Когда оно настало, Сильвия попросила нас перечислить то, что для нас жизненно важно. Я указала семью, музыку и последней, как будто это слово просто требовало вывести себя на бумаге, справедливость.
— Я задала вам этот вопрос, потому что королева Иллеа обыкновенно возглавляет какой-либо комитет, организацию, действующую на благо государства. Королева Эмберли, к примеру, учредила программу, обучающую людей заботиться о душевно или физически нездоровых родственниках. Многие из них оказываются на улицах, потому что их семьи не в состоянии ухаживать за ними, благодаря чему численность Восьмерок неконтролируемо возрастает. Статистика за последние десять лет доказала, что ее программа помогла снизить эти цифры, что благотворно влияет на безопасность населения в целом.
— Мы что, тоже должны будем придумать какую-нибудь похожую программу? — опасливо спросила Элиза.
— Да, это будет вашим очередным проектом. Через две недели вы должны будете представить свою идею в «Вестях столицы» и рассказать, как вы можете претворить ее в жизнь.
Натали негромко пискнула, а Селеста закатила глаза. У Крисс было такое выражение, как будто она уже что- то обдумывала. От этого мгновенного энтузиазма я почувствовала себя не в своей тарелке. Вспомнились слова Максона по поводу предстоящего исключения.
Меня несколько успокаивало знание, что у нас с Крисс небольшое преимущество перед остальными, и все-таки совсем не бояться я не могла.
— Это на самом деле необходимо? — спросила Селеста.
— Я предпочла бы научиться чему-то, что действительно понадобится нам в будущей жизни.
За ее напускной озабоченностью угадывалась то ли тоска, которую заранее наводила на нее эта затея, то ли испуг.
Сильвия была явно потрясена.
— Это еще как вам понадобится! Та, кто станет принцессой, будет курировать благотворительный проект.
Селеста пробурчала что-то себе под нос и принялась крутить в пальцах ручку. Меня бесило, что она рвется в принцессы, не желая при этом принимать никакой ответственности.
Даже из меня получилась бы лучшая принцесса, чем из нее!
Может, у меня и не было ни ее связей, ни самообладания Крисс, но зато мне, по крайней мере, не все равно. А разве это хотя бы чего-то не стоило?
Впервые за долгое время я почувствовала искреннее воодушевление. Вот он, проект, который позволит мне показать то главное, что отличает меня от остальных. Я была исполнена решимости вложить в это дело всю душу и придумать что-то такое, что окажется по-насто- ящему действенным. Может, я все равно проиграю состязание в целом, может, мне вовсе и не хочется побеждать. Но я окажусь так близко к победе, насколько это возможно, и на этом буду считать Отбор для себя законченным.
Все оказалось напрасно. Как я ни старалась, мне в голову не приходило ни одной даже самой завалящей идеи для моего благотворительного проекта. Я думала, читала и снова думала.
Даже просила совета у служанок, но у них тоже не было никаких идей. Я поговорила бы с Аспеном, но он вот уже несколько дней не объявлялся. Вероятно, решил быть сверхосторожным. Но хуже всего то, что Крисс явно была с головой погружена в работу над своей презентацией. Она почти не появлялась в Женском зале, а когда все-таки присутствовала, то читала очередную книгу или усердно что- то конспектировала.
В пятницу утром до меня вдруг дошло, что осталась всего неделя, а у меня еще конь не валялся. В эфире «Вестей» Гаврил Фадей объявил программу следующего выпуска, пояснив, что зрителей ждут несколько коротких сообщений, после чего все остальное время будет посвящено нашим презентациям.
На лбу у меня выступила испарина. Я перехватила взгляд Максона. Он поднял руку и потянул себя за ухо, и я заколебалась, не зная, как быть. С одной стороны, не хотелось соглашаться, но не хотелось и отвергать его. В конце концов я тоже потянула себя за ухо, и он явно вздохнул с облегчением.
В ожидании Максона я не могла найти себе места и принималась то накручивать на палец волосы, то расхаживать туда-сюда по комнате.
Принц, по своему обыкновению, постучался и, не дожидаясь ответа, вошел. Я поднялась ему навстречу, чувствуя, что должна держаться несколько более формально, чем обычно. Я понимала, что веду себя глупо, но ничего поделать с собой не могла.
— Ну, как ты? — спросил он, подойдя ко мне.
— Честно? Нервничаю.
— Это потому, что я такой неотразимый красавец?
Я рассмеялась при виде сочувственной мины, которую он состроил.
— Да, на такую ослепительную красоту просто больно смотреть, — в тон ему ответила я. — Вообще-то, это, главным образом, из-за благотворительного проекта.
— А-а, — протянул он, усаживаясь за моим столом. — Можешь прорепетировать свою презентацию передо мной. Как Крисс.
Эта новость совершенно выбила из колеи. Ну разумеется, у нее все уже было готово!
— У меня вообще нет никаких мыслей по этому поводу, — призналась я, усаживаясь напротив него.
— А-а. Да, могу себе представить, как это неприятно.
Я метнула на него взгляд, говоривший о том, что он и понятия не имеет насколько.
— Что для тебя важно? Это должно быть что-то такое, что по-настоящему тебе небезразлично, что-то, чего остальные могут не видеть. — Максон откинулся на спинку стула и положил ладонь на стол.
Как он может относиться к этому с такой легкостью? Неужели не видит, что я на грани срыва?
— Я всю неделю ломаю себе голову, но так ни до чего и не додумалась.
Он негромко рассмеялся:
— Вот уж никогда не подумал бы, что у тебя это вызовет такие затруднения. Ты в своей жизни видела больше тягот, чем остальные четверо, вместе взятые.
— Вот именно, но я никогда не знала, как что-то изменить. В этом-то и беда. — Я принялась разглядывать столешницу, воскресив в памяти жизнь в Каролине во всех ее подробностях. — Все это так и стоит у меня перед глазами. Семерки, калечащиеся на своей работе и внезапно оказывающиеся в статусе Восьмерок, потому что не могут больше трудиться. Девушки, прохаживающиеся по улицам перед наступлением комендантского часа, готовые пойти с одиноким мужчиной практически за любую плату. Дети, которые растут, не имея ничего в достатке: ни еды, ни тепла, ни любви, потому что их родители гробятся на работе. Я отлично помню самые худшие свои дни. Но предложить что-то реальное, что положило бы всему этому конец? — Я покачала головой. — Что я могу придумать?
Я взглянула на Максона, надеясь найти в его глазах ответ. Его там не было.
— Все так. — Он умолк.
Я подумала обо всем, что только что высказала, и о его ответе. Означал ли он, что Максону известно о планах Грегори больше, чем я думала? Или что он чувствовал себя виноватым, потому что у него было все, когда у других не было ничего?
Он вздохнул:
— Это совсем не то, о чем я надеялся с тобой сегодня поговорить.
— А о чем ты хотел поговорить?
Максон посмотрел на меня снизу вверх, как будто я была не в своем уме:
— О тебе, разумеется.
— О чем именно? — Я заправила волосы за уши.
Он изменил положение, подавшись на стуле вперед, так что мы оказались чуть ближе друг к другу, как будто он хотел открыть мне какой-то секрет.
— Я думал, после того, как ты увидела, что с Марли все в порядке, все изменится. Я был уверен, что у тебя получится относиться ко мне по-прежнему. Но ничего не вышло. Даже сегодня ты согласилась со мной встретиться, но держишься отчужденно.
Значит, он все-таки заметил. Я погладила пальцами столешницу, не глядя ему в глаза.
— Дело не в тебе. Дело в статусе. — Я пожала плечами. — Мне казалось, ты это понимаешь.
— Но после того как Марли…
Я вскинула голову:
— После этого произошло еще много всего. Иногда я понимаю, что означает быть принцессой, а в следующую минуту уже думаю, что ничего не понимаю. Со мной все совсем не так, как с другими девушками. Я принадлежу к самой низшей касте из всех, а Элиза, возможно, и была до Отбора Четверкой, но ее семья очень отличается от большинства Четверок. Им столько всего принадлежит, что я удивлена, почему они до сих пор не купили более высокое положение. А ты вырос во дворце. Для меня это серьезная перемена.
Он кивнул со своим всегдашним бесконечным терпением:
— Америка, поверь, я это понимаю. Отчасти по этой причине я не хотел тебя торопить. Но ты должна помнить и обо мне тоже.
— Я и так помню.
— Не в этом смысле. Не как часть уравнения. Ты должна понять мое положение. У меня осталось не так много времени. Этот благотворительный проект будет поводом для очередного исключения. Ты наверняка и сама об этом догадалась.
Я опустила голову. Разумеется, догадалась.
— И что прикажешь делать, когда вас останется четверо? Снова не торопить тебя? Когда вас останется трое, я должен буду сделать выбор. Если вас будет всего трое, а ты к тому моменту так и не определишься, хочешь ты этой ответственности или нет, нужна тебе такая нагрузка или нет, нужен тебе я или нет… что прикажешь мне делать тогда?
Я закусила губу:
— Не знаю.
— Это неприемлемо. — Максон покачал головой. — Мне необходим ответ. Потому что я не могу отправить домой ту, которой действительно все это важно… Которой важен я… если ты в итоге решишь пойти на попятный.
У меня перехватило дыхание.
— Значит, нужно дать тебе ответ прямо сейчас? Да я даже не знаю, на что должна дать свое согласие. Если скажу, что хочу остаться, будет ли это означать, что я хочу стать принцессой? Я не знаю, хочу этого или нет.
Все мышцы в моем теле напряглись, как будто я собралась спасаться бегством.
— Ты не обязана ничего говорить прямо сейчас, но к следующему эфиру «Вестей» ты должна знать, хочешь ты этого или нет. У меня нет желания ставить тебе ультиматум, но ты слишком беспечно относишься к моему единственному шансу. — Он вздохнул, потом продолжил: — И я не планировал, что наш разговор зайдет в эту степь. Наверное, мне лучше уйти.
Я видела, что ему хочется, чтобы я попросила его остаться. Сказала ему, что все будет хорошо.
— Думаю, так будет лучше, — прошептала я.
Максон, выведенный из себя, покачал головой и поднялся:
— Ладно. — Рассерженный, он в несколько быстрых шагов пересек комнату. — Пойду посмотрю, что там делает Крисс.
Глава 26
К завтраку я вышла с опозданием, чтобы не наткнуться ненароком на Максона или на кого-нибудь из девушек. В коридоре столкнулась с Аспеном. Я возмущенно фыркнула, и он, оглянувшись по сторонам, приблизился ко мне.
— Где ты пропадал? — негромко спросила я.
— Работал. Я ведь гвардеец. Не я решаю, куда и когда меня пошлют. Меня больше не назначают стоять на часах у твоей комнаты.
Я хотела спросить почему, но момент был не самый подходящий.
— Мне нужно с тобой поговорить.
Он на миг задумался.
— В два, в конце коридора первого этажа, за больничным крылом. Я смогу подойти, но ненадолго.
Я кивнула. Он коротко мне поклонился и двинулся дальше по своим делам, пока никто нас не застукал, а я пошла по лестнице вниз, чувствуя смутную досаду.
Хотелось визжать. Необходимость торчать всю субботу в Женском зале казалась мне неправильной. Гости, посещающие дворец, хотели повидаться с королевой, а не с нами. Когда одна из нас станет принцессой, возможно, все изменится, но пока что я вынуждена была смотреть, как Крисс снова корпит над своей презентацией. Остальные тоже читали — кто свои записи, кто сводки, — и мне стало тошно. Позарез необходимо было что-нибудь придумать, причем срочно. Я не сомневалась, что Аспен поможет. Уже вечером нужно во что бы то ни стало начать работу.
Точно прочитав мои мысли, Сильвия, принимавшая гостей вместе с королевой, остановилась перекинуться со мной словечком.
— Ну, как поживает моя лучшая ученица? — спросила она вполголоса, чтобы не услышали другие.
— Отлично.
— Как продвигается проект? Помощь в шлифовке нужна?
В доведении до ума? Как можно отшлифовать то, чего не существует?
— Все в полном порядке. Уверена, вам понравится, — солгала я.
Она склонила голову набок:
— Скрытничаем, да?
— Немножко, — улыбнулась я.
— Ну ладно. В последнее время вы делаете большие успехи. Уверена, презентация будет блестящей. — Сильвия похлопала меня по плечу и вышла из зала.
Я схватилась за голову.
Минуты ползли так медленно, что это казалось какой-то изощренной пыткой. Около двух я извинилась и вышла в коридор.
В самом дальнем конце у окна стоял обитый рубиновым плюшем диван. Я присела на него и стала ждать. Часов поблизости видно не было, но минуты тянулись невыносимо медленно. Наконец из-за угла показался Аспен.
— Можно сказать, почти вовремя, — вздохнула я.
— Что случилось? — спросил он, с официальным видом останавливаясь у дивана.
Много всего, подумала я про себя. Слишком много всего такого, о чем я не могу тебе рассказать.
— Нам дали одно задание, а я понятия не имею, с какой стороны к нему подступиться. Мне в голову ничего не приходит, я так нервничаю, что даже спать не могу, — выпалила я.
Он фыркнул:
— Что за задание? Придумать дизайн тиары?
— Нет! — Я бросила на него раздосадованный взгляд. — Нам нужно разработать какой-нибудь проект, что-то такое, что принесло бы пользу стране. Вроде программы королевы Эмберли для инвалидов.
— Так вот из-за чего весь сыр-бор? И с чего тут нервничать? Это должно быть интересно.
— Я тоже так думала. Но мне в голову вообще ничего не приходит. Что бы ты сделал на моем месте?
Аспен на мгновение задумался.
— Придумал! Надо организовать программу межкастового обмена, — сказал он. Глаза у него возбужденно блестели.
— Что-что?
— Программу межкастового обмена. Люди из высших каст меняются местами с людьми из низших, чтобы на собственной шкуре почувствовать, каково нам приходится.
— Не думаю, что это подойдет.
— Отличная идея! — не сдавался он. — Можешь представить себе какую-нибудь фифу вроде Селесты обдирающей маникюр в процессе расстановки товаров по полкам? Это было бы им всем очень на пользу.
— Что на тебя нашло? Ведь многие гвардейцы по происхождению Двойки. Разве они не твои друзья?
— Ничего на меня не нашло, — огрызнулся он. — Я все тот же, кем был. Это ты забыла, каково жить в доме без отопления.
Я распрямила плечи:
— Ничего я не забыла. Потому и пытаюсь придумать программу, которая положила бы конец подобным вещам. Даже если я отправлюсь домой, кто-то может воспользоваться моей идеей, так что мне нужно, чтобы она была стоящей. Я хочу помочь людям.
— Не забывай, — запальчиво напомнил Аспен, — это правительство сидело сложа руки, когда тебе было нечего есть. Они допустили, чтобы моего брата высекли на площади. Все слова мира не исправят нашего положения. Нас загнали в угол, из которого нам самим не выбраться, и не спешат оттуда вытаскивать. Мер, они просто не понимают, каково это.
Я засопела и поднялась.
— Куда ты? — спросил он.
— Обратно в Женский зал, — ответила я и двинулась по коридору.
Аспен пошел следом.
— Мы что, в самом деле ругаемся из-за какого-то дурацкого проекта?
— Нет, — накинулась я на него. — Мы ругаемся, потому что ты тоже не понимаешь. Я теперь Тройка. А ты — Двойка. Вместо того чтобы злиться на судьбу, почему бы не воспользоваться шансом, который тебе выпал? Ты можешь изменить жизнь своей семьи. Ты можешь изменить множество жизней. Но тебе нужно лишь поквитаться. Это никому ничего не даст.
Аспен промолчал, и я ушла. Я пыталась не злиться на него. Он горячо защищает то, что для него важно; разве это качество не заслуживает восхищения? Но наш разговор вновь заставил меня задуматься о кастах и о том, что ничего нельзя изменить, и я против воли завелась. Раз изменить все равно ничего нельзя, так что толку пытаться?
Я поиграла на скрипке. Приняла ванну. Попыталась вздремнуть. Провела часть вечера в тихой комнате. Посидела на балконе. Все было без толку. Я безбожно отставала от графика, а никаких мыслей по поводу проекта у меня по-прежнему не было.
Я провалялась в постели несколько часов, тщетно пытаясь уснуть. В голове крутились запальчивые слова Аспена, его постоянная борьба с судьбой. Мысли перескочили на Максона с его ультиматумом и на его требование дать ему определенный ответ. Потом мне подумалось, что все это теперь не имеет никакого значения, потому что меня как пить дать отправят домой после того, как в пятницу вечером я появлюсь в эфире «Вестей» с пустыми руками.