Она рассмеялась и склонила белокурую головку набок, как будто на свете не было ничего более само собой разумеющегося. Я с каменным лицом прошествовала мимо них, устремив взгляд на блюдо с шоколадными конфетами, как будто они с самого начала были моей целью. Поедая вкуснейшее лакомство, я стояла спиной к залу и надеялась, что никто не заметит, как густо я покраснела.
Оркестр сыграл уже с полдюжины песен, когда рядом со мной вырос офицер Вудворк. Как и Аспен, он предпочел остаться в мундире.
— Леди Америка, — с поклоном произнес он. — Могу я просить вас подарить мне этот танец?
В его голосе было столько радости и теплоты, что отказать было невозможно. Я непринужденно взяла его за руку:
— Безусловно, сэр. Но должна вас предупредить, что танцую я не слишком хорошо.
— Ничего страшного. Мы будем танцевать медленно.
Улыбка у него была такая располагающая, что я отбросила все волнения по поводу собственной неловкости и радостно последовала за ним на площадку.
Танец был веселый, под стать настроению офицера.
— Похоже, вы полностью оправились после того, как я чуть не затоптал вас, — пошутил он.
Двигаясь, Вудворк не умолкал, и угнаться за ним оказалось очень трудно. Вот тебе и «медленно».
— Что ж вы так плохо старались, — шуткой на шутку ответила я. — Если бы я превратилась в лепешку, мне сейчас хотя бы не пришлось танцевать.
Он рассмеялся:
— Вы действительно забавная, не зря про вас так говорят. Я слышал, принц тоже выделяет именно вас, — добавил Вудворк таким тоном, будто это было нечто общеизвестное.
— Мне ничего не известно.
С одной стороны, мне до смерти надоело слышать подобные заявления от людей. С другой — в глубине души очень хотелось, чтобы это оказалось правдой.
Бросив взгляд поверх плеча Вудворка, я увидела Аспена, который танцевал с Селестой, и ощутила легкий укол.
— Такое впечатление, что вы хорошо ладите практически со всеми. Мне даже говорили, что во время последнего нападения повстанцев вы взяли своих служанок с собой в убежище для королевской семьи. Это правда?
Голос у него был изумленный. Мне тогда казалось совершенно естественным попытаться защитить девушек, которых я любила. Все почему-то сочли мой порыв необычным и отважным.
— Не могла же я их бросить!
— Вы настоящая леди, мисс. — Он с восхищением покачал головой.
— Спасибо. — Я покраснела.
К моменту, когда закончила играть музыка, я совершенно запыхалась, поэтому присела отдышаться рядом с одним из многочисленных столиков, там и сям расставленных в зале. Я потягивала апельсиновый пунш и обмахивалась салфеткой, разглядывая остальных танцоров. Максон теперь танцевал с Элизой. Судя по всему, обоим было очень весело. Это уже второй его танец с Элизой. Ко мне он за все это время даже не подошел.
Отыскать в толпе Аспена оказалось нелегко — слишком много вокруг было синих мундиров, — но в конце концов я все-таки его увидела. Он разговаривал с Селестой. Она подмигнула ему, ее губы изогнулись в кокетливой улыбке.
Что она о себе возомнила?! Я решительно поднялась, чтобы объяснить ей, что к чему, но вовремя сообразила, чем это закончится для нас с Аспеном. Пришлось снова сесть и продолжить пить свой пунш. Однако к тому времени, когда танец закончился, я уже была на ногах и успела подобраться достаточно близко к Аспену, чтобы он мог, не вызывая ничьих подозрений, пригласить меня на танец.
Именно так он и поступил, на его счастье, — в противном случае я бы точно вышла из себя.
— Что это было? — спросила я его негромко, но с клокочущей яростью в голосе.
— Что «это»?
— Почему ты позволил Селесте себя лапать?
— Кто-то ревнует, — шепнул он мне на ухо.
— Послушай, прекрати! Она не должна так себя вести, это против правил!
Я огляделась по сторонам, чтобы убедиться, что никто не видит, как горячо мы переговариваемся, в особенности мои родители. Я заметила, что мама болтает с матерью Натали. Папа куда-то исчез.
— И это говоришь ты! — Он шутливо закатил глаза. — Если мы больше не вместе, ты не можешь указывать, с кем мне общаться.
— Ты ведь знаешь, что это не так, — поморщилась я.
— А как? — прошептал он. — Я не знаю, бороться мне за тебя или отойти в сторону. — Он покачал головой. — Сдаваться я не хочу, но если мне не на что надеяться, скажи об этом.
Сохранять спокойное выражение лица ему явно было не просто, а в голосе звучали печальные нотки. Но мне тоже больно. При мысли о том, что всему этому придет конец, щемило сердце.
— Он избегает меня, — вздохнула я. — Здоровается, конечно, но на свидания ходит с другими. Наверное, я просто напридумывала себе, что нравлюсь ему.
Аспен даже замер на миг посреди танца, потрясенный моими словами. Потом быстро взял себя в руки и вгляделся в мое лицо.
— Я понятия ни о чем не имел, — произнес он негромко.
— Ну, то есть ты же знаешь, что я хочу, чтобы мы были вместе, но я боялся причинить тебе боль.
— Спасибо. — Я пожала плечами. — Самое обидное в этом то, что теперь я чувствую себя дурой.
Аспен притянул меня чуть ближе к себе, выдерживая тем не менее приличествующее расстояние, хотя я видела, что ему этого не хотелось.
— Мер, поверь мне, дурак — это тот мужчина, который по собственной воле отказывается от шанса быть с тобой.
— Но ведь ты сам пытался меня бросить, — напомнила я ему.
— Потому-то я и знаю, — с улыбкой отозвался он.
Я порадовалась, что мы наконец можем шутить по этому поводу.
Выглянув из-за плеча Аспена, я обнаружила, что Максон танцует с Крисс. Опять. Неужели меня он не пригласит ни разу?
— Знаешь, что мне напоминает этот танец? — шепнул Аспен мне на ухо.
— Что?
— Вечеринку по случаю шестнадцатилетия Ферн Талли.
Я посмотрела на него как на ненормального. Эту вечеринку я отлично помнила. Ферн была Шестеркой и иногда помогала нам по хозяйству, если мама Аспена бывала слишком занята и не могла выкроить для нас время. Шестнадцать лет ей исполнилось месяцев через семь после того, как мы с Аспеном начали встречаться. Мы оба были в числе приглашенных на день рождения. Вечеринкой это можно назвать лишь с большой натяжкой. На столе пирог и вода, музыка по радио, потому что никаких дисков у нее не было, и полутьма в ее не- отремонтированном подвале. Соль в том, что до этой вечеринки мне приходилось бывать только на семейных праздниках. Здесь же собрались соседские подростки, одни, без взрослых, и это было головокружительное ощущение. Однако же та вечеринка ни в какое сравнение не шла с роскошным балом, на котором мы присутствовали сейчас.
— Это чем же она может напоминать этот праздник? — с недоверием в голосе спросила я.
Аспен сглотнул:
— Мы с тобой танцевали. Помнишь? Я был так горд, что держу тебя в объятиях на глазах у других людей. Несмотря на то что танец в твоем исполнении выглядел так, как будто с тобой приключился припадок. — Он подмигнул мне.
Его слова разбередили душу. Я не забыла тот танец. Воспоминаниями о нем я жила потом еще несколько недель. В одно мгновение в мое сознание хлынули тысячи секретов, которые мы с Аспеном придумывали и хранили: имена, выбранные для наших воображаемых детей; домик на дереве; чувствительное местечко у него на шее сзади, которое я так любила щекотать; записки, предназначенные друг другу и оставленные в условленных местах; мои тщетные попытки варить домашнее мыло; игры в крестики-нолики, которые мы чертили пальцами у него на животе, немедленно забывая, какой только что был сделан ход… В тех играх он всегда позволял мне побеждать.
— Мер, пообещай, что подождешь меня. Если ты будешь ждать, я справлюсь со всем на свете, — выдохнул он мне в ухо.
Оркестр заиграл национальную мелодию, и один из стоявших рядом гвардейцев пригласил меня на танец. Мы закружились по площадке, оставив не только Аспена, но и меня саму без ответа.
Праздник шел своим чередом, и я поймала себя на том, что то и дело посматриваю на Аспена. Хотя я пыталась сделать вид, как будто ничего такого в этом нет, уверена, любой внимательный наблюдатель заметил бы это. В особенности мой отец, будь он в этом зале. Впрочем, его, похоже, возможность устроить себе экскурсию по дворцу интересовала куда больше танцев.
Я попыталась отвлечься от этих мыслей и в результате перетанцевала, наверное, со всеми в зале, кроме Максона. Когда же я наконец присела, решив дать отдых своим натруженным ногам, над ухом у меня вдруг раздался его голос:
— Миледи, могу я пригласить вас на танец?
В моей душе всколыхнулось что-то неуловимое, то самое чувство. Какой бы подавленной я себя ни ощущала, как бы смущена ни была, я не могла отказаться от приглашения.
— Разумеется.
Принц взял меня за руку и повел в центр зала, где оркестр уже начинал играть медленный танец. Я вдруг почувствовала себя абсолютно счастливой. Максон, похоже, не испытывал ни расстройства, ни неловкости. Напротив, он привлек меня к себе так близко, что я ощутила запах его одеколона и почувствовала прикосновение его колючей щетины к своей щеке.
— Я уж и не надеялась, что ты пригласишь на танец, — заметила я, пытаясь говорить шутливым тоном.
Максон умудрился прижать меня к себе еще крепче.
— Я приберегал тебя напоследок. Со всеми остальными девушками разделался, так что никаких обязательств ни перед кем у меня нет. Теперь я могу с чистой совестью наслаждаться остатком вечера в твоем обществе.
Щеки запылали, как случалось всегда, когда он говорил мне подобные вещи. Порой его слова звучали словно строчки из какого-нибудь стихотворения. После всего, что произошло на прошлой неделе, я и не надеялась снова услышать от него нечто подобное. Сердце бешено заколотилось.
— Ты такая красивая. Слишком красивая для такого оборванного пирата, как я.
— Ну и кем ты должен был нарядиться, чтобы выглядеть мне под стать? Деревом? — Я невольно прыснула.
— Ну, по меньшей мере кустиком.
Я снова рассмеялась:
— Дорого бы дала за то, чтобы увидеть тебя наряженным в костюм кустика!
— В следующем году увидишь, — пообещал он. Я уставилась на него. Когда?! — Тебе бы этого хотелось? Чтобы мы устроили Хеллоуин в следующем октябре тоже? — спросил он.
— А разве я еще буду здесь?
— А почему нет? — Максон остановился.
Я пожала плечами:
— Ты всю неделю избегал меня, ходил на свидания с другими девушками. И потом… Я видела, как ты разговаривал с моим отцом. Решила, что ты объясняешь ему, почему должен отправить его дочь домой.
Я сглотнула застрявший в горле соленый ком. Не хватало только разреветься у всех на глазах.
— Америка.
— Я все понимаю. Кто-то должен уйти, а я Пятерка, а Марли — народная любимица…
— Америка, не надо, — сказал он ласково. — Какой же я идиот. Я понятия не имел, что ты так все истолкуешь. Я думал, ты уверена в своем положении.
Я окончательно запуталась.
— Хочешь откровенно? — Максон вздохнул. — Хотелось дать остальным девушкам шанс. С самого начала я смотрел лишь на одну тебя, только ты была мне нужна. — (Я на миг опустила голову, не в силах выносить его пронзительный взгляд.) — Когда ты сказала мне о своих чувствах, я был так счастлив, что не мог даже до конца в это поверить. Мне до сих пор не верится, что все это происходит наяву. Ты удивишься, как редко я получаю то, чего мне по-настоящему хочется.
В глазах Максона таилось что-то непонятное, какая- то печаль, которой он не готов был со мной делиться. Но он усилием воли отогнал ее и продолжил объяснять, двигаясь под музыку:
— Я боялся сделать ошибку, ведь ты можешь в любую минуту передумать. Все это время искал подходящую альтернативу, но беда в том… — Максон снова в упор посмотрел на меня, — что другой такой нет. Может, я плохо ищу, или мы с ними просто друг другу не подходим. Не важно. Я знаю, что мне нужна ты. И это до смерти меня пугает. Постоянно жду, что ты возьмешь свое слово обратно и попросишься домой.
Я не сразу пришла в себя. Внезапно все предстало в ином свете. Я могла понять это чувство. То, что возникло между нами, было слишком хорошо, чтобы быть правдой. В это просто невозможно поверить. С Максоном я так чувствовала себя каждый день.
— Вот уж этого ты точно можешь не бояться, — прошептала я ему в шею. — Скорее уж ты поймешь, что я недостаточно хороша.
Его губы щекотали мое ухо.
— Милая, ты само совершенство.
Я притянула к себе его, а он притянул меня, и мы оказались друг к другу гак близко, как никогда не бывали прежде. Где-то на задворках сознания брезжила мысль о том, что мы находимся в людном зале, что маму, если она сейчас нас видит, точно хватит удар, но мне было наплевать. В тот миг меня охватило такое чувство, будто, кроме нас двоих, в мире больше никого нет. Когда я отстранилась, чтобы взглянуть на Максона, то поняла, что перед глазами у меня все плывет от слез. Но это были сладкие слезы.
— Я не хочу никуда спешить. Завтра объявлю имя той, которой придется уйти, это потешит моего отца и публику. Но я вовсе не хочу тебя торопить. Ты должна взглянуть на покои принцессы. Они примыкают к моим, — добавил он негромко.
При мысли о такой близости к нему у меня подкосились ноги.
— Думаю, тебе стоит начать обдумывать, как ты хочешь там все обустроить. Ты должна чувствовать себя как дома. Тебе придется выбрать еще несколько служанок и решить, хочешь ли ты, чтобы твои родные жили во дворце или где-нибудь поблизости. Я буду во всем тебе помогать.
Где-то в моем сердце прозвучал тихий голосок: «А как же Аспен?» Но я была так поглощена Максоном, что едва ли его слышала.
— Когда будет прилично закончить Отбор и я сделаю тебе предложение, хочу, чтобы твое «да» было таким же естественным, как дыхание. Обещаю, что приложу все силы, чтобы это произошло. У тебя будет все, что тебе нужно. Все, что ты захочешь, только скажи.
Меня переполняли эмоции. Он все прекрасно понимал: и как трудно мне решиться сказать ему «да», и как пугает перспектива стать принцессой. Максон готов был ждать, сколько потребуется, бросив к моим ногам все блага мира. Это было одно из тех мгновений, когда я с трудом верила, что все происходит наяву.
— Максон, это несправедливо по отношению к тебе, — выдавила я. — Разве во всем мире найдется что- то такое, чем я могу отплатить тебе?
Он улыбнулся:
— Я хочу лишь, чтобы ты пообещала, что будешь со мной, будешь моей. Иногда у меня возникает такое чувство, как будто ты слишком хороша, чтобы существовать наяву. Пообещай, что никуда не исчезнешь.
— Разумеется. Обещаю.
С этими словами я положила голову ему на плечо, и мы принялись танцевать один медленный танец за другим. На глаза мне случайно попалась Мэй. Лицо у нее было такое, как будто она готова умереть от счастья, глядя на нас вдвоем. Мама с папой тоже наблюдали за нами. Папа качал головой, как будто хотел сказать: «Ну вот, а ты считала, что он собирается отправить тебя домой». Тут мне пришла одна мысль.
— Максон? — спросила я, вскидывая на него глаза.
— Да, милая?
Я улыбнулась этому обращению.
— О чем ты разговаривал с моим отцом?
Максон фыркнул:
— Он в курсе моих намерений. И хочу тебе сказать, он всецело одобряет наш союз, при условии, что ты будешь в нем счастлива. Я заверил его, что так и будет, и сказал, что ты, похоже, и так счастлива здесь.
— Это правда.
Я почувствовала, как Максон прерывисто вздохнул:
— Значит, нам с ним больше ничего не нужно.
Рука Максона скользнула по спине и остановилась на талии, крепко удерживая меня. Этот жест говорил больше, чем тысяча слов. Значит, это все происходит наяву, со мной, что я могу разрешить себе поверить в это. Я знала, что ради того, чтобы быть с ним, готова отказаться от всех дружеских отношений, которые успела завязать во дворце, хотя была уверена, что Марли ничуть не расстроится, если не станет победительницей. И что я должна подавить в себе чувства, которые питаю к Аспену. Это не будет быстро, и мне придется признаться во всем Максону, но я это сделаю.
Потому что теперь я принадлежала ему. Я вдруг поняла это. Никогда и ни в чем не была уверена так твердо. Впервые за все время я четко увидела эту картину. Узрела длинный проход, собравшихся гостей и Максона, ожидающего меня у алтаря. Его прикосновение сделало все осязаемым.