— Хорошо, — нехотя сдался Берест. — Остановимся на полчаса в трактире. Веди, Ранз.
— Ну, как вы кстати, — лучился счастьем здоровяк-трактирщик. — А я уж думал, не будет сегодня народу. Садитесь за любой стол, а я вам сейчас подам пироги, отвару горячего… а может, чего поплотнее? Есть яишенка-болтунья с копчёной грудинкой, колбаски жареные, заячье седло, тушенное в сметане…
— Неси, — глянув в прорези маски на загоревшиеся голодным блеском глаза братьев, махнул командир.
Завтракать в крепости они отказались, а хозяйка, прячущая опухшие от слёз глаза, и не настаивала. Но корзинку с собой сунула, и они вежливо взяли, чтобы тут же забыть в конюшне. Есть припасы, собранные недовольной поступком мужа женщиной, Берест всё равно не разрешил бы ни одному из них. Знал, чем может ответить разъяренная куница на внешне безобидную шутку.
Еда, действительно, оказалась вкусной и приятно согрела желудки, а словоохотливый хозяин, усевшийся неподалёку, порадовал своим рассказом торопившегося уйти командира.
— Так потому народа и мало, что вода в Енотовом овраге спала и можно пройти по мосту. Мост там крепкий, каменные столбы, мы для себя два года назад поставили. Теперь всё лето и осень на Забрег напрямки ходим, два часа — и на месте. Да вон у нас карта висит. А, у вас своя есть?! Так они все одинаковы. Как? Нет моста? Так срисуйте с моей, мы сразу, как построили, так и отметили. Видите, какой крюк дорога-то дает.
— Андох, — заглянул в трактир солидный мужчина в добротной одежде. — Скажи народу, тропа через Енотов мост открылась. Я сам сейчас из Забрега.
— А в Забреге переправа ещё стоит? — с деланой небрежностью осведомился Ранзел и замер в ожидании ответа.
— Стоит пока, но надежи нет. Трещит уже в верховьях, трещит. Так не забудь, Андох.
— Где этот мост? — положил перед трактирщиком карту и монеты Берест, и хозяин услужливо нарисовал крестик.
В том, что он не ошибся, командир не сомневался, только в этом месте овраг был уже всего и делал крутой изгиб.
Вскоре пятеро всадников на тэрхах уже выезжали из села той же дорогой, по какой и приехали, чтобы спустя пару верст свернуть на ведущую к Енотову оврагу тропу.
— Поехали, — умиленно вздохнул провожавший их взглядом трактирщик, прижимая к груди фартук.
— Поехали, соколики, — подтвердил вынырнувший из-за угла солидный мужчина, заходивший меньше четверти часа назад в трактир.
— Ястребы! — так же умиленно поправил хозяин, подмигнул старосте, и они дружно захохотали.
— Ну, и где этот проклятый мост? — в который раз едко спросил Даренс, оглядывая мрачных братьев и недовольных, вымазанных вонючей болотной грязью тэрхов. — По-моему, мы по этому месту уже проезжали.
— Трижды, — сквозь зубы процедил Ранзел, — и вот на карте крестик! Но тут даже тропы нет.
— А там, где есть, непроходимая топь, и высохнет она к середине лета, не раньше, — так же хмуро подтвердил Ансерт и вдруг оглянулся на младшего княжича, всё утро державшегося особняком позади всех. — Лирсет! А ты почему сегодня молчишь? Плохо себя чувствуешь?
— Да, — хмуро подтвердил тот.
— Где у тебя болит?
— Тут, — коротко прижал руку к груди младший и отвернулся.
— Где именно? — не понял Ансерт. — Дай руку, я посчитаю пульс.
— Он хочет сказать, что влюбился, — едко просветил алхимика Даренс и снова уставился на Ранзела. — Ну и куда нам ехать дальше?
— Назад, — глухо скомандовал Берест, костеря себя за то, что по его вине они потеряли два часа.
И потеряют ещё один, пока вернутся к тому трактиру. А там командир обязательно потратит пару минут, чтобы показать наглому лгуну, сколько стоит потеха над ястребом. Думать о том, что эта прогулка к мнимому мосту съела весь запас времени, он пока не хотел. Комендант пообещал запереть все ворота, а когда гости на цыпочках покидали его дом, огромный тяжеленный сундук уже стоял под дверью княжны на заботливо подложенной шкуре.
— Нужно проехать село не останавливаясь, — неожиданно объявил Ранзел и с состраданием оглянулся на снова замолчавшего Лирса. — Если она сумела вырваться, то вполне можем столкнуться.
— Лучше просто объехать его стороной, — неохотно подал идею Ансерт, поддерживающий в душе брата, но не сомневающийся, что Даренс прав. Он вообще в таких вопросах не ошибается. Отцу очень не понравится принятое Берестом решение, и их ждет очень долгий и тяжелый разговор. Князь умеет наказывать так, чтобы провинившийся потом сам дольше всех помнил о своём проступке.
— Нет сейчас окольных дорог, всё развезло, — просветил его Ранз и снова оглянулся на Лирсета.
— А я думаю, — объявил тот, заметив тревогу брата, — нужно поехать в трактир и просто спросить, проезжала княжна или нет. Они её не пропустят.
— Я тоже намерен добраться до трактира. Уже два часа хочется надавать трактирщику по шее, — желчно озвучил мысли командира Даренс.
— Не советую, — отозвался Ансерт. — Чужие земли. Нажалуются отцу… или Весенике.
Братья притихли при имени княжны, представляя себе, как будут смотреть ей в глаза, если встретятся. Мечтательно улыбался только Лирсет, уверенный, что его куница ругать не будет. Он же ещё нездоров!
Глава семнадцатая
Как убедились ястребы через час, их планы проехать мимо села или трактира были загодя обречены на неудачу. Едва княжичи добрались до первых домов, им навстречу вылетело с десяток всадников. Крепкие парни, вооруженные грубыми мечами и палицами, вели себя довольно вежливо, хотя и непреклонно. Сообщили, что гости нарушили закон и теперь в трактире их ждет для разбора староста. А затем очень умело окружили, оставив только один путь — вперед.
— Едут! — заскочил в зал трактирщик, метнулся к княжне, спокойно сидевшей в высоком кресле, принесённом для нее из дома старосты. — Подъезжают, матушка. Помощь тебе нужна или сама справишься?
— Чего там справляться, — вздохнула Весеника с нарочитой досадой. — Будто тебе характер Сангра не известен! Он же любого заставит под свою дудку плясать.
— Но я с ними говорил… парни вроде серьезные.
— А на сказку о мостике попались, как дети! Не подумали, что я им первая рассказала бы, будь он на самом деле. Иди, не волнуйся, про суп не забудь.
— Иду, матушка, — трактирщик очень вовремя исчез за занавесью, скрывавшей вход на кухню.
С крыльца, резко распахнув добротную дверь, в зал толпой ввалились сердитые ястребы.
Промчались почти до середины комнаты, ведомые злостью и оскорбленные намеками на какие-то неправильные действия, и застопорились, натолкнувшись на резко остановившегося Береста.
— Ну, где он… — прогудел разгневанно Ранзел, озирая с высоты своего роста помещение, и замер, обнаружив, куда смотрит командир.
За накрытым нарядной скатертью столом в удобном кресле сидела девушка, облаченная в походный костюм и расшитую жемчугом и бисером маску, не узнать которую было просто невозможно.
И из-под этой маски на ястребов строго и печально смотрели знакомые фиалковые глаза.
На долгую минуту в зале воцарилось молчание, прервать которое не желал никто: ни женихи, постепенно начинавшие понимать, что все их метания по болотам в последние три часа были тропой в хорошо продуманную ловушку, ни Веся. С той минуты, как куница отправила старосте Холодного голубей с подробными указаниями, у девушки было достаточно времени, чтобы хорошенько и спокойно обдумать всё случившееся и взглянуть на него, как учила старшая мать, из разных углов.
И Веся просто не могла не оценить благородства Береста, решившего преступить волю отца, лишь бы не вырывать её из круга знакомых и любящих людей, которые показывали своё горе так откровенно. Немногие на его месте отважились бы на подобное, зная, что даже проверенные в бою братья будут не согласны с этим решением командира. Как любая девушка, княжна не могла не замечать особую заинтересованность во взглядах ястребов, вспыхнувшую после того, как она открыла лицо. И раз она им нравилась, значит, братья просто не могли не поссориться, хотя и не решились ослушаться командира, если стоят сейчас перед ней такой дружной толпой.
До того момента, пока не добралась сюда и не поговорила с Андохом, Веся больше всего опасалась, что придется собирать женихов по одиночке.
И теперь она просто смотрела в глаза командира, ожидая, как он поступит, сообразив, что невеста их перехитрила. Но не находила в этих глазах ни раскаяния, ни злости. Да там даже досады не было, только усталость и безмерная горечь человека, не успевшего вытащить из реки утопающего. И ещё какие-то невнятные отголоски чувств, то ли облегчение, то ли радость, но спрятанные так глубоко, что распознать точнее Веся не смогла.
— Вы чего встали… — выглянул из-за брата Лирсет и обнаружил княжну. — Весеника!
В этом полувскрике-полувопле было столько искренней радости, что Веся невольно улыбнулась и перевела взгляд с командира на уже топавшего к ней младшего.
— Я верил, что ты уйдешь от своего дяди, — твёрдо заявил он и, придвинув стул, сел так, чтобы смотреть девушке в глаза. — Ты нас простишь?
Княжна задумчиво рассматривала подопечного, отмечая болотный запах и грязь на сапогах, яркую радость в глазах и подозрительный румянец скул. Гадая, что лучше, сразу сказать, что в душе она их уже оправдала, или немного помучить, чтоб в следующий раз советовались с нею, когда будут принимать решение, касающееся её судьбы?! И сочла за лучшее еще немного подождать, прежде чем объявлять им о помиловании.
— Подумаю, — обронила Веся холодно и, помолчав несколько секунд, нехотя добавила: — Мне кажется, тебе следует умыться.
— Так готово всё, матушка, — выглянул из-за занавески трактирщик, давая понять, что никуда он и не уходил, так и стоял тут, ожидая, чем закончится небывалый на его памяти розыгрыш.
Хотя она и сама знала, что пропустить такое зрелище Андох не мог. Да и какой трактирщик упустит возможность оказаться единственным свидетелем события, о котором потом многие годы можно будет рассказывать посетителям, в лицах изображая, — «вот тут она сидела, а тут они стояли, соколики!». И разумеется, его байки начнут со временем обрастать подробностями, которых никогда и не было.
Скованно и устало приветствуя невесту, ястребы проходили мимо нее к двери, ведущей в заднюю часть дома, и только Берест так и не проронил ни слова. Зато сиял ослепительной улыбкой Даренс, то ли обрадованный отменой княжьего наказания, то ли решивший, что у него появился шанс снова попасть в тайный список куницы.
На всякий случай Веся нарочно пообедала заранее, не зная, чем закончится её встреча с ястребами. И теперь поднялась с кресла, едва княжичи скрылись за дверью. Нечего сидеть с ними за одним столом, тратить время понапрасну и смущать женихов. Пусть поедят спокойно.
— Я в лавку, — объявила она Андоху. — Корми гостей как следует, раньше чем через час не отправимся.
Позвала Рыжа, лежавшего под лавкой, как тайное оружие, и направилась прочь. Пока сумки не догонят хозяйку, нужно запастись кое-какими необходимыми в дороге мелочами.
Вообще-то лавки и ярмарочную толчею Веся не переносила ещё с тех самых пор, как проклятый дар проявил себя в первый раз. Подумав о лавке, княжна невольно вспомнила ночной кошмар и незаметно трижды сплюнула через левое плечо. Давно заприметила, что снится ей тот проклятый бродяга к неприятностям. Ей тогда было всего тринадцать и на ярмарку без матери её отпустили лишь во второй раз. Следить за Весей должны были старшие сестры, но они так надолго застряли в шатре гадалки, что девчонка не выдержала. В те времена её интересовали сласти, куклы и комедьянты, а не какие-то будущие женихи, и смелая куница решилась обойти ближайшие балаганы, навесы и шатры в поисках чего-нибудь интересного.
В том, что не заблудится, девочка была уверена, высокий черный купол гадального шатра резко выделялся среди ярких, расписанных диковинными цветами палаток. И, разумеется, она заблудилась, но спохватившись, не растерялась и не стала звать на помощь. Да и зачем ей помощь, если Веся отлично помнила, в какой стороне от входа был тот шатёр? Но вот отправиться к нему она решила вовсе не по дорожкам, забитым людом. Ей там и так уже бока намяли и чьи-то наглые руки не раз пытались то срезать заговоренный кошель, то щипнуть за ягодицу. И это изрядно вывело из себя княжну, привыкшую в своём доме к уважению и не терпевшую подобных грубых вольностей. Оттого она и приняла решение пройти напрямик через пустырь, к которому шатры стояли задами. И почти дошла, уже видела черный купол, когда её стиснули цепкие лапы и бесцеремонные пальцы принялись грубо ощупывать, толкая в угол между кипами тюков и бочек.
Веся растерялась только на миг, а потом, когда не удалось освободить перехваченные за спиной руки и выхватить кинжал, дико испугалась и разозлилась. В следующий момент злоба превратилась в незнакомую прежде кипящую ненависть, и, услышав пошлый шепоток, что она горячая девочка, Веся процедила в зажимающую рот ладонь:
— Чтоб ты сгорел, гадёныш!
Наглые руки вдруг отпустили её, и девчонка отчаянно рванулась прочь. Не оглядываясь и не желая знать, почему в спину дохнуло жаром, а над разом притихшей ярмаркой пронесся истошный безнадёжный вой.
Задыхаясь от слёз и пережитого ужаса, Веся выскочила из узкой щели между шатрами прямо в руки перепуганных сестёр и упала в обморок, ощутив, как резко закончились силы.
Обгоревший труп бродяги тогда закопали где-то в овраге, сочтя, что его наказал за попытку воровства один из чародеев, хотя все они решительно отвергали подобные домыслы. Знали правду только матери Веси и князь, даже сестры считали, что девочка испугалась жуткого зрелища горящего бродяги. Весь следующий год юная куница провела на дальней заимке, якобы восстанавливая под присмотром одной из сильнейших целительниц душевное здоровье. А на самом деле упорно учась управлять своей силой, а заодно совершенствуясь в стрельбе из лука и прочих вещах, не лишних для обороны от бандитов.
Веся дошла до лавки и распахнула дверь, пропуская Рыжа вперёд, чтоб следовавшая за рысью толпа малышей не докучала зверю и не кормила чем попало. Ловкая лавочница, едва рассмотрев, кто к ней пожаловал, немедленно выпроводила двух молоденьких девчонок, копавшихся в бусах и лентах, и прикрыла за ними дверь.
— Всё слышала, всё знаю, матушка, — бесцеремонно объявила она. — Чего желаешь?
— Запасные верхние штаны и тёплую безрукавку. Если мои сумки меня не догонят до переправы, боюсь, после Ругора буду мёрзнуть.
— Всё есть, выбирай, меряй, — женщина вывалила перед княжной кучу вещей, и опомнилась Веся только тогда, когда оказалась владелицей не только штанов и безрукавки, а и мягких коротких ботиночек, в каких удобно ходить по дому, пары сорочек, запасного белья и кучи мелких вещичек, вроде заколок, платков и поясков.
— Темная сила, ну и набрала я, — ворчала Веся, глядя, как лавочница умело упихивает всё в новую сумку. — Умеешь ты уговорить.
— Так для расстроенной девушки это же первое лекарство, новых платков да поясков накупить. Наденешь их и чувствуешь себя совершенно не той, какой была до этого, и все беды-печали вроде как тоже уже и не твои, — тараторила лавочница. — Идем, матушка. Я тебе сама суму до трактира снесу, уж не обижай меня.
— Хорошо, — положив на прилавок монеты, согласилась Веся, и в этот момент дверь распахнулась.
— Весеника, — командир стоял на крыльце, зорко оглядывая комнату, — трактирщик сказал, что ты хотела выехать через час?
— Это я её задержала, — ринулась на защиту княжны повязывающая платок лавочница. — Уже идем.
И подхватив сумку, направилась к двери.
Берест только нахмурился, протянул руку, отбирая у женщины суму, и первым направился к трактиру, даже не намекнув княжне о своём желании заплатить за купленную ею одежду. Опасался даже попытаться завести об этом разговор, потому что впервые в жизни не представлял, как поведет себя девушка. Согласится принять его деньги, как сделала бы любая невеста из других кланов, или гордо откажется, сочтя их откупом за ночную выходку женихов. И ведь нельзя даже открыть княжне, как он сам проклинал себя за поспешность, ведь мог бы откровенно поговорить с нею прежде, чем решаться на обман.