При их появлении мы поднялись, чтобы сделать реверанс, но их, похоже, не слишком заботили формальности.
— Дорогие дамы, просим прощения за вторжение, но у нас срочные новости, — сообщил король. — Боюсь, война с Новой Азией перешла в другую стадию, — сказал Максон твердо. — Ситуация настолько угрожающая, что мы с отцом должны немедленно туда вылететь.
— Что случилось? — ахнула королева, хватаясь за сердце.
— Никаких поводов для беспокойства нет, милая, — заверил король.
Но это утверждение не могло быть полностью прав диво, коль скоро ситуация требовала их безотлагательного присутствия. Максон подошел к матери. Они коротко о чем-то негромко переговорили, потом она поцеловала его в лоб. Он обнял мать и отошел в сторону. Король принялся отдавать жене какие-то распоряжения, а Максон тем временем подошел попрощаться с каждой из нас.
Прощание с Натали было столь кратким, что с таким же успехом его могло вообще не быть. Натали, впрочем, это, по-видимому, не слишком расстроило. Я не знала, как это истолковать. То ли ее в самом деле не опечалило явное равнодушие Максона, то ли оно настолько ее огорчило, что она заставила себя изображать хладнокровие.
Селеста повисла у Максона на шее и разразилась потоком фальшивых слез. Бездарнее этого представления я еще не видела.
Тут же вспомнилась Мэй, которая в детстве считала, что стоит ей разреветься, как у нас сами собой появятся деньги, чтобы купить то, чего хочется. Когда Максон высвободился из объятий Селесты, она запечатлела на его губах поцелуй, который он быстро — и как можно более незаметно — стер, стоило ей отвернуться.
Элиза и Крисс стояли так близко ко мне, что я слышала его прощальные слова той и другой.
— Позвони им и попроси, чтобы были к нам снисходительны, — сказал он Элизе.
Я почти и забыла, что она до сих пор не выбыла из Отбора главным образом благодаря тому, что состояла в родстве с руководством Новой Азии. Интересно, обострение отношений с Новой Азией не будет стоить ей ее положения? Тут я внезапно осознала, что понятия не имею, чем грозит Иллеа поражение в этой войне.
— Если мне дадут телефон, я поговорю с родителями, — пообещала она.
Максон кивнул и поцеловал Элизе руку, потом подошел к Крисс. Та немедленно сплела свои пальцы с его.
— Это опасно? — спросила она тихо. Голос у нее дрожал.
— Не знаю. Во время нашей последней поездки в Новую Азию ситуация не была настолько напряженной. Понятия не имею, чего ждать на этот раз.
Он произнес это с такой нежностью в голосе, что мне подумалось: лучше бы они вели этот разговор без свидетелей.
Крисс подняла глаза к потолку и вздохнула, и в этот миг Максон посмотрел на меня. Я отвела взгляд.
— Пожалуйста, будь осторожен, — прошептала она. По щеке у нее поползла слезинка.
— Разумеется, дорогая. — Максон дурашливо отдал ей честь, и она немного развеселилась. Тогда он поцеловал ее в щеку и приблизил губы к ее уху. — Пожалуйста, попытайся чем-нибудь занять маму. Она волнуется. — Он отстранился и заглянул ей в глаза, и Крисс, кивнув, выпустила его руку. По ее телу пробежала дрожь. Максон слегка дернулся, словно хотел обнять ее, но потом отступил и двинулся ко мне.
Как будто слов Максона на прошлой неделе было недостаточно, я получила наглядное доказательство их отношений. Судя по всему, их связывала подлинная нежность. Одного взгляда на закрытое ладонями лицо Крисс было довольно, чтобы понять, насколько он ей небезразличен. Ну, или она была невероятно искусной актрисой.
Я попыталась сравнить выражение, с которым он смотрел на меня, с тем, что было на его лице, когда он взирал на Крисс. Выражал ли его взгляд то же самое? Было ли в нем меньше теплоты?
— Попытайся в мое отсутствие не влипать ни в какие неприятности, ладно? — шутливым тоном произнес он.
С Крисс он не шутил. Интересно, это имело какое-то значение?
Я вскинула правую руку:
— Даю слово быть паинькой.
Он прыснул:
— Отлично. Одной головной болью меньше.
— А мы? У нас есть причины для беспокойства?
Максон покачал головой:
— Думаю, нам удастся все уладить. Отец может быть отличным дипломатом, и…
— Ты иногда бываешь таким болваном, — проговорила я в сердцах. Максон нахмурился. — Я имею в виду, за тебя. У нас есть причины беспокоиться за тебя?
Он резко посерьезнел, и это отнюдь не прибавило мне спокойствия.
— Мы прилетим и улетим. Если нам удастся живыми добраться до земли…
Максон сглотнул, и я поняла, насколько он напуган.
Я хотела спросить его о чем-нибудь другом, но не знала о чем.
Он кашлянул:
— Америка, перед тем как уехать…
Я подняла на Максона глаза и почувствовала, как нос защипало от слез.
— Я хочу, чтобы ты знала, что все…
— Максон! — рявкнул король. Тот вскинул голову. — Нам пора.
Максон кивнул.
— Америка, до свидания, — сказал он тихо и поднес мою руку к губам.
Его взгляд упал на мой самодельный браслетик. Он озадаченно посмотрел на него, потом бережно поцеловал мне пальцы.
Это невесомое прикосновение возродило в моей памяти эпизод, который, казалось, случился много лет назад. Точно так же он поцеловал мне руку в мой самый первый вечер во дворце, когда я накричала на него, а он все равно позволил мне остаться.
Максон с королем развернулись и вышли. Все остальные девушки провожали их взглядом, я же смотрела на королеву. Из нее точно разом выпустили весь воздух. Сколько раз ее муж и ее единственное дитя должны будут оказаться в опасности, прежде чем она надломится?
Когда дверь за самыми дорогими для нее людьми захлопнулась, королева Эмберли несколько раз сморгнула, сделала глубокий вдох и распрямила плечи.
— Прошу простить меня, девушки, но эта внезапная новость потребует большой работы. Пожалуй, мне сейчас лучше отправиться в комнату и собраться с мыслями. — Каких же усилий ей стоило это все. — Если вы не против, я распоряжусь, чтобы обед вам накрыли здесь, а я присоединюсь к вам за ужином. — (Мы кивнули.) — Отлично, — сказала она и двинулась к выходу.
Королева — сильная женщина. Она выросла в бедной семье в бедной провинции и работала на фабрике, пока не была выбрана для участия в Отборе. Затем, став королевой, она перенесла один за другим несколько выкидышей и наконец смогла родить ребенка. На людях она будет держаться как настоящая леди, как того требует ее положение. Но, оставшись в одиночестве своей комнаты, наверняка всплакнет.
После того как королева удалилась к себе, Селеста тоже вышла. Тогда я решила, что и меня ничто не держит, и отправилась в комнату, чтобы побыть в одиночестве и все обдумать.
Меня волновала Крисс. Каким образом они вдруг так сблизились с Максоном? Еще не так давно он расписывал наше будущее. Он просто не мог быть настолько увлечен ею, раз говорил мне такие вещи. Должно быть, все произошло уже потом.
День пролетел незаметно. После ужина служанки помогли мне подготовиться ко сну. Однако всего одна вскользь брошенная Энн фраза заставила меня выйти из задумчивости.
— А знаете, мисс, кого я сегодня утром застала у вас в комнате? — спросила она, осторожно расчесывая перед сном мои волосы.
— И кого же?
— Офицера Леджера.
Я оцепенела, но всего лишь на долю секунды.
— Вот как? — произнесла я, внимательно глядя на свое отражение в зеркале.
— Да, — подтвердила Люси. — Он сказал, что производит осмотр вашей комнаты. Что-то там связанное с безопасностью. — Вид у нее был слегка озадаченный.
— Мне это показалось немного странным, — подала голос Энн. — Он был в штатском, а не в форме. С чего бы он стал производить какие-то проверки в свое свободное время?
— Он, должно быть, очень преданный служака, — заметила я рассеянным тоном.
— Думаю, так оно и есть, — с восхищением произнесла Люси. — Каждый раз, когда я вижу его где-нибудь во дворце, от него не ускользает ни одна мелочь. Он очень хороший солдат.
— Верно, — будничным тоном сказала Мэри. — Многие призывники из тех, кто здесь оказывается, на самом деле не годятся для этой работы.
— А еще ему очень идет штатское. На большинство из них без мундира и взглянуть без слез невозможно, — заметила Люси.
Мэри захихикала и покраснела, и даже на губах у Энн промелькнула улыбка. Давно уже я не видела их в таком приподнятом настроении. В другое время я бы, пожалуй, не отказалась посплетничать о гвардейцах. Но сегодня у меня совершенно не было желания. Все мысли были о том, что где-то в комнате спрятано письмо от Аспена. Мне очень хотелось оглянуться на мою склянку, но я не отважилась.
Прошла, казалось, целая вечность, пока служанки наконец не оставили меня в одиночестве. Я заставила себя не спешить и выждать еще несколько минут, чтобы убедиться, что они не вернутся. В конце концов я выскочила из постели и схватила склянку. Как я и предполагала, там меня ждала крохотная записка.
Глава 22
— Эй! — прошептала я, следуя инструкции Аспена.
Я осторожно вошла в комнату, освещенную только угасающим сиянием солнца, которое просачивалось сквозь тонкие шторы, но его было достаточно, чтобы я могла разглядеть радостное лицо Аспена.
Я закрыла за собой дверь, и он немедленно бросился ко мне и подхватил на руки:
— Как я скучал по тебе.
— И я по тебе. С этим приемом было столько дел — вздохнуть некогда.
— Хорошо, что все уже закончилось. Ну как, ты не очень устала, пока сюда добиралась? — пошутил он.
Я прыснула:
— Аспен, серьезно, ты гений.
Идея была до смешного незатейлива. В отсутствие его величества королева не требовала соблюдения формальностей. Или, может, ей просто было не до того. В любом случае она предоставила нам выбирать по собственному усмотрению — ужинать в общем зале или у себя. Служанки одели меня к ужину, но вместо столовой, я отправилась в бывшую комнату Бариель.
Он с улыбкой выслушал похвалу и усадил меня в дальнем углу спальни на подушки, которые уже успел там разложить.
— Тебе удобно?
Я кивнула, ожидая, что Асиен пристроится рядом, но он не стал садиться. Вместо этого, передвинул большой диван так, чтобы нас не увидели от двери, а потом подтащил к нему еще и стол, и я оказалась под его крышкой. Только после этого он взял со стола какой-то узелок — и уселся около меня.
— Почти как дома, правда?
Он устроился сзади, так что моя спина оказалась прижата к его груди. Это положение было таким знакомым, а места под столом так мало, что мы и в самом деле словно вновь очутились в нашем крошечном домике на дереве. Возникло такое ощущение, как будто он взял кусочек чего-то, что я считала потерянным навсегда, и положил его мне прямо на ладони.
— Даже лучше, — вздохнула я, приникая к нему.
В следующее мгновение он запустил пальцы мне в волосы. По спине побежали мурашки.
Некоторое время мы молчали. Я закрыла глаза и сосредоточилась на дыхании Аспена. Совсем недавно я точно так же сидела с Максоном. Но сейчас все было совершенно иначе. Я не спутала бы дыхание Аспена ни с чьим другим, даже в толпе. Я слишком хорошо знала его. А он — меня. Этот глоток покоя был необходим мне как воздух, и Аспен его дал.
— Мер, о чем думаешь?
— Да о многом. — Я вздохнула. — О доме, о тебе, о Максоне, об Отборе, обо всем.
— И что же ты думаешь?
— В основном о том, как все запутано. Мне кажется, я понимаю, что происходит, а потом — хлоп! — что-нибудь случается и все переворачивается с ног на голову.
Аспен немного помолчал и осторожно спросил:
— Твое отношение ко мне сильно изменилось?
— Нет! — сказала я, придвигаясь ближе к нему. — Если на свете и есть что-то постоянное, то это ты. Если даже весь мир полетит вверх тормашками, ты по-прежнему будешь рядом, как и раньше. В моей жизни творится такой дурдом, что любовь к тебе отступила на второй план, но знаю, что она никуда не делась. Совсем глупо звучит?
— Нет, почему же. Я понимаю, что усложняю тебе жизнь. Но все равно рад, что у меня еще есть какие-то шансы. — Аспен обнял меня, как будто мог удержать в объятиях навечно.
— Я ничего не забыла!
— У меня иногда возникает такое чувство, что мы с Максоном участвуем в своей собственной версии Отбора. Конкурсантов всего двое, только он и я. Один из нас в конечном итоге получит тебя, и я не могу решить, кто в худшем положении. Максон не в курсе, что мы состязаемся, так что он, возможно, не старается в полную силу. С другой стороны, я вынужден скрываться, поэтому не могу дать тебе всего, что дает он. Наверное, борьбу нельзя назвать честной по отношению ни к одному из нас.
— Зря ты так думаешь.
— Мер, я не знаю, как еще на это смотреть.
— Давай не будем об этом, — вздохнула я.
— Ладно. Тем более что разговоры о принце не доставляют мне никакого удовольствия. Ну а все остальное, что тебя заботит? Что происходит?
— Тебе нравится быть солдатом? — спросила я, поворачиваясь к нему лицом.
Он горячо кивнул и развязал узелок с едой.
— Да, очень. Я думал, буду минуты считать до демобилизации, но это оказалось просто потрясающе. — Он сунул в рот кусочек хлеба и продолжил: — Ну, есть некоторые очевидные моменты. Например, я всегда сыт. Им нужно, чтобы мы были большими, так что еды вдоволь. Конечно, еще уколы делают, — поправился он. — Но это можно пережить. Вдобавок мне платят. Несмотря на то что я живу на всем готовом, еще и деньги за это получаю. — Он на мгновение умолк и принялся крутить в пальцах дольку апельсина. — Ты ведь знаешь, как приятно посылать домой деньги.
Я видела, что он думает о матери и шестерых братьях и сестрах. Он заменил младшим детям отца. Наверное, от этого скучал по дому еще больше, чем я.
Аспен между тем откашлялся и продолжил:
— Но есть и другие вещи, про которые я никогда бы не подумал, что они могут прийтись мне по вкусу. Мне нравится армейская дисциплина и уклад. Приятно, что я приношу пользу. Я чувствую… удовлетворение. Многие годы я маялся, пересчитывая скот или прибираясь в чужих домах. Теперь у меня есть ощущение, что я занимаюсь своим делом.
— Значит, твой ответ «да»? Тебе нравится?
— Целиком и полностью.
— Но ты не любишь Максона. И я знаю, что ты не в восторге от порядков в Иллеа. Мы с тобой говорили об этом дома. А теперь еще вся эта история с беднягами с юга, исключенными из своих каст. Ведь это тоже не дает тебе покоя.
— Я считаю, что это жестоко, — кивнул он.
— Как же тогда тебе может нравиться защищать все это? Ты сражаешься с повстанцами, чтобы обеспечить безопасность короля и Максона. Это ведь они всем заправляют. Так как же ты можешь любить то, чем занимаешься?
Он с задумчивым видом снова принялся жевать.
— Даже не знаю. Наверное, это прозвучит глупо, но… в общем, как я уже сказал, у меня появилось ощущение осмысленности моего существования. И увлеченности тем, что я делаю, и способности как-то изменить свою жизнь. Может, Иллеа и не идеальна. На самом деле она очень далека от идеала. Но у меняесть… есть надежда, — закончил он. Мы оба затихли. — Мне кажется, что жизнь налаживается, хотя, по правде говоря, я не настолько хорошо знаком с нашей историей, чтобы это доказать. И полагаю, что со временем станет еще лучше. Возможности для этого есть. И потом, это глупо, но это моя страна. Я отдаю себе отчет в том, что в ней не все гладко, но это не значит, что анархисты могут вот так взять и захватить власть. Смешно звучит?
Я жевала хлеб и размышляла о словах Аспена. Они напомнили мне о тех временах, когда мы с ним сидели в домике на дереве и я спрашивала его о разных вещах. Даже если не соглашалась с его мнением, оно помогало мне лучше все понять. Впрочем, в этом вопросе у меня не было с ним разногласий. Напротив, разговор помог увидеть то, что, пожалуй, все это время было у меня в сердце.
— Нет, вовсе не смешно. Наоборот, вполне логично.
— И как, это помогло тебе разобраться в своих мыслях?
— Да.
— Расскажешь?
— Еще не время, — улыбнулась ему я.
Впрочем, Аспен был далеко не дурак, и, судя по его печальному взгляду, не исключено, что он и сам уже обо всем догадался.