. На одинокого рейнджера (так называли на окраинах Территорий ребят вроде Генри) никто не обратил особого внимания: едет по своим делам и едет, мало ли… Вообще-то, суета стояла знатная, и Генри точно знал, с чем она связана. Знал также, что скоро кое-где станет жарко, а потому выбрал кружной маршрут. Может, оно и дольше, и Юго-восточную Территорию огибать придется, зато точно не натолкнешься ни на кого из тех, кто возмечтал повыдергать перья «птичкам».
Как уж там будут справляться остальные, Генри не знал и знать не хотел. Что Хоуэллы наверняка отправят не его одного, он был уверен. Часть групп изобразит отвлекающий маневр, часть попытается прорваться к цели… Может, кто и дойдет. Может, кроме него, идут и другие одиночки (а Монтроз предпочитал работать один, так ему казалось безопаснее), но, опять же, это другой вопрос. И конкуренты тоже объявятся, как пить дать! Вот когда он столкнется с ними, тогда и будет думать, как поступить, благо вариантов в запасе достаточно. Пока же его интересовало только дело.
До цели он добрался даже раньше, чем рассчитывал – это если учесть, что большая часть пути пролегала по Территориям, да не по окраинным землям, а самым что ни на есть диким, сюда даже сиаманчи, вечные бродяги, редко заглядывали. Так посмотреть – прерия как прерия, зверья предостаточно, а присмотришься… Не стоит, в общем, присматриваться. Не дело это. Можно так заглядеться, что дороги уже не найдешь.
Но Генри новичком на Территориях не был, поэтому шел, почти не плутая, благо Хоуэлл (который из двух, Монтроз определить затруднялся) снабдил его довольно точными координатами и рассказами чокнутого старика-тоува. Сам старик тут не бывал, а вот местные обитатели наведывались, хоть и без большой охоты, кое-что поведали. Немного, но опытному путешественнику вроде Генри этого было достаточно.
Цели он достиг без особых приключений, подумал еще, что это не к добру, и сполна прочувствовал всё коварство судьбы-злодейки, пытаясь добраться до вожделенного замка. Если бы не Хоуэлл, черта с два у него бы что вышло, но тот снабдил рейнджера не только координатами искомого объекта. Пришлось повозиться, но в итоге у него все получилось…
Замок, будь он хоть двадцать раз заколдованный, Генри разочаровал. Как люди умудрялись жить в таких мрачных, всеми ветрами продуваемых каменных громадах, он не понимал. То ли дело добротный фермерский дом! Тут и тепло, и просторно, и ничего лишнего… А здесь: потолка не разглядеть, окна узкие, никаких тебе ставней, сквозняки гуляют, холод – поди обогрей такую махину! Должно быть, в стародавние времена, когда полы были устланы коврами, стены затянуты гобеленами, а придворные маги поддерживали в покоях необходимую для нормального существования температуру и освещали все эти анфилады залов волшебными огнями, тут было и уютно, и красиво. Теперь же замок напоминал склеп, и чувство это усилилось многократно, стоило Генри наткнуться на первый скелет. Это был, видимо, какой-то лакей – костяк лежал у высоких дверей, будто верный слуга и в смерти продолжал защищать хозяйские покои. Голый череп скалился, мол, рискни перешагнуть!
Здраво рассудив, что сапог такие зубы вряд ли прокусят, Генри решительно перешагнул скелет и отправился дальше. Убедился вскоре, что в замке нет ни единой живой души, кроме разве что поселившихся под сводами пары залов летучих мышей, и призадумался.
С одной стороны, такой оборот событий не мог не радовать его лично. Все-таки некоторые поручения Генри терпеть не мог, но куда деваться? А так… всё случилось само собой. С другой стороны, если и принцесса, будь она неладна, обратилась в прах, Хоуэллы расстроятся. И пусть вины Генри в этом не будет, всё равно как-то нерадостно… Оставалось лишь уповать на лучшее и втихомолку молиться Меркурию, покровителю торговцев и плутов (к каковым Генри относил и себя).
В том, что удача все-таки не покинула его, Генри убедился, забравшись на самую высокую башню замка. До того он скрупулезно проверил еще две, взмок, обозлился и готов был разворотить замок по камушку. Увидев мирно спящую девушку, он почувствовал, как отлегло от сердца. Даже если разбудить ее не удастся, можно увезти с собой и предъявить Хоуэллам, а уж те сообразят, что делать дальше!
Что это именно принцесса, а не какая-нибудь служанка, можно было не сомневаться. Служанки не носят платьев, с которых драгоценности можно обирать обеими руками, у них не бывает таких рук – тонких-тонких, изящных, как у фарфоровой куклы, которую Генри видел однажды в витрине магазина, когда его занесло в Мюнхен. И лиц таких – даже во сне надменных и высокомерных, – у служанок быть не может, равно как и маленькой коронки в высокой прическе…
Пожалуй, вел он себя грубовато, будто хотел отомстить девчонке (а ей было на вид лет шестнадцать, что вполне соответствовало преданию) за всё, что ему пришлось вынести по пути сюда. Она, понимаешь, лежит и в ус не дует, а люди, к слову сказать, на смерть идут, чтобы до нее добраться!
Так или иначе, но разбудить девицу удалось. То ли заклятие за столько лет дало сбой, то ли сработал амулет, выданный старым тоувом, но, хоть принцесса и не проснулась мгновенно от поцелуя, но в итоге все-таки продрала глазоньки.
Генри ожидал паники, истерики, слез и перепуганных воплей и готов был справляться с этим, – имелась при себе холодная вода в баклаге, лучшее средство от девичьих истерик! – но не потребовалось. Принцесса (видела бы она себя со стороны, в этом пыльном жеваном платье, да что там, пыль была даже на лице!) повела себя так, как Генри и ожидать не мог. Быстро пришла в себя, спросила о родителях (вот тут он снова возблагодарил тоувов за их работу – без некоторых штучек он девчонку вряд ли бы понял!), а потом, даже не изменившись в лице, замкнулась в молчании. Он, однако, поклясться был готов, что она напряженно размышляет, но вот о чем? Что бросаться в окошко девчонка не собирается, он знал наверняка, не та натура. Странно даже, во всех старинных сказках принцесс описывают как нежные цветы, тронь – лепесточки осыплются. А эта вон даже слезинки не пролила, узнав, что из всего населения замка в живых осталась она одна! Может, шок? Когда отойдет и осознает, начнет рыдать, но это и к лучшему. Что делать с плачущими девушками, Генри знал, а вот с такими…
Так или иначе, но девице надо было прийти в себя, и Генри великодушно оставил ее одну. Никуда не денется, некуда ей идти.
Тронный зал нашелся быстро, принцесса описала дорогу коротко и четко, любой бы понял. Толкнув высоченные тяжелые двери и опасливо покосившись вверх – чего доброго, рухнут, а такой створкой лошадь пришибить можно! – Генри вступил в огромное помещение. Да, строили в давние времена с размахом… Тут бои быков можно устраивать, не иначе, как в далекой северной Иберии! Окна от пола до потолка – цветные стекла выбиты или упали сами, когда не выдержал испытания временем оконный переплет, пыль повсюду, бывшая когда-то занавесями, гобеленами и праздничными штандартами, стены увивают вездесущие черные ветви, опасно ощетинившиеся шипами… И, конечно, кости. Народу в зал набилось, наверно, пара сотен, никак не меньше. Видно, все придворные, а еще слуги… Всё, как сказала принцесса.
Генри осторожно шел по проходу, стараясь не наступать на скелеты. Взгляд против воли останавливался на заманчиво мерцающих в пыли драгоценностях – протяни руку, сними с истлевших останков, и они твои! А стоить они будут… Сами камни, да работа, да то, что сделаны вещи до Катастрофы…
«Позже, – пообещал себе Генри. – У меня другая задача. А это потом, не убегут камушки…»
Он направлялся к возвышению, на котором возвышались два роскошных сиденья, одно побольше, другое поменьше и не столь пышное. Троны, надо полагать.
Тех, кто занимал эти троны, постигла общая участь: перед Генри сидели два скелета. Узкий золотой обруч с темными камнями, древний даже на вид – он был старинным еще до Катастрофы, за это Монтроз мог ручаться, – съехал набок, придавая одному из скелетов залихватский вид. Генри осторожно снял его, повертел в руках… Резко обернулся на шорох, рука сама собою дернулась к револьверу.
Это оказалась всего лишь принцесса. Она застыла на пороге тронного зала, и лицо ее по-прежнему не выражало ничего. «Точно, в шоке, – решил Генри. – Потом сорвется, и поимею я массу проблем с невменяемой девкой!»
– Это корона твоего отца? – спросил он, показывая девушке золотой обруч. Не самый лучший способ отвлечь, но что поделаешь…
– Да, – ответила она, подходя ближе. – Ею короновались все мои предки с незапамятных времен.
– А еще какие регалии имелись у его величества? – Генри попытался быть вежливым, но не слишком преуспел. – Скипетр там, еще что-нибудь?
– Посох, – обронила девушка, и Генри заметил в пыли под ногами металлическое навершие в виде распростершей крылья хищной птицы, вцепившейся когтями в большой шар. Деревянная часть посоха давно истлела, но это… Генри усмехнулся – Хоуэллы наверняка оценят аллегорию!
– А у королевы? Было что-то особенное? – спросил он, подобрав навершие. Тяжеленная оказалась штука, таким посохом в случае чего, наверно, и от меча можно было отбиться, если умеючи.
– На матушке её драгоценности, – ответила девушка. – Те, что носили все королевы нашего рода. Теперь они принадлежат мне.
– Не спорю, – согласился Генри, бережно снимая с шеи мертвой королевы великолепное ожерелье и подбирая из пыли тяжелые серьги, – но пока пусть они побудут у меня. Так надежнее, уж поверь…
Девушка ничего не ответила, но смерила его таким взглядом, что Генри невольно передернул плечами. Хорошо еще, в драку не полезла, отбирать свои цацки… С разъяренной женщиной не так-то просто сладить, а не бить же ее!
– Я полностью в вашей власти, – произнесла она неожиданно, и Генри с изумлением понял: если и была паника, страх, истерика, то эта коротышка в нелепом платье, с высоченной пудреной прической загнала все это внутрь себя. И что будет, когда оно прорвется…
– Вот и умница, – брякнул он.
Принцессы не плачут при посторонних. Принцессы не должны показывать слабость никому. Разве только будущему мужу – тому незачем знать, какова на самом деле его нареченная. Так ее воспитали, так учила ее мать, женщина волевая и строгая. Ей повезло, муж ее оказался сильным человеком и мудрым правителем, но будь иначе, она сумела бы принять бремя власти на свои плечи так, что он ничего бы и не заметил.
Сумела бы так поступить она сама, принцесса не знала. Кажется, не знала… Ей вообще тяжело было мыслить, сознание то и дело заволакивала странная пелена, и всё происходящее начинало казаться сном, и приходилось прикладывать немалые усилия, чтобы вернуться к реальности. Полноте, да было ли это реальностью?..
Скорее всего, решила она, в очередной раз усилием воли отогнав радужный туман. Ей никогда не снились подобные сны, такие… яркие и грубые. Но даже если ей всё это лишь снится, вести она себя должна так, как подобает. И, как ни неприятно ей было смотреть на чужака, бесцеремонно сорвавшего корону с останков ее отца, она сумела перебороть себя. Чужак чувствует себя хозяином – что ж, пусть. Пока что он – единственный живой человек в замке. И пусть он простолюдин, грубиян и вор – достаточно посмотреть, как ловко он складывает в сумку лучшие драгоценности почивших придворных дам, чтобы убедиться в этом! – сейчас это не имеет значения. В конце концов, один ее предок когда-то укрывался от преследования в лачуге контрабандиста, чем хуже этот человек?
– Эй, ты что делаешь? – окликнул ее бродяга.
– Я хочу взять на память прядь волос матери, – сказала она спокойно. Требовать от него именовать ее полным титулом – глупо и нелепо. Суть не меняется от того, каким именем тебя называют. – Могу я сделать это?
– Прядь волос, говоришь? – мужчина подошел ближе, задумался. – А ведь это мне в голову не пришло… Ты бери, бери. Я тоже потом кое-что возьму…
– Что вы де… – она проглотила вопрос, потрясенная немыслимым кощунством.
– Извини, детка, – покаянно сказал бродяга. – Так надо. Потом объясню.
Жаль, он не прихватил вторую сумку. Впрочем, можно снять рубашку, завязать рукава – получится сносный мешок. Тащить будет тяжело, но своя-то ноша не тянет! Спросить бы еще принцессу, где тут у них сокровищница, но тогда и надорваться можно. Генри меру знал. Уже того, что он насобирал по полу в этом зале, хватило бы ему на три скромные жизни. Или две нескромные. Куда больше? Основать свою корпорацию, что ли? Нет, за сокровища пусть другие глотки рвут, ему и так хватит… К тому же, сокровищница наверняка защищена заклинаниями, а соваться под них без должной подготовки и защиты – это вовсе дураком быть надо!