Насколько я знаю, несколько нечистых семей обязаны носить предупреждающий об опасности знак — яркий прямоугольник — в местах, где запрещено насилие, вроде земли детей или замка хозяина. Метка предупреждала: ее носитель опасен сам по себе, одним присутствием, независимо от его желания причинять вред. Навскидку могу назвать парочку родов — подвии и злыдни. Первые, не шевельнув и пальцем, подтолкнут тебя к поступку, но совершишь ты его сам, будь то подлость или подвиг, расхлебывать, соответственно, тоже будешь сам. В присутствии вторых удачи не жди, подавиться куском пирога или споткнуться на ровном месте — самые невинные последствия такого знакомства.
На лице пленника не было страха, была злость на тех, кто лишил его свободы. С губ не сорвалось ни одного слова, ни одного ругательства или проклятия. Только рычание, так ведет себя собака, попавшаяся службе отлова.
Угрим, не мешкая, взмахнул рукой — и удерживаемый окутался белесой дымкой изморози, навеки застывая ледяной статуей.
— Черт, — простонал меченый мужчина, отдергивая руки от замерзающей лапы с когтями.
Он был молод, черноволос, с широкими скулами и раскосыми азиатскими глазами.
— Можете не благодарить, — голос Угрима был холоден, как и его магия.
— Благодарить? — Хранительница обернулась, и от огня ее глаз отступили все. — Это лишенный разума, и мы взяли его живым, а ты…
— Он напал на ученика, его в любом случае ждала смерть, — не принял упрека наставник.
— Он оружие, — рявкнул черноволосый. — Родителям мальчика будет интересно, кто и по какой причине лишил нас шанса выйти на виновного.
Разгорающийся скандал нравился зрителям, которых с каждой минутой прибавлялось, ничуть не меньше, чем поимка голого человека. Дети постарше отважились подойти ближе, тихонько подавая какие-то знаки Алисе. Любопытство, жадное и неприкрытое, висело в воздухе. Лишь несколько лиц выражали сочувствие, а одно — страх. Карие глаза из-под русой челки испуганно смотрели на застывшего подо льдом пленника. Мальчишка, на вид немного старше раненого, очень уж старался не привлекать внимания, выглядывая из-за широкого ствола дальнего дерева. Как водится у нечисти, достиг он прямо противоположного эффекта: то одна, то другая голова, уловив эмоции, поворачивалась в его сторону. Правда, потом все взгляды все равно возвращались к нам, мало ли чего боится мелкий, да хотя бы того, что его застукают в неположенном месте. И я бы так решила, если бы парнишка не казался мне смутно знакомым. Тот же испуг был на его лице в первый мой визит в filii de terra. Первый встреченный мной тогда ребенок.
— Я убил убийцу, — стоял на своем Угрим.
— Его бы допросили, и кто знает?..
Я отвлеклась на минуту, а когда опять посмотрела на толстый ствол, наткнулась на полное ярости лицо. Тут уж обошлось без гаданий, пацан исчез, на его месте стоял мой сосед. Что здесь забыл Веник — вопрос любопытный, но не настолько актуальный, а уж причин злиться на меня наберется воз и маленькая тележка. Удивляло другое: столь открытое проявление чувств было несвойственно осторожному падальщику.
— Допросили? Лишенного разума? — В голосе Угрима прорезалась ирония. — Я сэкономил всем время, звери не разговаривают.
— Поэтому и убил, — помощник хранительницы встал напротив учителя, — чтобы отрубить все концы? Допросы бывают разные.
Разговор явно выходил за рамки словесной перепалки.
— Адаш, ты смеешь обвинять меня? — Угрим прищурился и шагнул к черноволосому. — Ты — ходячее несчастье,[2] если уж кого и обвинят, то не меня.
Значит, все-таки злыдень, отметила я, невольно делая шаг назад и немного стыдясь этого.
— Вырви ему горло, Адаш! — азартно выкрикнула Пашка, и несколько человек в собирающейся толпе ее поддержали.
— Благодарю за поддержку! — сдержанно прокомментировал выпад бывшей подружки ледяной наставник. — На тебя, Прасковья, всегда можно было положиться.
Все были на взводе. Мужчины сцепились бы, это было вопросом времени. Все шло к хорошей драке. И она произошла. Но главные действующие лица удивили.
Из кустов, минуя ту тропинку, которой мы пришли, не выбежал, а вылетел молодой парень, подросток лет пятнадцати, с искаженным от ярости веснушчатым лицом. Он не видел никого: ни явидь, с которой едва разминулся, ни сошедшихся, как бойцовские петухи, учителей, ни хранительницу, ни застывших в ожидании зрителей. Его вела ярость, а перед глазами стояла одна цель.
— Ты за это заплатишь, Седая! — ломающийся голос сорвался на фальцет.
Он не остановился ни на мгновение, не позволил себе ни промедлить, ни задуматься. Я при всем желании не успела ему помешать. Он накинулся на Алису, рыча и оскаливая белоснежные клыки. Святые! Парень был выше моей дочери на голову и вдвое массивнее. В отличие от меня Алиса оставалась спокойной, позволив себе высокомерную улыбку, прежде чем они сцепились и покатились по траве. Брызнула кровь. Я закричала.
Я бросилась вперед раньше, чем осознала, что хочу сделать. Было забыто все: и собственная медлительность, и неповоротливость, и осознание того, что передо мной ребенок, — мораль, воспитание, нежелание причинять вред были отброшены в мгновение ока. Сейчас я хотела быть нечистью. Голова мальчишки оказалась перед глазами на одну секунду, но этого хватило, чтобы вцепиться ему в волосы.
— Арх, — парень захлебнулся рыком и отмахнулся.
Я даже не уловила его движения, почувствовав смазанный, слава святым, удар по лицу. Больно! Рот тут же наполнился кровью, руки разжались, и я покатилась по траве.
— А вот за это заплатишь ты, Видящий! — закричала Алиса и они снова сплелись в живой клубок.
Я вскочила на ноги, смутно ощущая в руке знакомую тяжесть рукоятки ножа. Но не остановилась. Вечный вопрос выбора: твой ребенок или чужой — решен уже давно. Я не учла, что здесь есть создания быстрее меня. Они вмешались не сразу, так как зрелище пускающих друг другу кровь подростков было чем-то мило их сердцу. Я и мой нож не оставили им выбора. Угрим и Адаш растащили учеников прежде, чем я успела сделать шаг, четко и по-деловому.
Рубашка на плече парня быстро намокала от крови, не повезло конопатому. Алиса демонстративно облизала заостренный коготь.
— Кровь за кровь, Видящий, — засмеялась она, коса растрепалась, футболка была чуть надорвана у горла, пятна травы и земли на светлых хлопковых бриджах. Я с облегчением выдохнула.
Парень дернулся, но Адаш держал крепко.
— Убери нож! Немедленно! — Пашка схватила меня за руку.
Я повернулась, только сейчас заметив хранительницу. Мила смотрела на лезвие, и в ее глазах бушевало пламя. Обнаживший оружие против ребенка в filii de terra подлежал уничтожению. Ее долг защищать. Я торопливо убрала лезвие, подняла руки. Мила стояла прямо передо мной, в долю секунды переместившись с того края просеки. Буря в ее глазах не утихала.
— Святые, прости! — выдавила я, глядя в ее магическое пламя.
— Нет! Не смей! — закричала Алиса.
Парень засмеялся. Происходило то, чем меня пугали три года. Моя слабость стала причиной несчастья, которое погубит нас обеих. Хранительница в своем праве. Вынуждена признать, Кирилл был прав. Они все: Угрим, Веник, Пашка — были правы, я не часть этого мира, оттого и сдохну, если срочно что-нибудь не сделаю, не докажу, что не просто не хотела, неправда — хотела, а не могла причинить парню вред.
Что ж., я взялась за нож.
— Ольга, нет! — рявкнула Пашка.
Лезвие вышло из ножен легко и бесшумно. Мила перехватила руку. Жесткий до боли захват. В ее глазах стояла боль. Та, которой я помогала спасти сына, страдала, хранительница выполняла свой долг.
Я крутанула кожаную рукоять и прижала лезвие к ее пальцам, не в попытке причинить боль, в попытке спастись.
— Железо, — крикнула я, — слышишь? Железка такому, как он, не опаснее комариного укуса. Мила!
Что еще могла взять с собой? При условии, что моя спутница учует собственноручно помеченное серебро шагов с десяти?
Девушка вздрогнула и отступила. Больше всего это походило на пробуждение от гипноза. Она была очень юной, и в жизни человеческой, и в роли хранительницы. Она плохо контролировала вылезающие на первый план инстинкты защитницы.
— Не делай так больше, — попросила она.
Я убрала нож, но говорить ничего не стала. К чему давать невыполнимые обещания?
— Вы еще поплачьте. — Парень, больше не удерживаемый злыднем, держал в руках телефон, и тот, могу поклясться, работал в режиме камеры. А ведь это идея!
— Держал бы язычок за зубами, — посоветовала ему Алиса, — пока не укоротили.
— Стоп, — скомандовал Угрим, — предлагаю этих двоих рассадить по разным углам до выяснения всех деталей.
— Зачем? — поинтересовалась Пашка.
— Затем, что это Вадим Видящий, там, на тропе, умирает Варлаам Видящий, а она Седая.
— Этот умник решил, что мне есть дело до его ненаглядной семейки, — Алиса подошла ближе.
— Не притворяйся овцой. — Видящий убрал телефон в карман, Адаш напрягся, но нападать парень не стал. — Вы мечтаете взять реванш с тех пор, как к нам отошел Поберковский источник. Что, скажешь не так? Кто еще на такое осмелится?
— И как смерть мелкого нам в этом поможет? — девочка фыркнула.
Я подошла к заснувшему вечным сном «лишенному», на ходу доставая телефон. Связи, конечно, не было, но камера работала. Первые три снимка вышли смазанными.
— К чему это? — спросил лишающий удачи.
— Сам сказал, допросы бывают разные. Будь это хоть нечисть, хоть человек..
— Это человек. Бывший, — вставил черноволосый.
Я чертыхнулась, рука дрогнула, и на дисплее отразилось размытое нечто.
— Тем проще, у человека обычно есть семья, друзья, работа, дом, машина, кредит. Надо выяснить, кто он и откуда, когда пропал, и посмотреть, куда приведет эта ниточка, — еще один кадр с тем же успехом. Да что же это такое! Я дернулась, и аппарат выскользнул. Если бы не Адаш с его реакцией, осталась бы без устройства. Но с другой стороны… Злыдень кивнул, протянул телефон и с кривой улыбкой отошел. Я попробовала еще раз и стала обладательницей детальных кадров замерзшего человека. Злыдень, стоя с другой стороны прогалины, без особой вины развел руками. Мы то, что мы есть.
— Я закрыла filii de terra, — обрадовала нас Мила, — на сутки. Никто не уйдет, пока мы не найдем виновника.
— Тогда действительно этих двоих разумнее запереть, — согласилась я.
— Мама! — В голосе Алисы возмущение смешивалось с обидой, такого она от меня не ожидала.
Раз уж настало время признавать чужую правоту, то действовать надо соответственно. Пора перестать вытирать сопли одному из самых опасных хищников, хотя и очень хочется.
— Они могут обвинить Алису? — спросила я у Пашки спустя час.
Мы сидели на крыльце каменного двухэтажного дома. Явидь в раздражении дернула плечом, настроение у змеи было не очень, ей пришлось оставить за этими крепкими стенами Невера — в неком подобии яслей в компании подросшего Игоря и еще пары сладко спящих ребятишек. На самом деле «пришлось» — неверное слово, она сама настояла на этом, всяко лучше, чем сутки болтаться в рюкзаке за плечами.
Во дворе на детской площадке играли дети постарше под пристальным вниманием молоденькой ведьмы в фиолетовом сарафане и широкополой шляпе.
— Какие для этого основания? Доказательства? — продолжала рассуждать я. — Она парня не трогала.
— Веские, — из-за угла здания вышел Адаш, Мила соткалась из воздуха к вящему восторгу малышни.
Сегодняшние гости filii de terra еще не поняли, что вернуться домой сразу не удастся. Большинство предпочло провести время с детьми, раз уж уроки отменили, но были и те, кто задавал вопросы и возмущался. Этих Мила банально послала прямиком к Видящему в… в общем, сослалась на распоряжение сверху, и они отстали. Пока.
Мы разошлись с поляны каждый в свою сторону. Девушка и злыдень утащили тело лишенного в исследовательские подвалы. Мы с Пашкой сопроводили не в меру воинственное молодое поколение на полигон и оставили их на максимально удаленных друг от друга площадках под присмотром наставников, в роли одного из которых ожидаемо выступил Угрим. До утра их ждала увлекательная отработка контроля эмоционального фона. Судя по тому, как скривились подростки, занятие обещало быть в меру нудным, то, что надо, чтобы остудить горячие головы.
— Я в долгу перед тобой, — начала хранительница, — поэтому скажу как есть. Лишенный разума — больше не человек, и человеческие правила к нему неприменимы. Он — зверь. Зверью на землю детей хода нет, за одним исключением: питомец может попасть сюда в сопровождении хозяина.
— Даже хищник? — спросила явидь.
— Других наши детки не держат, — хмыкнул лишающий удачи.
— То есть нападение было спонтанным? — уточнила я, поднимаясь. — Хищник «без разума» без конкретной цели напал на первую же подвернувшуюся добычу. И дело не в конфликте Видящий — Седой?
Злыдень и хранительница переглянулись.
— Зверя можно выдрессировать, натаскать на определенный запах. Попав сюда, лишенный не был зол, он взял след добычи, на которую его натаскали, а догнав, напал, — пояснила девушка.
— Вы много знаете об этих лишенных. — Пашка встала.
— Да, — Мила вздохнула, — я уже сталкивалась с ними.
Она рывком подняла мешковатый свитер. От горла вниз шли выпуклые багровые полосы — рубцы, частично скрытые бюстгальтером и ныряющие за пояс брюк.
— Святые, — вырвалось у меня.
— Первого лишенного натравили на меня. — Свитер вернулся на место. — Кто-то провел зверя, зверь взял след, зверь убил. Потом мы нашли мои трусики, издевательски развешенные на ветке сразу у перехода. Зверь шел по запаху.
— Вот что мы нашли сейчас, — Адаш вытянул руку, в которой печально болтался одинокий черный носок, — принадлежит младшему Видящему, раньше он не имел привычки развешивать свои вещи на деревьях.
— Не получится, — сказала я, — приведший зверя знал, куда, кого и для чего он ведет. Земля детей читает души, как открытую книгу. Приведи я на поводке динозавра с намерением откусить голову учителю физкультуры или одногруппнице-доставале, filii de terra меня не впустит.
— Впустит, если ты не знаешь, кого и для чего ведешь, — злыдень посмотрел на носок, — задачи разделили, как ингредиенты коктейля. Один приводит лишенного, проделка, преподнесенная как шалость. Без цели, без смысла. Второй наводит на цель. От него требуется взвести оружие, достать «запах цели», для этого даже не обязательно покидать землю детей. Координатор сидит не здесь, он там, — Адаш махнул рукой, — здесь ингредиенты соединили. Напиток подан, главное, когда пьешь, не захлебнуться.
— Что за дурак тащит на веревочке хищника и не интересуется, чем оного будут кормить? — буркнула Пашка.
— Ему посоветовали не интересоваться, — Мила прищурилась, — посоветовал тот, кому не отказывают.
— Теперь они знают, — вставила я.
— И будут молчать, — сказал Адаш, — потому что вылететь из filii de terra — это одно, а держать ответ перед Видящим — другое.
— При чем здесь Алиса? — спросила я.
— При всем моем уважении к тебе, — хранительница махнула рукой, — меня убрали, если не по приказу, то уж точно с согласия Седого.
— Не докажешь, — хмыкнула Пашка. — Даже если и так, кто Седой и кто ты, при всем моем уважении. Так что давайте поближе к сегодняшнему дню и к Алисе.
Я кивнула. Доска под правой ногой проломилась. Лежать бы мне на земле, не будь у крыльца всего одна ступенька.
— Вещи с запахом жертв добыл кто-то из местных, — протянул Адаш.
Держась за перила, я отступила от злыдня на пару шагов, лодыжка ныла.
— Сколько тут учеников? Учителей? Работников? Посетителей? — скривилась явидь. — Давайте серьезно. Если вы с этим придете к Видящему, он с вас шкуру спустит за подставу перед Седым, а ведь еще и извиняться придется.
— Лишенный не маленькая незаметная зверушка, — стал объяснять злыдень, — его привели непосредственно перед нападением, иначе слишком велик риск быть замеченным. Дети любопытны, иногда кажется, что у них глаза даже на затылке.