Ночью ему плохо спалось на мягкой траве возле костра. Время от времени он приоткрывал глаза и видел Гиссура, лежавшего неподалеку. Тот тоже спал скверно — то и дело вскидывался на локте, прислушиваясь к шорохам ночи. Навряд ли этот человек когда-нибудь боялся врага. Но против троллей, рыскающих во тьме, требовалось мужество древнего Хёгни, чьим именем Хельги назвал себя накануне. А тот Хегни был способен смеяться, когда у него у живого вытаскивали сердце из груди.
Что поделаешь, Хельги тоже покрывался испариной, и внутри начинало противно урчать, стоило вообразить всадниц-ведьм верхом на ощеренных волках, со змеями вместо удил… Как выдержать, когда схватят за горло, вонзят когти в живот?.. Однако увидеть Линсетр горящим было страшней…
Хельги проснулся оттого, что кто-то вырвал у него из-под ладони ножны с мечом. Дернувшись спросонья, Хельги схватил рукой воздух, потом сел, продирая глаза. Он увидел свой меч в руках у одного из воинов: тот не торопясь осмотрел простое железное лезвие, потом приторочил ножны к седлу.
— Отдай!.. — сказал Хельги хрипло. Ему ответил сам Гиссур:
— Отдаст, когда приедем. А если заслужишь, подарим другой, получше.
Это можно было понять двояко. То ли пообещали награду, то ли пригрозили убить. Стало быть, он умрет безоружным, и Один задумается, пускать такого в Вальгаллу или не пускать!..
— Долго ещё ехать? — спросил Гиссур.
— Ты увидишь Линсетр нынче после полудня, — пообещал ему Хельги. — А если не будешь устраивать привала, то и пораньше.
Гиссур стиснул кулак, поросший короткими тёмными волосами.
— Не нравится мне всё это, парень! Другие люди рассказывали, что дорога гораздо короче! Хельги впервые огрызнулся:
— Эйрик живет у самого моря, потому что там удобная бухта. А если тебе не нравится, как мы едем, звал бы в провожатые тех других людей, не меня. Я ведь не напрашивался!
— Не перечь мне, щенок, не то останешься без зубов, — посоветовал Гиссур. — Мы теперь и без тебя не проедем мимо Линсетра. Будешь много болтать, привяжу тебя к дереву и оставлю здесь троллям, и пусть Эйрик или кто ещё там разыскивает тебя, если у него скоро не прибавится иных хлопот!..
Хельги на это смолчал, но про себя подумал, что за ночь духи мыса не прибавили Гиссуру уверенности в себе.
…Он издали наметил себе эту прогалину, и во рту пересохло, а сердце заколотилось у горла. Последний, непоправимый шаг всегда труднее других.
Буланка шла по-прежнему неторопливо, и Хельги не трогал поводьев. Лишь возле крайнего дерева он вдруг ударил её пятками, и лошадь скакнула, вынося его на открытое место.
Там, за провалом фиорда, хорошо видна была куча дров, заботливо уложенная на каменной площадке. Трое парней возле поленницы что-то высматривали в море… Они стояли спинами к Хельги. И тогда он сунул в рот два согнутых пальца и свистнул оглушительно и замысловато. Такой свист он перенял у брата, брат же выучился ему в Гардарики, у каких-то лесных финнов, передававших свистом новости от поселения к поселению, за полдня пути… Привычная Буланка и та испуганно присела на задние ноги, а лошади двоих всадников, выезжавших на прогалину следом, шарахнулись прочь так, что затрещали кусты. Хельги успел заметить, как ребята на той стороне одновременно обернулись… и кубарем покатился со спины верной Буланки, в густые мелкие сосенки, куда не было ходу верхом! Это только чужая жизнь бывает в цене или не в цене. Свою собственную никому не охота отдавать так просто, без выкупа, без отчаянной попытки спастись.
Хельги скоро понял, что рассвирепевший Гиссур намерен был сполна ему отплатить. Мыс здесь превращался в голый каменный перешеек, увенчанный Железной Скалой; на беду, с той прогалины больше некуда было бежать. Зато Гиссур живо смекнул выстроить всадников цепью, и они погнали прятавшегося Хельги, как вепря, которого охотники вываживают из густых тростников и привечают острым копьем… Хельги крадучись отступал до самого края подлеска, а потом рванулся и побежал. Его заметили без промедления. Стрелы начали посвистывать совсем рядом, ломаясь о камни. Один раз Хельги оглянулся через плечо. На той стороне вздымался в утреннее небо маслянистый столб чёрного дыма, а всадники спешивались, добравшись до валунов. Больше он не оборачивался.
Он бежал к Железной Скале. Страшное место вдруг подарило ему неверный отблеск надежды: если он прыгнет с вершины и сумеет остаться в живых, Гиссуровы молодцы навряд ли спустятся за ним по крутизне. На памяти людей Железная Скала не покорялась ещё никому…
Хельги мчался вверх отчаянными скачками, напрягая все силы. Его шаги звенели над самыми пещерами троллей, и те в ярости просыпались, готовые сожрать смельчака. Хельги слышал лязг когтей в полушаге у себя за спиной. Но вот наконец и макушка скалы: всё, дальше пути нет. Ноги подламывались и стонали. Он подошёл к краю и посмотрел вниз, сквозь полоску тумана, медленно завивавшуюся вокруг каменного ребра… Чайки с криком проносились далеко под ногами. Хельги никогда не боялся высоты, но голова закружилась. Там смерть.
Прежде чем умереть, он окинул взглядом морской горизонт. Вблизи Железной Скалы не было островов, они будто расползлись прочь от зловещего камня; зато поодаль — и это на миг приковало внимание — стоял на якоре длинный боевой корабль. Совсем чужой, незнакомый тёмно-синий корабль. Верно, его-то и рассматривали зоркие сторожа, ожидая, не вздумают ли отоспавшиеся викинги заглянуть в фиорд…
Стрела с визгом рванула штанину возле колена. Гиссуровы люди быстро приближались, прыгая с валуна на валун. Брошенные кони бродили у края подлеска. Была между ними и Буланка.
Хельги не стал пригибаться от стрел. Он повернулся к преследователям и вызывающе хлопнул себя ладонью пониже спины. А потом разбежался, как всегда это делал, прыгая со сверстниками в воду. Яростно оттолкнулся от края — и полетел вниз!..
4. Викингов никто не застанет врасплох
Темная в ржавых подтеках стена понеслась мимо, сливаясь в стремительные полосы. Ринулись навстречу скользкие зубы камней и пятна темной воды между ними. Тускло мелькнула и сгинула последняя мысль: успеть бы выпрямить ноги…
Холодная вода хватила обухом по рукам и затылку и погасила сознание, вышибив воздух из груди. Хельги глубоко ушёл в зелёную темноту и едва не захлебнулся, всплывая к поверхности. В глазах было черно. Ему бы спрятаться в расколотых скалах, притвориться погибшим… но вместо этого он вяло поплыл прочь, в сторону моря. Он скоро понял свою ошибку. Стрелы начали взбивать бурунчики вокруг его головы, подбираясь всё ближе. Тогда Хельги собрал последние силы и принялся нырять, зная, что стрелы, пущенные издалека, ослабевают в воде. Ему всё ещё везло. Некоторое время спустя стрелы стали редеть, и лишь одна, может самая последняя, пребольно ударила в плечо повыше левой лопатки, но и та не утопила, не вошла глубоко. В конце концов она сама вывалилась из двигавшегося тела и повисла, запутавшись в рубашке… Хельги нырнул ещё раз или два, потом приподнял голову над водой.
Железная Скала уже порядочно отодвинулась, и люди на ней стояли с опущенными луками, не желая зря опустошать колчаны. Хельги ощупал раненое плечо, выплюнул воду изо рта… Они, конечно, не дадут ему выплыть ни к сторожам, ни на Кетилев берег. Были, правда, ещё острова в море и матёрая суша за мысом, недосягаемая для стрел. Но недавний шторм как назло перемешал воду у берега, нагнав холодную из придонной пучины. Он застынет в ней, не доплыв…
Тогда-то Хельги вспомнил о корабле, увиденном сверху.
Похоже, викинги плоховато знали здешние берега и опасались коварства течений. Они остановились вдали от островов и наверняка промерили глубину, чтобы не напороться на камни. Скорее всего, они бросили якорь ночью и после тяжёлого перехода — на корабле совсем не было видно людей, лишь у кормы торчала из-за борта светловолосая голова. Кто-то бодрствовал в одиночестве, охраняя спящих друзей.
Боевая ладья безмятежно лежала в зеркале моря, залитая тихим утренним солнцем, и даже носовой дракон был снят из уважения к духам фиорда…
Хельги плыл, стиснув зубы и стараясь больше грести правой рукой. В глазах то и дело начинало снова темнеть, как будто он действительно собирался утонуть здесь Гиссуру на потеху. Эта мысль подхлестывала остывавшую волю, и смолёный борт медленно приближался. На счастье, как раз был отлив: течение несло Хельги, дружески помогая. Он уже слышал, как журчали и переговаривались возле корабля медленные спокойные волны.
Кудрявый парень внимательно наблюдал за ним с высокого кормового сиденья, гладя пушистого белого кота, пригревшегося на коленях; Когда Хельги подплыл совсем близко, он спустил кота с колен и положил локти на борт. Он сказал, весело щурясь:
— Это корабль Ракни сына Рагнара, морского конунга из Северного Мера, а мы его люди, и никто не станет хвастаться, будто застиг нас врасплох.
Глаза у него оказались голубые, необычно яркие на продубленном лице, которое было много темнее бороды и волос. И смешливые: человек с такими глазами навряд ли отрубит руку, уцепившуюся за борт. По крайней мере, Хельги так показалось.
— Возьми меня на корабль!.. — прохрипел он с отчаянием, чувствуя, что теперь уже точно не продержится долго. И добавил для верности: — Не то я решу, что ты меня испугался!..
Викинг молча перегнулся через борт, и Хельги успел увидеть у него на ладони чёрные от въевшейся грязи, окостенелые мозоли гребца. Хельги упёрся коленками, и викинг извлёк его из воды одним могучим рывком, каким, наверное, привык вытаскивать якорь. Перенеся через борт, он поставил Хельги на палубу… и тут же, не дав оглядеться, почти без замаха ударил его по зубам, так, что Хельги растянулся в проходе между скамьями.
— Это, — сказал воин, — чтобы ты не думал, будто Ракни или его хирдманны однажды кого-нибудь пугались.
По правде говоря, удар был нанесён без лишней жестокости и уж наверняка не во всю силу… но на нагретых солнцем палубных досках оказалось так покойно и хорошо, что Хельги совсем расхотелось не то что вставать — даже и открывать зажмуренные глаза… Лежать бы так да лежать. Викинг зря ударил его, достаточно было отпустить руку, и он свалился бы сам.
— Будет тебе, Оттар!.. — долетел другой голос, густой, как смола, и явно привыкший распоряжаться. — Думается, ему и так немало досталось.
Хельги всё-таки приподнял слипавшиеся веки. Мокрые ресницы радужно дробили свет, и в этой радуге весёлый Оттар стоял, подбоченившись, у себя на корме, а белый кот с рыжим пятном на спинке тёрся, громко мурлыча, о его сапоги.
Хельги лениво поискал взглядом второго из говоривших, вскоре нашёл его и понял, что это был сам вождь. Только слепой и глухой не выделил бы его среди всех — седеющего морехода с лицом почти бурым, как форштевень много плававшего корабля, и глазами неистовой зоркости, от которых не укроется ни риф в штормовом море, ни парус, появившийся из-за мыса… Старым воином его можно было назвать. Стариком назовут ещё через двадцать зим, а может быть, и попозже.
Он, видно, только что проснулся и с любопытством разглядывал мокрого и взъерошенного Хельги, от одежды которого по палубе разбегались струйки воды.
— Так это ты и есть Ракни сэконунг, о котором у нас здесь столько разговоров… — негромко сказал ему Хельги. — А я-то думал, твои люди не ищут лёгкого верха, нападая на раненых. И предупреждают, прежде чем бить…
Ракни усмехнулся: дерзкие слова его забавляли.
— Я не вижу здесь раненых, — ответил он спокойно. — Разве что слегка поцарапанных. А есть враги, которых незачем предупреждать, ибо иначе их пришлось бы долго ловить. Вставай, парень, да выжми хорошенько штаны, пока не простыл! И рассказывай, кто ты таков и от кого удирал.
Хельги ещё раньше показалось, будто от удара о палубу у него что-то хрустнуло за левым плечом. Поднявшись, он пошарил рукой и достал надломленную стрелу. Мельком взглянул на серые перья и выкинул стрелу за борт. Тяжёлый кованый наконечник сразу утащил её вниз. Хельги стянул рубашку, и морская соль въелась в плечо.
— Меня назвали по отцу, потому что я родился после его гибели, — сказал он вождю. — Моим отцом был Хельги сын Вйглафа сына Харальда из Торсфиорда, что в Халогаланде.
Он ждал чего угодно, но не того, что последовало. Ракни приподнялся на локте и захохотал во всю мочь. Хельги стоял с рубашкой в руках и чувствовал, что неудержимо краснеет.