– И что это за юные дарования? – поинтересовался Орвехт, понимая, что ему не отвертеться.
– Ривсойм Шайрамонг, прошлогодний выпускник Академии. С недурными задатками, неглуп, замечен в студенческих кутежах. Без пяти минут жених моей племянницы Челинсы. Ее матушка едва не согласилась на помолвку, но я велел обождать, покуда влюбленный молокосос не докажет, что готов взяться за ум. Коли парень и после свадьбы останется гулякой, с жалобами ко мне будут бегать, а мне, сам понимаешь, оно без надобности.
Суно кивнул. Родственники Крелдона принадлежали к сословию мелких городских предпринимателей, держали лавки, чайные и мастерские. Маг-безопасник вспоминал о них с досадой, но не выпускал их из поля зрения и порой использовал этот канал для запуска в народ нужных ему слухов.
– Итак, Ривсойму Шайрамонгу нужно привить почтение к семейным ценностям, – подытожил Орвехт. – И я показался тебе самым подходящим для сего дела наставником, что весьма удивительно.
– С тех пор как у тебя появилась Зинта, ты остепенился. По модисткам больше не бегаешь, на актерок не тратишься. Я допускаю, что ты грамотно прячешь концы, чтобы Зинту не огорчать, дело житейское, были бы все довольны. Для юного повесы лучшего наставника не найти: в прошлом известный волокита, ныне любящий муж и будущий отец – именно то, что нужно. Парень он смышленый, в экспедиции будет у тебя на побегушках.
– А второй кто?
Выдержав почти театральную паузу, Шеро доверительным тоном произнес:
– Тоже недавний выпускник Академии, с хорошими оценками и многообещающими задатками… Его зовут Грено Гричелдон.
– Грено Дурной Глаз? – уточнил Орвехт.
– Он самый.
– Благодарствую!
Грено был в своем роде феноменом. Он мог ненароком сглазить. Нарочно сглазить он не мог, даже если очень старался, посему не было возможности использовать эту его способность в интересах Ложи. А брякнет что-нибудь, не задумавшись, как это свойственно желающим блеснуть молодым людям, – и нате вам результат.
Ему давно пожелали бы добрых путей, старшие коллеги сей крайний вариант рассматривали. Грено спасало то, что он был неплохим боевым магом – из тех, кто способен эффективно действовать в одиночку, такие нынче в цене. Решено было приучить его к самодисциплине и держать под надзором. Парень старался не болтать лишнего, но порой забывался, в особенности угостившись пивом: всем можно, а ему нельзя? После раскаивался. Хвала богам, никаких серьезных бед за незадачливым остроумцем пока не числилось.
– Да уж как посмотреть, – проворчал безопасник, когда Суно высказал это успокоительное соображение вслух. – Он мне тетушку Филенду того. Результата пока не было, но если она и впрямь спятит, ему несдобровать. Этот разгильдяй посулил, что старая грымза последние крупицы разума растеряет, коли юный кавалер вскружит ей голову пламенными речами. Ну, спасибо… Ежели оно случится и я получу себе на шею кучу нахлебников, уж я его отблагодарю!
Тетушку, а вернее, кузину Шеро Филенду однажды попытались извести китонским ядом, ввергающим жертву в слабоумие. Просчитались с дозировкой, и она с месяц хворала, но поправилась. Как позже выяснилось, за этим стояли свои же племянники, не сумевшие даже концы толком спрятать: две втайне испорченные барышни на выданье и семнадцатилетний недоросль. Филенда была особой настырной и деятельной, нетерпимой к любым проявлениям распущенности, чем и досадила троице заговорщиков.
Ее отец, владелец каретной мастерской и нескольких доходных домов, после этого внес поправки в завещание: покуда Филенда в добром здравии, другие наследники будут получать ежемесячные денежные выплаты, но если она умрет подозрительной смертью либо лишится рассудка, все имущество отойдет Светлейшей Ложе.
Беспроигрышный финт. Теоретически что-то отсудить у Ложи можно, а на деле – поди попробуй. Не на пустом месте родилась известная крестьянская поговорка: «Одолжи магу щепотку соли – он всю солонку проглотит».
Старик ушел в серые пределы Акетиса минувшим летом, и с тех пор Шеро особо присматривал за Филендой и ее окружением: случись беда, виновного он, конечно, найдет, но завещание-то все равно вступит в силу, и обделенные наследники повадятся к нему клянчить денег.
– Вряд ли, – заметил Орвехт. – Она ведь не из тех, о ком говорят «седина в косу – демон под юбку», и юнца, о котором сказал Грено, этакая дама скорее нравоучениями замучает, нежели клюнет на его речи. Хотя контроль не помешает. И посулы Грено не всегда сбываются.
– Надеюсь на это, – буркнул Шеро, подливая себе в чашку остывшего кофе. – Но парня надо приучить к дисциплине. Ежели напортачит по-крупному, сам понимаешь, что его ждет. И по-человечески жалко: разгильдяй, но лоялен. И бросаться способными магами негоже. Займись им, по дружбе прошу. Тебе он не опасен, ты ведь умеешь отводить сглаз. Обучи его приемам, заворачивающим словесный посыл. Прежние наставники Грено в этом не преуспели, но к ним он не питал почтения, а тебя послушает.
– Будем надеяться, – хмыкнул Суно. – Куда деваться, возьмусь.
– И на закуску – любопытный научный факт, – сообщил Крелдон после того, как вызвал мага-порученца и велел сварить еще кофе, с перцем и экзотическим коричневым сахаром. – Наши исследователи установили, что дворец в Гунханде – это и есть легендарный дворец принцессы Мейлак. Его несколько раз перестраивали, во внутреннем убранстве первичные элементы были уничтожены или переделаны, но это он. Хоть и не сказать, что вас туда занес счастливый случай, а наука от этого выиграла.
– В подземельях под дворцом Мейлак должна быть сокровищница с библиотекой.
– Есть она там. Нетронутая, поскольку защищена артефактами по каскадной схеме. Уже пытались ее вскрыть, чтобы книги через кладовку сюда переправить, да не по зубам оказалась. Артефактов три с лишним дюжины, каскады плавающие, перекрывают друг друга. Гениальная защита, и чтобы ее снять, нужен гениальный амулетчик. Суно, ты ведь понимаешь, кого я туда пошлю…
– И это тоже под мою ответственность?
– Нет-нет, ты отвечаешь только за Шайрамонга и Гричелдона. Первого амулетчика Ложи будет сопровождать специальный отряд, но путешествовать вам придется совместно, чтобы в случае чего сообща дать отпор. Твоя задача – наставить на путь добродетельной самодисциплины Грено и Ривсойма. И пригляди, чтобы после вскрытия сокровищницы коллега Тейзург, который наверняка там объявится, ничего в рукав не припрятал. За то, что он вернул нам коллегу Коргета и коллегу Химелдона, мы уже вручили ему официальную благодарственную эпистолу, но присвоить какую-нибудь бесценную книжку за ним не пропадет, ни за кем из нас не пропало бы. А если встретишь Чавдо Мулмонга…
– Прибить его, – невозмутимо подхватил Суно. – Знаю. Я бы и сам не прочь.
Убранство комнаты не то чтобы неопределенное – скорее необязательное, как чаще всего и бывает во сне. Много деталей, но пока не сосредоточишь на них внимание, они словно проскальзывают мимо зрения. За распахнутым окном серо-голубые летние сумерки.
Он стоял у окна, спиной к ней. Стройный, прямой, плечи напряжены. Светло-рыжие, цвета луковой шелухи, длинные волосы на затылке стянуты в хвост – обычная прическа боевого мага.
– Если я заболею, ты придешь меня навестить?
Глупый вопрос. Особенно если тебе только что сказали, что помолвка расторгнута и вы никогда больше не увидитесь.
– Нет.
– Даже если мне будет совсем плохо?
– Нет. Прощай.
Резко повернувшись, он направился мимо нее к двери. Стремительно, не глядя, на подбородке струйка крови из закушенной губы.
Она смотрела ему вслед, ошеломленная этим предательством – пока еще не состоявшимся, всего лишь обозначенным на словах, но таким острым, как будто это уже произошло: она заболела, а он не пришел.
Немного выждав – чтобы не было впечатления, что бросилась вдогонку, – она вышла на террасу и спустилась по широкой белой лестнице в парк, тающий в молочном тумане. Как будто все накрыто громадным облаком. Над песчаными дорожками, размытыми темными всплесками, вздымаются столетние деревья.
Она думала, что для таких отношений, как у них, любые испытания нипочем, но оказалось, это не так. Мелькнула горькая мысль: уж лучше быть деревом или песком, чем продолжать это существование.
У нее были родители, не могла же она их бросить, и дальше все сложилось на первый взгляд благополучно.
Песком она стала потом. Не в этой жизни.
…Хеледика открыла глаза. За окном, которое было наяву, с заледенелыми стеклами и витражной розой цвета молотого имбиря, брезжило зимнее утро.
Ей приснилось то, что она должна станцевать. Эта история, которая началась со сказки, рассказанной под Новый год в «Алендийской слойке», понемногу стала для нее такой же реальностью, как происходящее здесь и сейчас. Более весомой реальностью, чем ее нелепая и наивно драматичная интрижка с Дирвеном.
Порой ей снились кусочки тех событий, нужные для танца или несущественные. Они помогали еще сильнее вжиться в любовный треугольник, который от ее ворожбы должен распасться на осколки, чтобы не осталось ни запирающих граней, ни острых углов.
Этот треугольник давным-давно спрятан в сердце того, для кого она будет танцевать, и временами царапает изнутри. Не разорвалось бы у него сердце от пляски песчаной ведьмы.
Нынешний сон оставил у Хеледики ощущение досады. Почему они оба не поступили иначе? Она видела его смертельно бледное лицо, кровь из прокушенной губы – так почему не подумала о том, что здесь что-то не так, ему же больно, и вовсе он не хочет ее «бросить»! И почему он прямо не сказал, что уходит не по своему желанию, а чтобы уберечь ее от опасности, так как в противном случае ее могут убить? Почему этот разговор не состоялся? Ведь тогда все сложилось бы по-другому…
Последний их с бабушкой завтрак в «Имбирной розе». Номер для постояльцев среднего достатка, с блеклыми обоями в розовую полоску и громоздким умывальником с дюжиной скрипучих выдвижных ящичков для туалетных принадлежностей. После полудня обе ведьмы сядут в поезд, который отправится из Аленды в столицу Мадры Сакханду. Данра сойдет раньше, обернется песчаным смерчем и умчится туда, где наплывают друг на друга бесконечные барханы, а Хеледика вместе с отрядом Светлейшей Ложи поедет в Гунханду. Ей не составило труда напроситься в экспедицию: лучшей спутницы, чем песчаная ведьма, для путешествия по Суринани не найти.
– Я так и не поняла, это я была в прошлой жизни или нет, – пробормотала она, намазывая джемом половинку сдобной булки.
– Не все ли тебе равно? – проворчала Данра. – Опять не о том думаешь. Что было тогда, давным-давно рассыпалось песком вечности и перемешалось, не раз и не два. Вдобавок ты сама знаешь, что песчаная ведьма становится тем, что она танцует, так что теперь это ты – коли захочешь. А думать надо о том, как ты сделаешь то, что должна. Мой совет – устрой это втайне, и в этом я тебе помогу.
– Как, бабушка?
– Мерханда славится своими танцовщицами. С женщинами из нашей деревни им не сравниться, настоящего волшебства в их танцах нет – они его только изображают, но я бы их скорее похвалила, чем обругала. Если на обратном пути вы застрянете в Мерханде, тамошние маги Ложи подарят ему в благодарность вечер с какой-нибудь знаменитой танцовщицей, и ты постарайся ее подменить.
– А если не застрянем?
– Я об этом позабочусь, а ты с ворожбой не подведи – чтобы все сделала, как я научила.
Когда-то он мечтал стать вагоновожатым. Поезд летит вперед, разрывая в клочья снежную мглу и грохоча сотней колес, на головном вагоне грозно щерится драконья морда, победоносно светят фонари, а он – самый крутой на свете амулетчик, это он повелевает артефактами, которые заставляют железную махину греметь и мчаться сквозь ненастье на бешеной скорости… Считай, все сбылось: натопленный вагон первого класса, взбаламученные снежные сумерки за окном, стремительный перестук колес, и если кто достоин звания «повелитель амулетов» – так это Дирвен Кориц, кто же еще! С поездом он бы запросто управился, но это работенка для тех, кто звезд с неба не хватает, а он решает задачи, которые никому другому не по плечу. И все равно на душе пакостно, как будто крухутаки туда нагадили.
Никакие амулеты не помогут расколдовать маму, чтобы она опять стала красивой и веселой, как раньше. Способ есть, но от Дирвена здесь ничего не зависит.
Начальство загнало его на спектакль в Королевской Драме – мол, смотри классику, тебе полезно, – там-то он об этом и услышал, когда один из недоумков-персонажей декламировал свой монолог. Дирвен даже перестал хрустеть засахаренными орешками и рассматривать в бинокль декольтированных дамочек в ложе напротив.
Того, кто был уведен пшорами и жил у них в подземельях, надо расколдовывать в два приема: вначале – чтобы пшорский морок из человека ушел, а во второй раз окончательно. Будто бы герой нудятины, которую показывали на сцене, выручил так свою жену, а правда это или театральная брехня – поди разбери.
Если правда – выходит, что песчаная ведьма расколдовала маму только наполовину, не довела дело до конца?
Рыться в книжках было неохота, разговаривать с Хеледикой тоже, и он спросил у господина Суно.
Оказалось, чистая правда, но песчаная ведьма сделать большего не могла. На втором этапе женщину расколдует только мужчина, а мужчину – только женщина: учитель пояснил, что для этого их каналы жизненной силы должны определенным образом соединиться. Чтобы к Сонтобии Кориц вернулось то, что отнял у нее мерзкий шепчущий народец, ей надо переспать с мужчиной, который будет испытывать к ней расположение и сочувствие и захочет ее расколдовать. Причем ему даже влюбляться необязательно: главное – намерение разрушить чары и в придачу сердечная теплота, которая для этого нужна, как топливо для костра.
Беда в том, что рядом с мамой нет такого мужчины.
Словно что-то, очень тебе нужное, лежит за стеклом, и никак его оттуда не возьмешь. А Рогатая Госпожа уж, конечно, не допустит, чтобы сложилась такая вероятность – от нее скорее новой каверзы дождешься.
Это ведь ее происками Дирвен с Глодией подрались!
Накануне отъезда Щука закатила ему скандал. Из-за Самой Главной Сволочи.
К шлюхам разного сорта, будь они хоть продажными подстилками, хоть лживо порядочными недотрогами-притворами, она ревновала его в меру – сама видела, что он этих кукол презирает. Сцены ревности обычно заканчивались тем, что молодые супруги обсуждали недостатки очередной «фифы», всяко ее просмеивая и не скупясь на обидные словечки, а потом занимались любовью – необязательно в постели, где придется. Уж по этой части ненасытной Щуке никакая раскрасавица в подметки не годилась.
В этот раз вышло иначе. Ее сестрица Салинса, на лицо такая же зубастая рыба-зверь, явилась в гости кушать пирожные и похвасталась новеньким медальоном с крышечкой. Внутри был аляповатый портрет некого смазливого кавалера в обрамлении из мелких розочек.
– Это он, мой возлюбленный! – жеманно призналась Салинса и чмокнула миниатюру перемазанными кремом губами.
– Ха, такой же по-дурацки рыжий, как известный придурок Хантре Кайдо, не повезло тебе, – заметил Дирвен.
– Зенки свои слепошарые разуй, это и есть Хантре Кайдо! – возмутилась гостья. – Давеча я у дядюшки Суно с ним встретилась и нарочно задела его рукавом, когда проходила мимо, а он на меня оглянулся, это было так восхитительно и волнительно!
Ага, небось пихнула его локтем в бок в лучших традициях деревенского флирта, то-то он удивился… Если честно, конфетно-слащавая физиономия в медальоне ничем не напоминала Кайдо, разве что цвет волос похожий, но Салинса рассказала, что «один расторопный мазилка при лавке «Дюжина карандашей» рисует его задешево хоть на маленьких портретах, хоть на больших, ну, я и решила потратиться на свою возлюбленную милашечку, чай, не переплатила!».
Востроносая крестьянская девчонка в элегантном туалете для визитов произнесла это с видом бывалой хозяйки, которая понапрасну денег не транжирит, и Глодия понимающе осклабилась в ответ. Дирвен, глядя на них, затосковал, откусил от пирожного и запил горьким пивом. А после злорадно подумал, что Наипервейшая Сволочь просчиталась, приставив к этому щучьему отродью госпожу Армилу с ее плетками, будуарными тайнами и порочными советами: на людях воспитанницы еще могли притворяться дамами, но, оставшись без присмотра, опять становились теми, кто они есть на самом деле.