– Будут тебе сливки, сколько пожелаешь.
Воодушевленный этим обещанием, Шнырь спрятал ценные предметы за пазуху и ползком отправился в обратный путь.
Кема кормили скверной рыбной похлебкой, в которой плавали то хрящики, то чешуя, и каждый день пороли. После наказания его всякий раз навещал проповедник – ученик Поводыря, преисполненный непреклонного желания направить собеседника на «очищенный от пагубы и лживых красот благой путь».
Ясно, что убивать не собираются. Вербуют. Амулетчики пользуются спросом. Чтобы не стало хуже, он подыгрывал и якобы проявлял интерес, а на душе было муторно. Эдмара и Хантре казнили, добрых им посмертных путей. И пока непонятно, знают ли здесь, что он на самом деле не Фингер Кемаско, а Кемурт Хонбиц. Потому что если да – это прямая угроза для бабушки с дедом. Серьезный молодой проповедник ни разу эту тему не затронул, а Кем тем более опасался проболтаться.
Оставаясь в одиночестве в полутемной камере с высоким зарешеченным окошком и деревянным лежаком, он усердно размышлял об этих разговорах. Анализировал. Почему в процессе вербовки регулярно бьют? Должно быть, вот какой у них замысел: начнешь соглашаться с их правотой – и тогда экзекуции прекратятся, после чего почувствуешь благодарность и еще больше согласишься, и потихоньку покатишься в нужную им сторону, словно зимой на ледяной «сколзанке».
Сделать вид, что проникся, и при случае рвануть в бега? Вопрос, удастся ли ему провести магов… Наверняка они учли такую возможность, в курсе же, что он взломщик. Побег – это первое, чего можно ожидать от приверженца воровского бога Ланки.
Потом Кемурт еще кое-что понял, и кишки скрутило от ужаса. Ну, для чего он может им пригодиться – ненадежный парень, вор, бывший амулетчик Тейзурга? Разве смогут они ему до конца доверять в своих делах? Нет ведь. Зато использовать такого, как он, в одноразовом деле, для которого требуется расходное мясо, – в самый раз. Его ждет участь Клотобии, блудной дочки свихнувшегося старины Шикловена. И если он заартачится – вот тогда-то ему и напомнят о дедушке с бабушкой.
Его не смели убить из страха перед Повелителем Зимней Бури, но держали в темной камере, впроголодь, вместо тюфяка заскорузлая рваная циновка. Испещренные рунами цепи блокировали его магическую силу и не позволяли перекинуться.
Тюремщик сказал, что Тейзурга и Кема убили. Из-за рунных заклятий Хантре не смог бы ощутить присутствие товарищей, даже если бы те находились за стенкой, зато уловил, что ему врут – и таким образом узнал, что они до сих пор живы.
Наверняка Золотоглазый тоже в цепях. И на помощь Дохрау рассчитывать не стоит, Псу Буранов и Снегопадов в эти края путь заказан: даже если ветер дует с севера, он не сможет явиться в тропики собственной персоной.
Прошло трое-четверо суток или целая восьмица? В одном авантюрном романе Хантре читал об узнике, который в похожей ситуации определял время на ощупь – по длине собственной щетины. У него щетины не было, избавился от растительности на лице довольно давно, раз и навсегда, чтобы не возиться. Там, где он жил раньше, это было в порядке вещей.
Каменная кладка впивалась в спину тупыми клыками. Он бы сейчас не отказался от скафандра… В тяжелом десантном скафандре с сервоскелетом он бы порвал эти цепи, как гнилые нитки. Но в Сонхи от таких вещей никакого толку – диковинный нерабочий хлам, иначе практичный Эдмар давно бы уже притащил хотя бы несколько штук.
Хантре встрепенулся – кажется, он начал вспоминать, – но зыбкая граница, разделившая его память, сразу же превратилась в несокрушимую стену. Что такое скафандр? Вроде бы разновидность доспехов. А может, всего лишь слово, которое ничего не значит.
В том, что их взяли, он винил себя. Видящий, и не почувствовал, что «Золотой сиянский янтарь» – это ловушка, специально для них приготовленная. Они столько бродили по Жафеньяле и до того пресытились местной экзотикой, что чутье на опасность у всех троих притупилось, на что Поводырь и рассчитывал. К тому же Хантре настроился на поиски Ктармы и всего, что с ней связано, однако набитая фальшивым янтарем лавка не имела прямого отношения к этой организации, в том-то и фокус.
Смутное впечатление: личные счеты. Поводырь сторговался с кем-то посторонним – этот кто-то был жестоко оскорблен Золотоглазым, – и присутствие нового игрока, причем такого, который не заодно с Ктармой и сам не в курсе, кому помогает, сбило видящего с толку.
Учесть на будущее. Поправка: если ему светит какое-нибудь будущее, кроме этого каменного мешка.
Физические мучения отвлекали от главного: он провалил то, что должен был сделать, и теперь никаких шансов отсюда выбраться, чтобы продолжить борьбу против Ктармы. Во всяком случае, он таких шансов пока не видел. В комфортабельных условиях от этой мысли можно было бы рехнуться, а сейчас внимание переключалось то на боль в том месте, куда упирался выступающий камень, то на онемевшую конечность, то на воспаленные ссадины, так что в своих стараниях максимально отравить ему жизнь глава Ктармы просчитался.
Если он все-таки найдет способ освободиться – Поводырь труп. А если его опередит Золотоглазый – Поводырь жестоко изувеченный труп.
Эдмар как-то раз пошутил с многозначительной ухмылкой, что «бывших демонов не бывает». Кто бы спорил. Глава Ктармы нарвался, хотя вряд ли осознавал, насколько плохи его дела – с того момента, как он произнес то, чего говорить не стоило.
Хантре тогда передернуло, так что цепи звякнули, и Поводырь смерил его прохладным брезгливым взглядом: решил, это реакция на угрозу. Если бы. Тейзург мастер сохранять хорошую мину при плохой игре, но Хантре стоял рядом, а его способность улавливать чужие эмоции не смогли перекрыть даже рунные оковы.
Сокрушительная волна паники, дикой, темной, невыносимой, – и вслед за ней такая же сокрушительная ярость демона Хиалы, жаждущего подвергнуть всем мыслимым и немыслимым истязаниям того, кто посмел его напугать. Тейзург в это время отвечал Поводырю с непроницаемой улыбочкой аристократа, которого занесло в неподобающее общество. Глаза сощурены, радужка словно расплавленное золото – чему удивляться, ясно же, что в глубине души он напуган и зол. Но до какой степени он напуган и зол – это почувствовал только видящий, невольно подавшийся в сторону.
Цепи не позволяли замахнуться, иначе бывший демон прикончил бы Хантре на месте, размозжив ему голову тяжелыми кандалами. Во всяком случае, такой импульс у Тейзурга мелькнул: самое простое решение проблемы, чтобы не повторилось то, что однажды уже было.
Хантре не помнил свои прошлые жизни, а он помнил, благодаря Лилейному омуту. Он ведь рассказывал о Марнейе и о событиях, которые произошли после ее разгрома, но видящий до сих пор не догадывался, что у Золотоглазого с тех времен, через все последующие жизни, осталась душевная травма. Не ожидал от него…
Разглагольствующий Поводырь врезал со всей дури по скрытой, но так и не зажившей до конца болячке – и сам не понял, что сделал. До сего момента он был для Тейзурга всего лишь противником в игре с высокими ставками, сидящим по ту сторону доски сандалу, а теперь перешел в разряд личных врагов. Если бы он понимал, как обстоят дела – скорее всего не заступил бы за эту черту: в отличие от рядовых ужасателей Ктармы с их идейной одержимостью Поводырь был опытным и расчетливым игроком.
Тут густой полумрак, и без разницы, закрыты глаза или открыты, но Хантре все равно прикрыл их, отгородившись от внешнего мира. Чужая душа – потемки и непролазные заросли, и нет ничего хорошего в том, чтобы блуждать в этих чужих зарослях целые тысячелетия напролет, потому что тебя никак не хотят отпустить.
Тейзурга ужаснула перспектива снова увидеть, как Хантре будут пытать. Такое уже было – по его рассказам – после гибели Марнейи, когда он вынужден был на это смотреть и ничего не мог сделать, и вот теперь ему посулили повтор того же самого. В первые несколько мгновений он был близок к безумию, но сумел взять себя в руки. Он еще доберется до глотки Поводыря, живой или мертвый: Хантре подозревал, что такого, как он, даже смерть не остановит.
Шнырь смотрел на результат своих трудов с восторгом и гордостью. Он сам! Вызвал! Демона Хиалы! Одного из князей Хиалы! Пусть он сделал это с помощью княжеского волоса и заклинания, написанного кровью господина, все равно же сам!
Демон явился в образе рослого мужчины с мускулистым торсом, лисьими ушами и пушистым хвостом. Из одежды на нем были кожаные штаны и высокие сапоги со всякими цацками-подвесками, среди которых вызывальщик разглядел и драгоценные камни, и чьи-то клыки, и даже стеклянный шарик с глазным яблоком внутри. Длинные серебристо-белые волосы гостя из Хиалы мерцали в лунном свете. Большинство людей сказали бы, что он красив, но для гнупи это слово было пустым звуком.
На всякий случай Шнырь затаился в кустах и выглядывал оттуда с опаской, а то вдруг князю Серебряному Лису не понравится, что его осмелился призвать какой-то мелкий гнупи.
– Эдмар, ты где? Хотя ясно, что тебя здесь нет… А ты, кто там прячется, выходи по-хорошему!
Демон указал когтистым пальцем прямо на Шныря, и на когте, как будто отлитом из серебра, сверкнул звездный блик.
Гнупи почувствовал, что его обволакивает какая-то невидимая жуть, которая запросто удушит и раздавит, оставив мокрое место.
– Беда у нас, господин князь! – возопил он, на четвереньках выползая из кустов. – Уж такая беда, такое горе, выручать надо господина Тейзурга, только на вас вся надежда, не дайте ему пропасть!
– Не ори, – оборвал Лис. – Рассказывай, что случилось. По существу и без причитаний.
Когда собеседник горестной скороговоркой изложил обстоятельства, он принялся задавать вопросы, а потом презрительно фыркнул:
– Да уж, так я и думал, что этот Крысиный Вор не настолько хорош, как все возомнили.
– Истинную правду говорите, господин князь! – Шнырь обрадованно всплеснул короткими ручками, сразу проникшись расположением к единомышленнику. – Он мою крыску отнял и на крышу закинул, а знали бы вы, сколько он господских сливок задарма вылакал! Слыхано ли дело, господин самолично перед ним сливки ставил на серебряном блюдечке, а он когда позволял себя за ухом почесать, а когда за руку цап! А давайте, мы с вами господина Тейзурга и Кема-амулетчика от злыдней вызволим, а Крысиного Вора в тюрьме забудем? Вот уж поделом ворюге будет, как чужое-то хватать и не отдавать!
– Полагаю, что нам придется вызволить всех троих, – возразил демон, но гнупи показалось, что на самом-то деле предложение пришлось ему по нраву. – Жди меня здесь, никуда не уходи.
Обернувшись огромной лисой, он исчез в ночной тьме, пронизанной трелями цикад и лучами далеких звезд.
Вернулся он не скоро. Луна, похожая на обкусанную мышами сырную голову, уже пожелтела, вдвое разбухла и сползла к холмам, когда гнупи углядел бесшумно плывущее темное пятно. Вначале-то струхнул: вроде бы силуэт чужой, а ну как это злыдни-экзорцисты к сиротинушке подбираются? Но потом признал демона: тот где-то разжился черным балахоном, под которым спрятал лисий хвост, а волосы и лицо наглухо замотал черной тряпкой, да в придачу тащил на плечах два больших мешка. Трава перед ним раздвигалась с чуть слышным шорохом, и больше никаких звуков. Когда он скинул мешки на землю, те начали мычать и шевелиться.
– Люди Поводыря, – сдернув с лица повязку, ухмыльнулся Лис. – Не повезло им нынче.
– Вы их убьете? – осклабился в ответ гнупи, в то же время прикидывая, что, ежели демон будет отлавливать противников по двое-трое за ночь, оно, конечно, само по себе хорошо, но господина-то за это время злыдни окаянные вконец изведут!
– Нет, Шнырь, это ты их убьешь. Для меня. С соблюдением всех формальностей. Держи. – Лис вынул из сапога и протянул ему острый, как бритва, серповидный нож.
– Вы хотите… – Маленький гнупи аж задохнулся от восторга. – Хотите, чтобы я вам жертву принес?! Я – вам?.. Ой, правда?..
– Кроме тебя, некому. Навостри уши и запоминай, что надо сказать.
Лис мог бы и сам прикончить свою добычу, но если выполнить ритуал жертвоприношения, его силы возрастут, тогда он сможет дольше задержаться в мире людей, а при необходимости побывать в Хиале и вновь покинуть ее без посторонней помощи.
– Прими мою жертву, Серебряный Лис! – выпалил раздувшийся от гордости Шнырь, резанув тускло сверкнувшим серпом по шее первого пленника.
Все обзавидуются, когда он будет рассказывать, как брызнула кровь из сонной артерии, и как задергался связанный человек с мутными от ужаса глазами, и как демон сперва жадно припал к ране, а потом, вновь обернувшись матерой серебристой лисицей, начал рвать смертного на куски и пожирать. Шнырю будут завидовать и Словоплет, и Чун Клешня, и Хумдо Попрыгун, и даже сам Вабро Жмур Золотая Серьга! А Крысиный Вор, если б это увидел, стал бы ругаться, ему жертвоприношения не нравятся – они с господином как-то раз об этом поспорили. Только ворюга ничего не увидит, потому что в тюрьме сидит, и там ему, хе-хе, самое место.
– А можно мне тоже капельку? – умоляюще прохныкал Шнырь, перед тем как распороть сонную артерию второму пленнику. – Я совсем чуть-чуть слизну, самую-самую маленькую капельку…
Демон благосклонно кивнул. Как известно, то, что принесено в жертву, нельзя трогать без спросу, но уж если тебя угостили – лучшего лакомства не найдешь.
Закончив жертвенную трапезу, Лис опять куда-то умчался, наказав ждать. Гнупи с помощью огнива развел костерок и сварил вкусную похлебку из мясных ошметков. Небольшой мятый котелок и ложку он еще раньше стянул в замке.
– Много ты не унесешь, – заметил вернувшийся Лис. – Так что передай Золотоглазому вот это. Для побега хватит.
Спрятав за пазуху замшевый мешочек, посланец отправился в обратный путь. Из-за горизонта уже выползло солнце, и мир вокруг стал розово-золотым, от его ослепительного сияния слезились и болели глаза. Не сильно. Пока не сильно, дальше будет хуже, если не возобновить защитные чары, а для этого господин должен освободиться и достать из своей волшебной кладовки приготовленное для гнупи зелье.
Шнырь путался в высоченной густой траве – она в этих краях такая, что человек запутается, не то что представитель мелкого народца. Наконец он добрался до норы, которая сообщалась с замковым подземельем, и оказался в темноте, уютной, как разношенные башмаки или старая любимая курточка.
Тейзурга он в камере не застал. Весь извелся, гадая, ждать или отправляться на новые поиски, но вот послышались шаги и звяканье, лязгнула дверь, и господина втолкнули внутрь. От него разило нездоровым потом, кровью и паленым мясом.
– Это опять я! – подал голос гнупи. – Принес, чего Лис вам передал, вот оно, в мешочке…
– Развяжи, – велел Тейзург.
Шнырь не сразу заметил, что вместо ногтей у него на пальцах кровавые ранки. А в мешочке оказались флакон и заклятый напильник – руны на нем так и вспыхивали, словно искры, как будто не могли дождаться, когда их пустят в ход.
Первым делом господин выпил целебное снадобье. Должно быть, после этого он перестал чувствовать боль, потому что сам взял инструмент и начал возиться с оковами. Казалось, что заклятья сшибаются и беззвучно взрываются, и Шнырь всякий раз ежился, но толку не было: на кандалах ни царапины.
– Бесполезно… – процедил Тейзург. – Передай Лису, что эту дрянь можно только спалить. Так и скажи, он поймет.
– Я бегом сбегаю, я скажу ему, он что-нибудь да придумает, чтобы спасти вас и злыдням отомстить, только вы, господин, не позволяйте им вас убивать! – прохныкал Шнырь.
– Постараюсь не позволить. – Маг прикрыл глаза, как будто враз обессилев, и неловко улегся на полу. – Марш к Лису…
Пробираясь обратно по норам, гнупи то и дело шмыгал носом: кто же позаботится о сиротинушке, если злыдни господина замучают?
Выслушав его рассказ, демон сощурился и пробормотал:
– Вот, значит, как, спалить… Чего-то в этом роде я и опасался. Вряд ли на Золотоглазого надели бы обычные заклятые оковы. Шнырь, мне опять понадобится твоя помощь.
– Какая помощь? – насторожился гнупи.