Патовая ситуация, не находите?
Если земля отстоит свое право на свободу, то в скором времени неминуемо умрет, потому что поддержки от истинного Ишты не получит — его попросту не будет. Если же она согласится, то все равно умрет, потому что примет неугодного ей Хозяина лишь на пороге гибели, когда даже сильнейший не сумеет удержать Купол в одиночку. Раньше она просто не сдастся, а Владыка никогда не уступит трон кому-то другому. При том, что других вариантов ни для нее, ни для него в ближайшее время не предвидится, тогда как времени-то для принятия решения осталось совсем немного…
Потерев внезапно загудевшие виски, я снова посмотрела на молчаливого Владыку.
— Скажите, сударь: а ваши ближайшие родственники живы? Отец? Дед?
— Нет, — сухо отозвался он. — Передача Знака возможна только после смерти предыдущего владельца.
Ах да… черт, совсем забыла!
Я досадливо сморщила нос.
— А ваша мать? Братья вашего отца? Маги ведь живут долго…
— Мать я никогда не видел — она умерла вскоре после моего рождения, — ровно сообщил Повелитель. — Дед умер незадолго до того, как Знак перешел к моему отцу. Его супруга магом не являлась, поэтому умерла еще раньше. Братьев или сестер у деда и отца, насколько мне известно, не было, а если и были, то оба они тщательно скрывали сам факт их существования. По крайней мере, я не нашел в архивах ни одного упоминания о них.
— Хорошо. Тогда не могли бы вы припомнить событие, с которого начались ваши проблемы? Конкретный день? Год? Время? Я хочу понять, что именно случилось и по какой причине земля вдруг отказалась вас принимать.
Повелитель сузил глаза.
— Вы уже задавали этот вопрос, и я могу только повторить: причина мне неизвестна.
Я чуть не хмыкнула: вот темнила. Только не нужно забывать, что я прекрасно чувствую его настроение и отлично вижу, что вопрос ему не понравился. Чем — еще непонятно, ведь, по идее, это не мне должно быть жизненно важно разобраться в этом деле. Однако Повелитель явно не желает этого понимать, старательно избегает разговоров на некоторые темы. Значит, что-то тут не так. Ведь выяснить всю подоплеку — вполне естественно перед тем, как предпринимать какие-то меры. Почему же Повелитель не видит очевидного? Или же, напротив, он все прекрасно понимает, но при этом пытается что-то скрыть?
Прищурившись в ответ, я покачала головой и с едва заметной улыбкой спросила:
— А если хорошенько подумать?
Владыка, как и следовало ожидать, моментально заледенел и холодно отчеканил:
— Мне кажется, вы злоупотребляете моим согласие отвечать на ваши вопросы, леди.
— Я так не считаю.
— Значит, вы ошибаетесь.
— А может, ошибаетесь именно вы? — ласково осведомилась я, пряча за улыбкой хищный оскал. — Это ведь не я просила вас о помощи. Или в нашей договоренности что-то изменилось?
— Нет. Но вы заставляете меня сожалеть о принятом решении, — процедил он, резко отвернувшись.
Я жестко усмехнулась.
— Неужели? Так, может, вы просто забудете о нем и продолжите жить, как раньше? Или вы настолько непоследовательны и непостоянны, что способны легко отказаться от собственного слова?
Владыка дернулся, как от пощечины, и резко поднялся, развернувшись ко мне всем корпусом и буквально впившись бешеным взглядом в мое безмятежное лицо. А я даже не пошевелилась — просто сидела и все с той же улыбкой смотрела на его перекошенную физиономию, внимательно изучала его побледневшие скулы, на которых почти сразу расцвел нездоровый румянец; затем опустила взгляд чуть ниже, медленно и неторопливо подсчитала количество пуговок на его рубахе; дошла до камзола, так же медленно его оглядела. Потом скользнула рассеянным взглядом мимо, после чего так же неторопливо поднялась, тем самым заставив его отступить на шаг, и… совершенно спокойно прошла мимо.
— У вас красивый сад, — безмятежно обронила я, словно не замечая протянувшихся от Повелителя волн неподдельной ярости. — Спокойный, тихий. Слегка диковатый, правда, но в этом есть какая-то особая прелесть. Однако, что самое любопытное, в его обманчивом спокойствии кроется мощь зарождающегося вулкана — только тронь верхушку, как мгновенно взорвется вся гора… кстати, вы в курсе, что вся эта красота…
Я обвела рукой шипастые заросли.
— …была создана лишь для того, чтобы вас убить?
На поляне воцарилось угрожающее молчание.
— Нет? — удивилась я, не услышав ответа. — А между тем, это правда — Знак уже две сотни лет старательно ищет способ убрать вас со сцены. Даже специально изобрел для этого известный вам яд, отрастил себе острые когти, зубы, обзавелся надежными защитниками, тщательно себя обезопасил… если бы не необходимость поддержания Купола, вас бы уже не было на этом свете. И мне, к примеру, очень интересно знать, как вы умудрились добиться такого отношения?
Игнорируя зловещую тишину, я бесстрашно приблизилась к ограде и, развернув левую руку ладонью вверх, поднесла ее к шиповнику. Без спешки, со спокойной уверенностью в том, что он не причинит никакого вреда… и он действительно этого не сделал. Вместо того, чтобы ткнуться в кожу острыми иголками, он довольно быстро их спрятал, а затем неуверенно потянулся навстречу мягкими листьями, будто все еще сомневался, что может кому-то доверять.
Я улыбнулась и погладила широкий листок, коснувшийся меня первым. Совсем легонько, как погладила бы лопоухого щенка, впервые в жизни познавшего, что такое ласка, и удивленно замершему от этого необычного, но приятного ощущения. Добавив немного силы от своих Знаков, я улыбнулась снова, потому что по кустам пробежала взволнованная дрожь, а потом протянула уже всю руку и по локоть зарылась в тихо шелестящую зеленую массу, которая моментально пришла в движение и осторожно обняла меня в ответ.
— Нужно сильно постараться, чтобы заставить Знак себя ненавидеть, — не оборачиваясь, обронила я, старательно прислушиваясь к себе. — Для это необходим настоящий, просто-таки врожденный талант… но у вас, сударь, он, видимо, развит в достаточной мере, потому что стремление этой земли от вас избавиться превышает всякие мыслимые и немыслимые границы. Признаться, впервые встречаюсь с таким феноменом: как правило, Знак — сущность нейтральная. Он не понимает разницы между добром и злом, между тем, что мы считаем хорошим, а что — плохим, и тем, что для нас является важным или же совершенно пустым. Он подходит к вопросу выбора Ишт, исходя из собственных критериев, оценивая их лишь с позиции того, что опасно для него, а что нет. Но вот ВАС он почему-то считает прямой угрозой своему существованию. Может, объясните, почему?
Не услышав ответа в третий раз, я медленно обернулась и внимательно посмотрела на замершего в нескольких шагах мужчину: он был невероятно бледен, на его висках проступила холодная испарина, темные черные глаза стали похожи на два провала в Бездну, под ними пролегли невесть откуда взявшиеся тени. Черты лица болезненно заострились. Губы посерели, обескровились… он напоминал сейчас живого мертвеца, готового на все ради глотка свежей крови. И это было воистину страшно.
Но еще страшнее изменился его взгляд, когда прямо у меня перед лицом опустилась длинная зеленая ветка, на самом кончике которой внезапно вырос и застенчиво распустился крохотным бутоном уже знакомый сиреневый цветок. Такой нежный и хрупкий, что его было невозможно поранить. Настолько доверчивый, что его дар было сложно отвергнуть. И до того нетерпеливый, что при виде моей открытой ладони его аж кинуло в дрожь. А затем сиреневые лепестки еще и засветились знакомым призрачным светом, словно спеша рассыпаться коварными искрами и поскорее пристроиться на примеченное местечко.
— А ну, не балуй! — строго сказала я, поспешно сжимая руку в кулак и отводя ее в сторону. — Мы с тобой о чем договаривались, а?
Цветок жалобно сник.
— Даже не пытайся, — еще строже предупредила я и второй рукой отодвинула этого провокатора подальше. — Больше этот номер не пройдет. Так что исчезни, пока я добрая, и заодно приведи тут все в нормальный вид.
Шиповник (а вместе с ним и вся поляна) огорченно вздохнул, но послушно отступился. Цветок на его ветке моментально развеялся в воздухе, будто никогда не существовал, сама ветка неохотно втянулась обратно. Затем у меня под ногами произошло какое-то непонятное движение, а всего через миг трава внезапно преобразилась — резко пошла в рост, превратившись из колючего ежика в прекрасный зеленый ковер; тут и там на ней проклюнулись первые бутоны полевых цветов. Шиповник тоже ожил, попрятав куда-то свои шипы, расшевелился, расцвел многочисленными алыми цветками. Следом за ним зашелестело и понравившееся мне дерево, стремительно покрывшись молодой листвой. На кончиках его многочисленных веток набухли и тут же прорвали толстую кожуру свежие почки, а еще через миг из них пробились наружу такие же многочисленные желтые «сережки», как у березы в период цветения. И это было настолько неожиданно и красиво, что я невольно улыбнулась.
— Спасибо. Так намного лучше.
Поляна снова шевельнулась — на этот раз удовлетворенно — и затихла. А я глубоко вздохнула, впервые чувствуя живые ароматы настоящих цветов, и негромко рассмеялась: вот теперь я чувствовала себя прекрасно. Меня узнали, наконец, приняли, одарили своим благословением. Меня внимательно слушали, с нетерпением ждали, с готовностью откликались на каждый жест, каждое слово и даже мысль… почти как раньше. Да… это было почти как на Равнине. Потому что здесь я была если не дома, то, как минимум, в гостях у доброй хозяйки, которая позаботится обо мне и никогда не даст в обиду. И с ее позволения я снова стала всем: землей, воздухом, ветром… хотя бы на какое-то время. Я дышала вместе с ними, жила их жизнью, могла почувствовать каждое дуновение, каждый вздох, каждый взгляд из-под густой листвы… ощущала движение вокруг себя… абсолютно любое… и слышала все, что происходит во мне и вокруг меня.
Лишь потому, что ОНА это позволила. ОНА разрешила. И потому, что этот краткий миг единения был нашим обоюдным желанием, заставившим меня охватить взглядом чужие владения, а ЕЙ позволил увериться в том, что решение было принято правильно. Благодаря чему мы на какое-то время стали одним целым, каким-то цельным, неразделимым существом. Я была Ею, а она — мной. Я дышала, а Она набиралась в это время сил. Я смеялась, и она улыбалась вместе со мной. Все стало общим на это короткое время: эмоции, воспоминания, слабости… и не заметить произошедших перемен мог только слепой.
Тогда как Владыка слепым отнюдь не был.
Правда, к его чести надо признать, на этот раз в его руке не появилось никакого заклинания. И угрозы от него тоже больше не ощущалось. Повелитель словно бы… умер ненадолго, невесть каким образом оказавшись в благоухающем раю. А когда снова ожил, то смог лишь пошатнуться и, оперевшись на край стола, тяжело опуститься обратно в кресло, растерянно глядя в мои сияющие глаза, в которых отражался целый калейдоскоп наших общих с землей эмоций.
Глава 2
Мгновением спустя по земле вновь пробежала долгая дрожь, на этот раз — тревожная. Листья на шиповнике моментально свернулись, кусты нервно отпрянули от ограды, словно по той вдруг пустили электрический ток, громадное дерево беспокойно зашелестело ветками, а у Владыки внезапно изменилось лицо. Он замер, до боли вцепившись в подлокотники кресла. Побледнел, как-то сразу осунулся. Его темные глаза окончательно почернели, плечи напряглись, а корпус так сильно подался вперед, словно Повелитель только что собирался вскочить, но тут что-то его отвлекло, и он так же неожиданно передумал.
В тот же миг и я ощутила неладное — единение оказалось грубо разорвано, меня буквально вышвырнуло из уютных объятий чужого Знака, а затем, не дожидаясь, пока я приду в себя, требовательно подтолкнуло в спину, словно советуя убираться отсюда поскорее.
— Уходи, — беззвучно шепнула земля на Эйнараэ. — Уходи скорее: беда…
На мгновение растерявшись, я тоже замерла, как и прислушивающейся к чему-то Повелитель, но почти сразу опомнилась и быстро спросила:
— Что случилось?
Он не ответил. Однако из ступора все-таки вышел и, резким движением поднявшись, отрывисто бросил:
— Уходите, леди. Вам здесь больше не место.
А затем мгновенно исчез. Без вспышки и других спецэффектов, как раньше. Даже без привычного портала: просто взял и исчез, не удосужившись ничего пояснить. Только и того, что оставил после себя едва уловимую ауру внезапно вспыхнувшей ярости и слабый привкус стремительно разгорающейся злости, которая неприятным осадком осела у меня в душе.
Ну не зараза, а?
Это ж надо было умудриться так испортить девушке настроение?
Я мрачно уставившись на то место, где только что стоял Повелитель. Но потом поняла, что гипнотизировать его нет смысла, и, тихо ругнувшись, решительно направилась прочь. Правда, не туда, куда меня настойчиво подталкивала земля, не в сторону беседки, где наверняка уже переминался в нетерпении вызванный Владыкой Ниг, а к дереву — большому, раскидистому, внезапно сбросившему все свои лепестки, явно излучающему тревогу и определенно имеющему прямую связь со Знаком.
Вот только на этот раз оно не испытывало радости от моего приближения. Напротив, как только я протянула руку, лежащие почти у самой земли ветки поспешно отдернулись и поднялись высоко вверх, словно не хотели, чтобы я до них дотянулась. Листва там внезапно пожелтела и осыпалась настоящим золотым дождем, образовав у меня на голове невесомую шапку из громко шуршащих «подарков». Корни — те, что виднелись в траве, поспешно зарылись куда-то вглубь. И вообще, создавалось впечатление, что дерево, если бы могло, предпочло бы поспешно сняться с места и удрать куда подальше, лишь бы не позволить мне к себе прикоснуться.
— Ну что теперь? — строго спросила я, дойдя до ствола и настойчиво приложив к нему левую ладонь. — Чего ты опять боишься?
А потом поняла: земля и правда боялась. Вот только на этот раз не за себя, за меня! И до дрожи не хотела, чтобы я вмешивалось в то, что происходило сейчас где-то на ее границах. Причем ради этого она была готова от меня даже отказаться! Разорвать единение! Выпроводить вон! Попросить… а если не получится, то даже приказать… не появляться здесь больше! Или еще лучше — запереть где-нибудь во дворце, чтобы я и носа оттуда не смогла высунуть!
Ощутив этот необычный порыв, я изумленно кашлянула.
— Ну знаешь… давно меня так не опекали! — а потом подошла к дереву вплотную, погладила шершавый ствол и мягко сказала: — Это — плохое решение, дорогая. Недальновидное, эмоциональное и очень-очень опасное.
— Почему? — вздохнула земля, все еще настойчиво отстраняясь.
— Потому, что пока я здесь, все, что представляет угрозу для тебя, угрожает и мне. И потому, что в данный момент моя жизнь точно так же зависит от сохранности Купола, как и твоя. А единственный человек, который способен его поддерживать, ушел незнамо куда и зачем. Встревоженный. Нервный. И очень-очень злой. Ты уверена, что он справится?
— Это — его долг!
— Для того, чтобы выжить, одного долга бывает недостаточно, — невесело улыбнулась я. — Думаешь, Владыке не нужна помощь?
— Он бы сказал!
Я тяжело вздохнула.
— Боюсь, он не станет этого сделать. И больше не рискнет просить ни тебя, ни, тем более, меня. Для этого он слишком горд и независим. А в отношении меня, к тому же, он еще и здорово сомневается. Поэтому, чтобы поберечь его самолюбие, давай ты для начала покажешь мне, что случилось? Без всякого единения? Как картинку, хорошо? А когда я пойму, в чем дело, мы вместе решим, как поступить.
Земля заколебалась, но затем дерево все-таки неохотно опустило свои ветки, позволив мне обхватить одну из них ладонями. Густая крона тревожно притихла. Беспокойно шевелящийся шиповник тоже застыл, будто боясь нарушить мгновение наступившей тишине. А я закрыла глаза и мысленно потянулась вперед. Туда, откуда веяло чем-то нехорошим и где неярко светилась смутно знакомая звездочка чьей-то встревоженной души…