— Пусть Трибо из Хатриша приблизится, — молвил Крисп.
— Пусть Трибо из Хатриша приблизится! — Вырвавшись из мощной груди герольда, эти слова прозвучали так, словно сорвались с уст самого Фоса.
Показавшись сперва крошечным силуэтом на светлом фоне отдаленных дверей, фигура шагающего к трону Трибо постепенно увеличивалась. Время от времени посол замедлял шаги, обмениваясь улыбкой или парой слов со своими знакомыми, тем самым весьма снижая эффект устрашения, который подразумевала подобная прогулка.
Ничего другого Крисп от него и не ждал; хатриши словно рождались специально для того, чтобы нарушать любой существующий порядок. Даже сама их нация родилась менее трех столетий назад, когда хаморские кочевники хлынули с равнин Пардрайи на земли, бывшие тогда провинциями Видесса. Ныне они в какой-то степени подражали своему имперскому соседу, но их традиции и обычаи еще не совсем устоялись.
Остановившись на положенном расстоянии от императорского трона, Трибо опустился сперва на колени, затем простерся ниц; некоторые из видесских ритуалов нарушать не дозволялось никому.
Пока лоб посла прижимался к полированному мраморному полу, Крисп постучал по левому подлокотнику. Послышался скрип шестеренок, трон на несколько футов поднялся в воздух. Это рукотворное чудо предназначалось для приведения варваров в изумление.
— Можешь подняться, Трибо из Хатриша, — произнес с высоты Крисп.
— Спасибо, ваше величество. — Подобно большинству своих соплеменников, посол говорил на видесском, слегка шепелявя.
Надеть на него видесскую одежду, и он вполне сошел бы за жителя империи, если бы не борода — более длинная и неухоженная, чем даже у священников. Хаганы Хатриша поощряли ношение бород среди своих аристократов, дабы напоминать им о воинственных предках-кочевниках. От видессиан Трибо отличался и неуважением к императорскому достоинству. Слегка склонив голову, посол заметил:
— Кажется, трон пора смазать, ваше величество.
— Возможно, ты прав, — со вздохом признал Крисп и вновь постучал по подлокотнику. Укрытые за соседней стеной слуги опустили трон на прежнее место, вновь наполнив зал скрежетом металла.
Трибо не ухмыльнулся, но выражение его лица не оставляло сомнений, что при других обстоятельствах сдерживаться бы он не стал. Изумленным его тоже назвать было нельзя. Крисп даже задумался, означает ли это, что его нельзя считать варваром.
Возможно, и так: хатришские обычаи отличались от видесских, но были далеко не примитивными.
Впрочем, к делу это не относится. Правда, Крисп мысленно пообещал себе не отдавать приказа поднимать трон во время следующей официальной аудиенции, пожалованной хатришскому послу.
— Итак, перейдем к делу? — сказал Автократор.
— К вашим услугам, ваше величество.
Трибо не был груб — ни по стандартам своего народа, ни даже по имперским понятиям. Просто он никак не мог воспринимать всерьез пышные церемонии, которыми восхищались видессиане. Поэтому, едва эти, по его понятиям, благоглупости завершились, полуленивые и полудерзкие манеры спали с него, словно расстегнутый плащ.
Воспользовавшись своей привилегией Автократора, Крисп заговорил первым:
— Я недоволен тем, что твой господин хаган Нобад, сын Гумуша, позволил хатришским пастухам зайти на законную видесскую территорию и вытеснить наших крестьян с приграничных земель. Я дважды писал ему по этому поводу, но ничто не изменилось. Теперь я довожу это до твоего сведения.
— Я донесу вашу озабоченность до его могучего высочества, — пообещал Трибо. — Но и он, в свою очередь, жалуется, что недавно введенная видессианами пошлина на янтарь возмутительно высока и взимается с чрезмерным рвением.
— Второе наверняка волнует его больше, чем первое, — заметил Крисп. Монопольное право на торговлю хатришским янтарем принадлежало хагану, и прибыль от его продажи в Видесс пополняла хаганскую казну. Пошлина же приносила доход империи.
Чтобы пресечь контрабанду, Крисп усилил таможенные патрули и повысил им жалование. В молодости он побывал в приграничном с Хатришем городе Опсикионе и сам видел, как орудуют контрабандисты янтаря.
Теперь это знание помогало с ними бороться.
Трибо напустил на лицо выражение оскорбленной невинности:
— Хаган Нобад, сын Гумуша, сомневается в справедливости своего суверена, который снизил пошлины для Царя царей на своей западной границе и в то же время повысил их для Хатриша.
Придворные негромко забормотали; редкие видессиане осмелились бы столь вольно говорить с Автократором. Крисп сомневался, знает ли Нобад о его спорах с Рабиабом Макуранским из-за караванных пошлин. Трибо, очевидно, был о них прекрасно осведомлен и тем самым оказал хагану услугу.
— На это я могу ответить, что главной обязанностью любого правителя является обеспечение выгоды для своих владений, — медленно произнес Крисп.
— Да, могли бы. Если бы не были наместником Фоса на земле, — возразил Трибо.
Бормотание придворных стало громче.
— Я считаю несправедливым то, почтенный посол, что ты, будучи еретиком, толкуешь в свою пользу мое положение в вероисповедании, практикуемом на территории Видесса.
— Молю ваше величество о прощении, — немедленно извинился Трибо. Крисп подозрительно уставился на посла; он даже не предполагал, что хатриш уступит столь легко. И ошибся — Трибо тут же продолжил:
— Поскольку вы напомнили, что в ваших глазах я еретик, то я воспользуюсь собственными обычаями и спрошу, как толкует справедливость доктрина Равновесия.
Ортодоксальная вера видессиан утверждала, что в конце времен Фос безусловно возьмет верх над Скотосом. Теологам же из восточных земель Хатриша и Татагуша приходилось считаться с набегами на эти территории варварских и яростных хаморов и неизбежными после этого опустошениями и грабежами. Поэтому они провозгласили, что добро и зло в мире находится в безупречном равновесии и никому из людей не дано знать, что восторжествует в конце. Анафемы столичных священников так и не смогли вернуть еретиков к тому, что считалось в империи истинной верой; подстрекаемые восточными хаганами, они отплевывались ответными анафемами.
Ересь «весовщиков» Крисп терпеть не мог, но не мог отрицать, что Хатриш вправе ожидать от него последовательности. Подавив вздох, он сказал послу:
— Введение новых пошлин, возможно, еще подлежит обсуждению.
— Вы очень великодушны, ваше величество, — искренне отозвался Трибо. Возможно, искренность его не была показной.
— Возможно, — повторил Крисп. — Ко мне также поступили жалобы, что корабли Хатриша остановили и ограбили несколько рыбацких лодок неподалеку от берегов наших владений, а у одного купца даже отобрали груз мехов и вина. Если подобное пиратство будет продолжаться, Хатриш испытает на себе недовольство империи. Это понятно?
— Да, ваше величество, — вновь искренне ответил Трибо. Флот Видесса был несравнимо сильнее хатришского, и, окажись на то воля императора, без особых усилий уничтожил бы морскую торговлю хаганата.
— Хорошо, — сказал Крисп. — И запомни, я жду от ваших людей реальных поступков, а не вычурных обещаний. — Любой, кто, имея дело с хатришем, не давал ему это понять ясно и недвусмысленно, заслуживал разочарования, которое было в противном случае неизбежно. Но Трибо кивнул; теперь у Криспа имелось основание надеяться, что его слова восприняты всерьез. — Есть ли у тебя еще проблемы, которые нужно обсудить сейчас, почтенный посол?
— Да, ваше величество, есть.
Такой ответ застал Криспа врасплох, потому что заранее согласованный с хатришем список проблем был уже исчерпан. Но он произнес то, что был обязан сказать:
— Тогда говори.
— Благодарю ваше величество за терпение. Если бы не теологическая… э-э… дискуссия, которую мы только что провели, я предпочел бы об этом не спрашивать. Тем не менее… Я знаю, вы считаете нас, приверженцев Равновесия, еретиками. И все же я вынужден спросить: справедливо ли насылать на нас видесских и, если можно так выразиться, злобных еретиков?
— Почтенный посол, я надеюсь, что ты, в свою очередь, простишь меня, но я не имею и малейшего представления о том, что ты имеешь в виду, — ответил Крисп.
В глазах Трибо ясно читалось, что он считал императора выше столь дешевых уловок. Это лишь встревожило Криспа еще больше; он был уверен, что говорил правду. Затем посол добавил — настолько язвительно, насколько мог, обращаясь к суверену, более могучему, чем его собственный:
— Неужели вы и в самом деле хотите сказать, что никогда не слышали о негодяях и убийцах, называющих себя фанасиотами? А, я вижу по вашему лицу, что слышали.
— Да, слышал; и святейший патриарх Окситий по моему повелению уже собирает синод, дабы осудить их. Но как ты узнал об этой ереси? Насколько мне известно, она распространилась лишь на западных землях, неподалеку от захваченного макуранцами Васпуракана. Лишь немногие места в империи Видесс находятся столь же далеко от Хатриша.
— Возможно и так, ваше величество, но купцам давно известно, что на дальние расстояния лучше перевозить товары, занимающие мало места, — ответил Трибо. — Идеи же, насколько мне известно, места не занимают вовсе. Наверное, какие-то моряки подхватили заразу в Питиосе. Но, как бы то ни было, теперь и в нескольких наших прибрежных городах есть свои банды фанасиотов.
Крисп стиснул зубы. Если фанасиоты завелись и в Хатрише, то их доктрины, вне всякого сомнения, добрались и до видесских портов. А это означает, что и по улицам столицы, вероятно — нет, наверняка — тоже ходят фанасиоты.
— Клянусь благим богом, почтенный посол, что мы не стремились распространить эту ересь и на ваши земли. Фактически как раз наоборот.
— Так говорит ваше величество, — сказал Трибо. Крисп знал, что если бы посол говорил с кем угодно, а не с Автократором видессиан, то назвал бы собеседника лжецом. Поняв, наверное, что даже по хатришским стандартам он перегнул палку, посол добавил:
— Молю вашего прощения, ваше величество, но вы должны понимать, что с точки зрения моего повелителя Нобада, сына Гумуша, разжигание религиозной вражды на нашей территории есть план, который Видесс вполне мог попытаться осуществить.
— Да, я вижу, что такое возможно, — признал Крисп. — Однако можешь передать своему повелителю, что я никогда не посмел бы осуществить подобный план. Поскольку Видесс должен иметь лишь одну веру, я не удивился, узнав, что и другие суверены придерживаются такого же мнения.
— Прошу заметить, что я хотел сделать вам комплимент, сказав, что для Автократора видессиан вы человек великодушный, — сказал Трибо. — Большинство из тех, кто носил красные сапоги, сказали бы, что во всем мире должна быть лишь одна вера и именно та, что распространяется из города Видесса.
Крисп ответил не сразу; «комплимент» Трибо оказался кусачим.
Поскольку Видесс некогда правил всем цивилизованным миром восточнее Макурана, ключевой идеей имперских отношений с другими государствами и их теологией было единообразие. И отрицание этого единообразия дало бы придворным повод для нового перешептывания. А Крисп не желал давать им подобные поводы.
— Конечно, вера должна быть только одна, — сказал он наконец, — потому что как, в противном случае, повелитель может рассчитывать на лояльность своих подданных? Но поскольку мы не смогли достичь этого идеала в Видессе, то не имеем морального права требовать такого от других. Кстати, почтенный посол, если Хатриш и обвиняете нас в распространении новой ереси, то вряд ли сумеет одновременно обвинить нас в попытке навязать вашим людям ортодоксальную видесскую веру.
Трибо кривовато улыбнулся, приподняв уголок рта:
— Первый аргумент имеет определенный вес, ваше величество. Что же касается второго, то он был бы более уместен в школе логики, чем в реальном мире. А вдруг вы не оставляете надежд ввергнуть нас в такую религиозную распрю, что ваши подданные вторгнутся в Хатриш и объявят себя спасителями?
— Ты верный слуга своего повелителя Нобада, сына Гумуша, почтенный посол, — сказал Крисп. — Ты видишь больше граней проблемы, чем может вырезать ювелир на драгоценном камне.
— Благодарю, ваше величество! — просиял Трибо. — Подобная похвала из уст человека, двадцать два года просидевшего на троне, воистину бесценна. Я передам его могучему высочеству, что Видесс сам заражен фанасиотской чумой и не несет ответственности за их появление в нашей стране.
— Надеюсь, что ты сделаешь это, ибо это правда.
— Ваше величество. — Трибо вновь простерся ниц, потом поднялся и начал пятиться от трона, пока не удалился на достаточное расстояние, уже не оскорбляющее Автократора. Сам Крисп не возражал бы, если бы посол просто повернулся и зашагал прочь, но императорское достоинство не допускало столь обычного поведения в его присутствии. Криспу иногда казалось, что его должность обладает самостоятельной личностью, к тому же весьма чванливой.
Покидая Тронную палату, Крисп сделал себе мысленное напоминание — не забыть бы приказать, чтобы смазали поднимающий трон механизм.
* * *
— Доброе утро, ваше величество.
Ехидно улыбаясь, Эврип сделал вид, будто собирается пасть ниц прямо в коридоре.
— Благой бог! Прекрати, младший брат, — устало произнес Фостий. — Ты такой же — якобы — Автократор, как и я.
— Это правда… сейчас. Но я навсегда останусь таким «почти» Автократором, а через некоторое время утрачу даже эту малость. Думаешь, я стану этому радоваться? И лишь потому, что ты родился первым? Извините, ваше величество… — насмешливость, которую Эврип вложил в титул, оказалась просто убийственной, —…но вы просите слишком многого.
Фостию захотелось дать брату тычка. Он так бы и поступил, будь они еще мальчишками, но теперь Эврип был его младшим братом лишь по возрасту и обогнал Фостия в росте на целую ладонь, а с плеч до пят был даже шире его. Так что, завяжись между ними драка, именно Фостию достались бы почти все тычки.
— Я ничего не могу поделать с тем, что родился первым, равно как и ты ничего не поделаешь с тем, что родился вторым, — ответил Фостий. — Когда настанет время, править сможет лишь один из нас, такова жизнь. Но кто лучше моих братьев сможет стать…
—…твоими комнатными собачками, — прервал Эврип, глядя на брата поверх своего длинного носа. Подобно Фостию, он унаследовал характерные глаза матери, но прочие особенности лица достались ему от Криспа. Фостий также подозревал, что Эврипу досталось и больше отцовских амбиций… но, возможно, Эврип попросту оказался в положении, когда амбиции более заметны. Если события будут продолжаться ожидаемым чередом, Фостий станет настоящим Автократором видессиан. Эврипу тоже хотелось им стать, но он вряд ли сумеет осуществить свою мечту законным способом.
— Младший брат, — сказал Фостий, — ты и Катаколон можете стать опорами моего трона. Ведь лучше, когда человеку помогает семья, а не посторонние люди… и безопаснее тоже.
«Если я смогу вам доверять», — мысленно добавил он.
— Это ты сейчас так говоришь, — вспыхнул Эврип. — Но мне, как и тебе, тоже пришлось читать хроники. Когда один из братьев становится императором, что остается другим? Ничего, а то и меньше. И вообще их упоминают лишь в тех случаях, если они поднимают мятеж или приобретают репутацию дебоширов.
— Кто тут приобрел репутацию дебошира? — спросил Катаколон, подходя к стоящим в коридоре императорской резиденции угрюмым братьям и радостно ухмыляясь. — Надеюсь, это я.
— Уж в этом ты точно преуспел, — молвил Фостий. Он собирался произнести это укоризненно, но в его голосе отчетливо прозвучала зависть. Катаколон улыбнулся еще шире.
Фостию захотелось дать тычка и ему, но Катаколон по комплекции не уступал Эврипу, а то и превосходил его. Лицом он тоже напоминал Криспа. Из троих братьев лишь Катаколон выделялся жизнерадостностью. На Фостия тяжелую ответственность налагало положение наследника. Эврип же видел лишь Фостия, преграждающего ему путь к мечте. Оба старших брата имели больше прав на трон, чем Катаколон, который, впрочем, не очень-то и желал на него усесться. Ему хотелось лишь наслаждаться радостями жизни, чем он успешно и занимался.