Вот и подумалось мне: брат-библиотекарь заметно старше меня и очевидно дряхл. Скоро ему потребуется помощник, и этот человек, вероятно, унаследует и его место. Так отчего им не должен стать я? Работа физически не особо тяжелая, к чтиву доступ круглосуточный -- значит скучать не придется, -- а единственный минус, это скверное отопление самого зала, где книги хранятся. Ну так я же не обязан буду там безотрывно сидеть! У библиотекаря своя рабочая каморка имеется, а там зимой так же тепло, как и в остальном монастыре. По чести сказать -- также хреново, но хоть зуб на зуб попадает.
Я к брату Шмутрапанду уже и пробные шары закатывать начал -- поделился идеей библиотечной картотеки. Старику мысль о том, что не надо будет лазать по полкам и искать нужный свиток, полагаясь лишь на собственную память, а можно будет вытащить маленький кусочек пергамента из ящика и сказать, где именно стоит искомое, настолько понравилась, что он чуть ли не бегом побежал к отцу Тхритраве требовать от того на каталогизацию специальный каталожный шкаф, и братьев для его заполнения.
Братьев ему не дали, но вот иноков для сего солнцеугодного занятия выделили изрядно.
Так я и остался без помощника, и, до кучи, угадайте, кому шкаф пришлось делать? Инициатива наказуема, да. Хоть на вопрос о источнике идеи отшутиться удалось -- карпы, мол, нашептали, -- и то хорошо.
На счастье, рыбы к тому моменту мною было наловлено столько, что (в соленом и копченом виде) ее в еде не убавилось, хотя, предполагаю, что брат Асмара при том выдержал титаническую битву со своей жадностью.
В помощники библиотекаря меня, правда, выдвигать никто покуда не торопился, но я рук не опускал, коварно готовясь подсунуть идею насчет переплетенных книг, которые тут или не в ходу, или вовсе неизвестны. Если и это не приведет меня к вожделенной должности, то придется что-то мудрить по поводу книгопечатания.
Ну а покуда Шмутропанда был занят катологизацией библиотеки, я, буквально с боями вырвав Тумила обратно под мое непосредственное руководство, умотал на целую неделю в горы за форелью -- и стол разнообразить, и участия в этом безумно "увлекательном" занятии избежать. Кастелян, шибко "пеструшку" уважающий, удовлетворенно потер руки и договорился с жителями расположенной поблизости деревушки о ежедневной доставке улова.
Жучков и прочих насекомых на наживку мы, с молодым послушником, насобирали по пути целый здоровущий короб. Ярких, на которых эта рыба летом особо охотно клюет, попалось не очень много, но и так рыбалка определенно задалась. К тому же, за всю неделю не приключилось ни малейшего дождя, так что я с удовольствием погрел свои старые косточки на камнях, перепоручив саму ловлю, по большому счету, Тумилу, себе же оставив в основном командные функции.
Парень, в общем-то, и не возражал. На похвалу ему, по возвращении с рыбалки, я никогда не скупился (тоже для Лисапета поведение совершенно нехарактерное, но вполне объяснимое -- увидел старый перечник в пацане себя в юности), так что слава знатного рыбака постепенно закреплялась и за ним.
Мальчик, кстати, он оказался весьма сообразительный и мигом понял, какую выгоду из этого может в дальнейшем извлечь. Да и просто уважение убеленных сединой мужей ему льстило безмерно.
Однако, отпущенная мне неделя подошла к концу, и пришло время возвращения в обитель. Отслужив утреннюю службу, -- ну монах я, положено мне такое аж четыре раза в день, не палиться же перед мелким на тему того, где я всех местных богов вертел, -- мы с Тумилом собрали свои нехитрые пожитки и вечерний улов, да и пошли неторопливо до монастыря. По пути повстречали крестьянина на телеге, едущего аккурат в обитель, и тот нас подвез.
Пацан всю дорогу самым бессовестным образом продрых, а мы с водителем кобылы провели ее в беседе на тему того, как раньше трава была зеленее, небо ярче, и девушки моложе. Дядушка Аук, как он представился, моим ровесником оказался.
Монастырь встретил наше прибытие вовсе не характерными ему обычно шумом и суетой. По двору носились растерянные монахи, таскающие какие-то тюки в настоятелеву "парадную телегу", как я это называю. За их суетой с неприкрытой иронией наблюдали несколько находящихся тут же солдат в пропыленных плащах и с осунувшимися от усталости лицами. Запряженная в изукрашенное нечто кобыла, которое Тритхрава (а до того не менее четырех его предшественников на посту главы обители) использовал для парадных выездов, видимо тоже к колготящимся инокам испытывала презрение, каковое и продемонстрировала, задрав хвост и нагадив на цветные плиты, которыми был замощен двор. Солдатские лошади, как существа военные, а потому более дисциплинированные, от подобного проявления чувств пока воздерживались.
-- Чегой-то у вас такое случилось? -- крякнул Аук, сдвинув шапку на затылок.
-- Да кто же его знает? -- пожал плечами я. -- Приехал кто-то. Теперь кто-то уезжает.
-- Ить, а колымажка-то отца настоятеля. -- опознал транспортное средство крестьянин.
-- Ну, значит он куда-то и уезжает. -- кажется, мой вывод был вполне логичен. -- Тумил, просыпайся, мы приехали.
Паренек сладко потянулся, легким движением соскочил с телеги, и часто заморгал, разинув рот.
-- Ну? -- язвительно вопросил я. -- Что у нас не слава Солнцу? Выезд отца-настоятеля никогда не видал? Так ничего странного, что не видал -- он почти никуда и не ездит.
-- Блистательные! -- благоговейно ахнул послушник.
Я перевел взгляд на солдат и внимательно их осмотрел.
-- Да, я бы сказал, не особо. Скорее Грязнейшие и Пыльнейшие. -- плащи и некая помесь кафтана и халата со стоячим воротником, который местные побогаче носят в качестве верхней одежды (а воины и поверх кольчуг, кстати) действительно свидетельствовали о долгом пути, который пришлось преодолеть их владельцам. -- Ну или Нестираннейшие , если быть уж совсем точным.
-- Да ты только погляди на их шервани, брат Прашнартра! -- это он как раз про эти самые халатокафтаны.
-- Вижу. -- кивнул я. -- Все испачканные, даже и не скажешь, какого были цвета.
-- Синего! И с вышивкой золотой! -- проявило эрудицию подрастающее поколение. -- Да ты на сабли их глянь, на ножны!
-- Богатые. -- я начал осторожно слезать с облучка, а потому спорить с очевидным не имел желания, дабы в полемическом запале не сверзиться. -- Надеюсь, на клинках они тоже не экономили.
-- Ну открой же ты глаза! -- возмутился мальчик. -- Не видишь ты что ли? Они изукрашены царскими знаками! Это приближенные самого Владыки!
-- Нет над нами Владыки, кроме Святого Солнца и братьев Его. -- пробормотал я ритуальную фразу, и нащупал наконец ногой твердую землю. -- Гвардейцы Кагена, значит?
-- Да! -- почти выкрикнул Тумил.
-- И чего они тут забыли, интересно? По разбойным мордам вижу, что не молиться приехали.
-- Не иначе как примас помер. -- авторитетно заявил Аук. -- А эти к отцу Тхритраве приехали, на Святсовет звать, выбирать нового.
-- Это да, такие дела без нашего настоятеля не решаются. -- важно кивнул я, и начал расшнуровывать свою котомку.
Наш глава обители в местной табели о рангах и впрямь стоит довольно высоко -- примерно на уровне кардинала без портфеля.
-- Хотя с чего б ему помирать-то? Он же едва-едва четверть века разменял.
-- Дык ить это у нас, в Долине Ста Благословений, по полвека порой живут, а то и подольше бывает, а в низинах людишки-то как мухи мрут. Лет двадцать, много если тридцать протянут, и считай конец. А все отчего? Оттого что жизнь у них шебутная, и о душе они забывают. -- поделился своими мыслями крестьянин.
-- Это верно. Все поголовно в греховодничество впали. -- я извлек наружу вяленого карпа из тех запасов,что мы брали на случай отсутствия клева, нацарапал на нем ножиком знак Святого Сердца, и протянул Ауку. -- Вот, прими в знак моего благословения, добрый человек. Тумил, хорош зырить на солдат, хватай улов и потопали.
Мы взяли по кожаному мешку с лямками (на юную рабсилу я навесил еще и котомку с остатками продуктового запаса и одеялками -- нехай поможет дедушке, пока он до дембеля на тот свет не надорвался), каждый кило так по двадцать пять, и пошли на кухню. Миновали монастырскую трапезную, по этому времени, естественно пустую, и вперлись в царство брата-кормильца и его присных.
-- Эге-гей, братия, принимайте продукты! -- крикнул я и плюхнул свою ношу на разделочный стол. -- Добытчики рыбки вам расстарались!
Хотелось бы сказать, "зычно крикнул", но, увы -- голос у Лисапета сухой и дребезжащий, так что скорее это можно охарактеризовать словами "шибко громко проскрипел".
-- А,брат Прашнартра и послушник Тумил! -- монастырский шеф-повар, прозываемый за глаза "Святая Кастрюлька", выскочил из-за обильно парящего чана. -- Мы вас позже ожидали. Свежая? Как хорошо, акурат успеем на жареху. Хотя уж и не знаю, будет ужин с этой суетой или нет.
-- Ты мне это прекрати, брат Трундналини. -- я помахал пальцем перед носом Кастрюльки. -- Как это можно, от века установленный порядок нарушать? Так и Вселенская Гармония рухнуть может.
-- Ну, это тебе виднее, брат, ты благодати сподобился, с рыбами разговариваешь...
Едрить! Пошутил,называется! Они что, за чистую монету это приняли?
-- ...а только ты знаешь, с такими новостями Гармония, она того. Потерпит.
-- Гармония, конечно, потерпит. А вот я -- нет, потому как жрать охота. Что у нас тут вообще происходит?
-- Погоди, я сейчас. -- брат-кормилец метнулся к сковороде, и начал на ней что-то перемешивать.
-- Спрячь котомку за спину. -- я ткнул Тумила локтем в бок. -- И ни слова про то, что в ней еда.
Тот сделал вид, что наклонился поправить ремешок на сандалии, а когда поднялся, наш НЗ был уже надежно спрятан у него под плащом. Умный парубок растет, ну прям как я сам.
-- Гонец из столицы прибыл. -- вернулся к нам брат Трундналини.
-- А то я это, увидав десяток Блистательных во дворе, не понял. Ты б что-то не столь очевидное сказал что ли. Например, что он привез срочные вести. -- я фыркнул. -- Куда и зачем настоятель собрался?
-- Нет, Прашнартра, что ты, отец Тхритрава никуда не едет!
-- Да? -- я скептически хмыкнул. -- Если бы ты сказал, что на ужин будет зажаренная на вертеле свинья, то и то это было бы не столь удивительно, поскольку его рыдван стоит во дворе, и уже запряжен.
-- Свининки бы к празднику неплохо, конечно, да не разводит хрюшек в долине никто... -- пробормотал Святая Кастрюлька. -- А насчет кареты настоятеля, это ты зря так. Красивая она, представительная, и удобная -- на цепях, для мягкости хода. Не то что у иных прочих -- телега-телегой, даром что в позолоте...
-- Брат Трундналини, сколько лет мы с тобой знакомы? -- мягко спросил я.
-- Да изрядно уж... -- он озадачено почесал в затылке. -- Лет семь как.
-- А скажи,за все эти годы я хоть раз твою стряпню хаял?
-- Всякое промеж нами бывало, брат Прашнартра, -- протянул он задумчиво, -- но такого чтобы ты про мою готовку плохое сказал, честно говоря, не припоминаю.
-- А вот послушник Тумил, он хоть раз дурное что про это говорил?
-- Ну что ты, конечно же нет. -- лицо повара приобретало все более и более недоуменное выражение.
-- Так скажи мне, родной, -- не дай Солнце, конечно, -- какого ж рожна ты нам тут по ушам каретой ездишь? -- взъярился я. -- Расскажешь ты уже, что за вести привез гонец, и кто в настоятелевой колымаге куда настропалился?!!
-- Ах ты об этом все... -- брат-кормилец понизил голос, чтобы его помощники, прислушивающиеся к нашей беседе, не подслушали (хотя,держу пари, скорее для пущего драматического эффекта -- не могли они новостей не знать). -- Брата Шаптура в столицу вызывают.
-- Да ты что? -- я подпустил в голос ноток недоверия. -- А нахрена? В смысле, зачем бы он там кому сдался?
-- Ну, ты знаешь ведь, он, говорят, тоже благодати сподобился, молитвами исцеляет. Мне-то недосуг хворать, а вот те, кого он пользовал, такое бают... Да кому я рассказываю?!! У твоего ложа, когда ты простуженный валялся, на него ведь и снизошло.
Ну так-то, да. С моей легкой руки исцеление молитвой ему действительно приписали, было дело. Отец Тхритрава, когда до него донесли этот бродящий промеж монахов шепоток, мигом сообразил, как из слухов можно делать деньги.
Кто обычно шляется на богомолья? Либо шибко верующие, либо шибко больные. Ну еще есть такие, что два в одном.
Отсюда вывод -- если в монастыре завелся хоть что-то из себя представляющий врач, его надо срочно продемонстрировать общественности, дать ему кого-нибудь показательно исцелить, и тогда "сарафанное радио" разнесет весть во все концы, творчески домыслив и приукрасив произошедшее.
В обитель Святого Солнца и так всякие хворые толпами шлялись, водички целебной из источника попить (на вкус -- сущие "Есентуки N17"), а когда слух прошел о "святом монахе"... Последний месяц от страждущих отбоя не было, и каждый нес в монастырскую казну хоть небольшое, да пожертвование.
Хотя, надо признать, брат Шаптур действительно оказался неплохим лекарем, и ставил на ноги примерно девятерых из дюжины. Чего ему с такими талантами приспичило в иноки податься?
-- Ну снизошло, или снизоехало, это я, положим не знаю... И кто у нас такой важный помирает? -- спросил я.
-- Царь. -- скорбным голосом сообщил повар. -- Совсем не встает уже больше седьмицы, и с каждым днем все слабее и слабее. Примас всех самых достойных во дворец отправил, вести молебны за здравие государя, сам ежедневно проводит жертвоприношения Великой Дюжине и Троим Святым, да что-то не помогает.
-- Интересно, а лекарства вместо молитв они Кагену давать не пробовали? Слыхал, что это помогает. -- буркнул я себе под нос.
Но Трундналини меня не услышал -- Остапа уже несло.
-- Тут приближенные царю и донесли, так мол и так, есть в Обители Святого Солнца просветленный монах, исцелил тетку князя Катапетского. Государь брата Шаптура доставить к себе и повелел. Срочно.
Да уж, когда помираешь -- хватаешься за любую соломинку, кому это знать, как не мне...
-- А срочно, это что, прямо сегодня выезжать? -- поинтересовался я.
-- Ну разумеется! -- воскликнул брат-кормилец. -- Как же иначе-то? Царский указ!
-- Что-то мне кажется, братья, что вы тут все в монастыре, в заботах о душах людских, совсем из ума выжили. На улицу-то гляньте, вечер уже вот-вот настанет. Куда они поедут на ночь глядя, хотелось бы мне знать? Засветло и верхами до крепости уже не добраться, а в настоятелевой колымаге хорошо, если половину пути сделают. И свите гонца хоть чуточку отдохнуть неплохо бы, а то того гляди от усталости на землю начнут падать.
-- Блистательные перезревают усталость, голод и боль. -- подал голос Тумил.
-- Конечно, ведь это они едут верхом, а не на них. -- огрызнулся я. -- Коняшек бы хоть пожалели, в чем бессловесные твари-то виноваты, если люди такие дятлы? Выехали бы поутру, едва рассветет, и толку было б больше.
-- Ох, а ведь прав ты, брат Прашнартра, не успеют они засветло до Благословенной Заставы доехать. -- согласился Трундналини. -- Что же делать-то?
-- И это ты у меня спрашиваешь? -- я усмехнулся. -- Вообще-то, я тут простой монах, а ты в обители четвертый по статусу человек, после настоятеля, хранителя Реликвии и кастеляна. А то, что ты о своем членстве в монастырском Совете Благих предпочитаешь не помнить, этого ну никак не отменяет. Сходил бы к отцу Тхритраве, поделился умной мыслью -- глядишь, и послушают тебя. Заодно спасешь ужин с Вселенской Гармонией, да и перед столичными гостями блеснуть своим поварским искусством сможешь -- не с гостевых домов же им еду таскать станут.
-- А и то верно. -- воодушевился брат-кормилец. -- Гонцу с сопровождающими, наверняка, келии выделят в монастыре, значит и трапезничать они будут с братией.
-- Вот-вот. -- кивнул я. -- На царских пирах дворцовую стряпню с твоими блюдами будут сравнивать. Так ты ведь, знаю, обитель-то не посрамишь, утрешь нос столичным зазнайкам.
Есть за Святой Кастрюлькой небольшой грешок -- он, как повар, безумно тщеславен. Теперь в лепешку расшибется, но на ужин будет нечто особенное.
Если, конечно, Тхритрава голосу разума внемлет, на что мое брюхо очень надеется.