— Это травяной тоник, — объяснила она. — Очень расслабляет.
Я подумал немного, потом сделал еще глоток.
— Вальдемар… что… на самом деле мертв? — спросил я, спустя некоторое время.
— Да, — ответила она, — но иногда он об этом забывает. Как только он вспоминает об этом, испытывает нечто вроде стресса.
— Когда, как он умер?
Она поежилась.
— За месяцы и годы до того, как мы оказались на корабле, — сказала она. — Задолго до того, как я его нашла.
Я окинул взглядом ее жилище, увешанное яркими гобеленами, выстланное шкурами животных и восточными коврами. Тут были статуэтки из черного дерева, я решил из Африки, украшенные медной проволокой и яркими бусинами. Пара толедских клинков висела на одной из стен. Рядом с огромной, задрапированной шелком кроватью был турецкий водопровод. В воздухе висел тяжелый аромат экзотического свойства. Все это напомнило мне цыганский табор, где мне однажды за плату гадали по руке. Сильно напомаженная цыганка была тогда сверхизобретательна на мой счет. И все же здесь было что-то большее, чем тогда. Петерс был прав. Я почти угадывал призрачные видения за ее спиной.
— Чем можно объяснить особенность Вальдемара? — спросил я.
— Я думаю, что на своем смертном одре, — пояснила она, — он стал участником сеанса месмеризма. Его существование приостановлено точно на переходной грани между жизнью и смертью. Поэтому он и получил уникальную способность проникать в суть событий. Но требуется исключительно опытный месмерист, чтобы контактировать с ним, так как он постоянно пытается уйти в темноту недосягаемости.
— И вы, очевидно, именно такой специалист?
Она кивнула.
Я думаю, что уже чувствовал дважды на себе силу вашего воздействия.
— Вполне возможно, — сказала она. — Заканчивайте ваш тоник, и я покажу, как это делается.
Я выпил остаток, поставил стакан в сторону.
— Эта смесь не очень-то на меня подействовала, — заметил я.
— Это довольно легкий напиток, — ответила она.
— Я думал, что вы дадите мне более сильное средство.
— Нет, вы попросили чего-нибудь более сильного. Этим и будет лечение.
Она подняла руки. Казалось, что они излучают искорки. И снова. Я почувствовал теплый пульс, слабое покалывание во всем теле.
— Тоник — не что иное, как подготовка.
— Какого рода лечение вы собираетесь провести?
— Я не знаю точно, — сказала она, — что надо делать а вашем случае. А что вы сами хотели бы?
— Я хотел бы ненадолго избавиться от самого себя.
Она улыбнулась, вытянула руки вперед, опустила их. Меня словно внезапно окатила очень теплая волна. Я откинулся назад в своем кресле и полностью расслабился. Она была доверенным лицом Элисона и знала, что я был нужен ему. Она опять сделала пассы, и я попытался еще более полно расслабиться, позволяя ощущениям пронизывать меня насквозь. Ни одна цыганка ничего подобного со мной не делала.
В то время как первые несколько пассов произвели бодрящее действие, следующие стали более успокаивающими. Создавался эффект отстраненности между моим сознанием и телом. Потом я понял, что мысли стали затормаживаться. Но наряду с этим мной овладела эйфория, поэтому я уже не мог противостоять летаргическому полузабытью.
Ее руки медленно двигались вокруг меня.
— Я собираюсь вызвать у вас очень глубокую релаксацию, — сказала она. — Когда вы проснетесь, то почувствуете себя совершенно отдохнувшим.
Я уже собирался ответить, но потом показалось, что не стоит тратить на это усилия. Она снова сделала пассы, и я уже больше не ощущал своего тела. Кроме глаз. Казалось ужасно обременительным держать их открытыми. Я закрыл глаза. Почувствовал, как снова двигались тени ее рук. А потом я начал уходить: парение… яркая белизна… скольжение… снег… падение…
…Внезапно голова стала тяжелой, заболел живот. Я поднял руки, чтобы помассировать виски. Открыл глаза. Я лежал в постели, обложенный подушками. Потертое одеяло закрывало меня до пояса. Когда я опустил руки, они слегка дрожали. Где-то за окном пел дрозд. Оглядевшись вокруг, я увидел, что нахожусь в маленькой и довольно запущенной комнатке. Что произошло? Не могу вспомнить, как я попал сюда…
На столике рядом с кроватью была записка. Я взял ее. Она была адресована По. Еще более озадаченный, я прочитал ее в надежде найти ключ к разгадке того, что происходило:
Ричмонд, 29 сентября, 1835г.
Дорогой Эдгар,
если бы я мог излить перед тобой душу в тех словах, которые подобает использовать в данном случае, я бы сделал это. И поэтому вынужден говорить с тобой на своем простом языке.
Я твердо верю, что ты искренен в своих обещаниях. Но, Эдгар, если ты опять пойдешь по этому пути, боюсь, что все твои намерения пропадут зря, и ты опять начнешь попивать, пока это не лишит тебя здравого рассудка. Положись на собственные силы, — и ты выберешься! Обратись к своему хозяину за помощью, — и ты спасен!
Как сожалел я, расставаясь, что ты никому не известен на этой земле, кроме меня. Я был привязан к тебе, — и сейчас еще привязан, — и с радостью бы вернулся, если бы не боялся новой скорой разлуки.
Если бы ты мог заставить себя поселиться в моей семье или в любой другой семье, где не выпивают, то можно было бы еще надеяться. Но если ты будешь ходить в таверну или в любое другое место, где это подают на стол, ты не убережешь себя. Говорю это по собственному опыту.
У тебя большой талант, Эдгар, и ты должен добиться уважения для него и для себя. Учись уважать себя, и вскоре поймешь, что тебя уважают другие. Навсегда расстанься с бутылкой и своими дружками по выпивке!
Дай мне знать, можешь ли ты это сделать и твердое ли это решение, не поддашься ли ты искушению.
Если бы ты опять захотел приехать в Ричмонд и снова стать моим помощником, ты должен раз и навсегда понять, что все обязательства с моей стороны будут расторгнуты в тот момент, как ты напьешься.
Только пропащий человек пьет перед завтраком! Не может такой человек хорошо исполнять свое дело.
Я серьезно думал о рукописи статьи и пришел к заключению, что лучше всего будет не печатать ее в ее настоящем виде. Я бы вовсе не удивился, если бы, в случае публикации, Купер стал бы преследовать меня за клевету.
Вот уже три дня, как она набрана для печати, и столько же дней я решал этот вопрос.
Твой верный друг,
Т.У.Уайт.
Я уронил письмо. Не припомню, чтобы когда-нибудь испытывал такую слабость. Тем не менее, я взял себя в руки, встал, прошел через комнату к небольшому зеркалу и стал себя изучать: мое лицо и все же — не мое. Обрюзгшее, с воспаленными глазами. Я снова растер виски. Значит, бедняга По слишком много пил, и вот как он себя чувствовал.
Каким же образом я переселился в его тело?
Вспомнил Лиги, делающую пассы надо мной, Вальдемара, Петерса, Элисона. И мою последнюю встречу с По. Думал ли он, что Энни умерла? Могло ли это послужить причиной его теперешнего плачевного состояния?
Если это было так, нельзя ли изменить все к лучшему, написав ему послание? Я посмотрел вокруг в поисках карандаша.
— Эдди, — донесся голос пожилой женщины из соседней комнаты. Я решил не отвечать. — Эдди! Ты встал?
Вот. На столике у окна. Ручка. Чернильница. Я торопился. Бумага. Бумага?.. Он работал в журнале, где-то должна быть бумага. В шкафу нет…
— Может быть, выпьешь чаю, Эдди?
Ага! В нижнем ящике стола. Я придвинул единственный в комнате стул, уселся на него. Как начать? Пожалуй, лучше всего обратиться к тому, что нас объединяет, — Энни.
«Сколько раз девушка является в видениях», — написал я. И вдруг силы покинули меня. Я положил ручку. С трудом смог поднять голову. Я услышал, как за спиной открылась дверь. Любопытство подсказывало, чтобы я обернулся, но я был слишком слаб, чтобы сделать это. Я тяжело опустился вниз.
— Эдди! — услышал я ее крик.
Я уже снова терял себя, уходя, уплывая куда-то. Ее голос удалялся. Тело мое обмякло и все вокруг стало серым. Потом, жизнь как бы вновь зашевелилась во мне и на глаза набежали тени.
Прошло еще много времени, прежде чем я вздохнул и посмотрел вверх. Надо мной было лицо Лиги, брови вытянуты в одну линию, что означало выражение удовлетворения, в то время как она изучала меня.
— Как вы себя чувствуете? — спросила она.
Я тряхнул головой и похлопал себя по животу. Неприятные ощущения пропали.
— Прекрасно, — сказал я, потягиваясь. — Что произошло?
— Вы не помните?
— Я помню, что был где-то в другом месте, в чужом теле.
— В чьем?
— Эдгара Алана По.
— Того, о котором вы спрашивали монсеньора Вальдемара?
Я кивнул.
— Мы проделали обратный путь. И держу пари, что он был здесь, в моем теле, пока я находился у него.
Теперь была ее очередь утвердительно кивнуть.
— Да, — сказала она, — и он был похож на наркомана, пьяного или сумасшедшего. Было не просто удержать над ним контроль и отправить обратно.
— Почему именно он оказался на моем месте? И часто ли происходят подобные перемещения?
— Я в первый раз наблюдала что-нибудь подобное. Это был очень странный человек. У меня было чувство, словно я разбудила какие-то темные силы.
Я уже решил, что для одного утра впечатлений уже достаточно, и не стал спрашивать о ее опыте в области темных сил.
— Он спрашивал об Энни, — продолжала она, — и говорил что-то о струнах своего сердца, звучащих как лютня. Если он не сумасшедший, тогда, должно быть, поэт. Но меня интересует, в котором из вас заключено то, что привело к такому перевоплощению.
Я пожал плечами.
— Подождите. Разве монсеньор Вальдемар не говорил, что вы — одно и то же лицо? — спросила она. — Это могло бы объяснить сущность явления.
— Как всякая метафизика, такое объяснение не имеет практической ценности, — сказал я. — Я не сумасшедший и не поэт. Мое сердце — не музыкальный инструмент. Я просто попал не в тот мир. Думаю, что бедный Эдди По — тоже. Не знаю, как это произошло, но думаю, что не последнюю роль играет в этом человек, которого мы преследуем.
— Руфус Грисуолд?
— Думаю, что да. Да, именно так. Вы его знаете?
— Однажды мы встречались, в Европе. Это было давно. Он опасный соперник в особенном, высоком смысле, как впрочем и в обычном качестве.
— Он, как я понял, немного алхимик?
— Более того, он знаток черной магии того направления, которое мне не известно.
— Элисон думает, что он вмешался каким-то образом в наши отношения с По и Энни, чтобы добиться того положения дел, которое существует сейчас. Используя Энни как связующее звено, он может перемещать нас из привычных нам миров.
Она вытянула руки вперед и встретилась со мной взглядом.
— Не знаю, — сказала она. — Но нахожу эту идею занимательной. Вы мне позволите попытаться узнать об этом чуть больше?
— Пожалуйста.
Я встал.
— Однако… — сказала она.
— Да?
— Я бы хотела каждое утро, приблизительно в это время, спрашивать монсеньора Вальдемара. Привычка ему не повредит.
— Так ли это?
— Даже покойникам нужны устойчивые навыки в работе, — объяснила она. — И думаю, что вы как глава экспедиции должны присутствовать на этих сеансах.
— Думаю, что должен, — согласился я, — к сожалению.
Я направился к двери, остановился у порога.
— Спасибо… за все, — сказал я. — До встречи за завтраком.
Она покачала головой.
— Мне всю еду подают сюда. Но буду рада, если иногда вы составите мне компанию.
— Иногда, — сказал я и вышел. Проход передо мной внезапно наполнился белым огнем.
— Comment? — услышал я голос Лиги, доносящийся издалека, как раз перед тем, как захлопнулась ее дверь.
— Сюда, Перри, — позвал знакомый голос. — Пожалуйста.
Это был голос единственной женщины, ради которой я бы пошел в огонь. Я сделал шаг вперед. Но даже живые иногда могли бы позволить себе немного отдыха и покоя, подумал я, на мгновение позавидовав Вальдемару.