Немолодой уже мужчина, с бородой едва ли не до серых, внимательных глаз, загорелое лицо лоснилось от пота, то ли слишком жарко там у них было, то ли чересчур устал.
Слова собеседника произносил Гена, они ведь возникали у него мозгу, но вот голос — тот заметно отличался от мягкого Гениного тенорка. Глубокий, слегка надтреснутый бас, таким голосом можно командовать войсками или изрекать проклятия врагам. Видимо, воздействие шло и на речевой аппарат медиума.
— Мы слышали и раньше, но ответить не смогли… Большой маг уже у вас… Начальник тысячи… — Гена замялся, пытаясь подобрать словесный эквивалент тому, что ощутил внутри. — В общем, какой-то немалый чин в этом ихнем Тхаране, — уже своим обычным голосом добавил он. Потом вновь заговорил голосом бородатого. — Ему поручено готовить исход… надо помешать… вернуть… мы ищем того, кого ему пришлось переместить в Оллар. Но пока не можем. Нужно… Если вы знаете, кто… Его изображение.
Петрушко предусмотрел и такой поворот. Сейчас же фотография Димы Самойлова была поднесена к зеркальной поверхности.
— Хорошо… Попробуем… Если… Большой маг уйдет, и тогда еще нескоро… Государь со дня на день пошлет на юг хандары… легионы… Осторожность… Он сильный… Сильнее того, в ком я сейчас говорю… Не пытайтесь сами, следите и ждите… Нужно тламмо, и только тогда… Да будет на вас мир и отблеск Единого, Рожденного и Нерожденного… Ждите…
И тут зеркало треснуло, вновь побежали по воде лиловые круги, а погасшие свечи зачадили, съежились черными огарками. И вскоре вода стала обыкновенной водой. Гена, вытерев со лба пот, выплеснул миску в раковину.
— Ну вот, вроде хоть что-то. Правда, понять что-то содержательное сложно.
— Послушаем еще, — предложил Петрушко, перематывая кассету.
— По крайней мере, — заметил майор Семецкий, замначальника оперативного отдела, — подтвердилась гипотеза о переходе сюда эмиссара из Тхарана. Понять бы еще, что за исход он готовит, и чем это опасно нашим олларским друзьям…
— Если это действительно друзья, — покачал головой Виктор Михайлович. — Фактически мы ничего о них не знаем, и есть ли у нас общие интересы — вот вопрос. То, что они хотят решить свою проблему нашими руками — очевидно. И я не вижу в том ничего плохого, если это и нам выгодно.
— Нам-то выгодно, — решительно заявил Гена. — Те, с кем мы держим контакт, «Люди Единого», по крайней мере не хотят, чтобы от них к нам кто-либо перемещался. Как я понимаю, и мы добиваемся того же.
— Граница на замке? — прищурился Юрик Семецкий. — Разумно. Отношения могут быть лишь потом, когда их при необходимости можно односторонне прекратить. А эти «Люди Единого» что-то вроде секты?
— Видимо, — кивнул Гена. — Но секта многочисленная, готовящаяся со дня на день стать господствующей верой.
— Вот только в их религиозные войны нам и не хватало влезать, — усмехнулся Петрушко. — Как-то, знаете ли, и своих ваххабитов по уши хватает.
— А кто влезает? — удивился Семецкий. — Пускай Тхаран отсюда убирается, а уж как они в Олларе будут между собой грызться, не наша забота. «Люди Единого» наши союзники лишь в том, что касается блокады.
— А вы уверены, ребята, — подала голос молчавшая доселе Генина ассистентка Лариса, — что блокада всегда будет нужна этим «единянам»? Что они сами не полезут к нам, со временем? Нести, например, свет истинной веры? Фанатики, они же и в Африке фанатики. А тут даже не Африка, тут вообще…
— Лариса Сергеевна, — терпеливо произнес Петрушко, — здесь ни в чем нельзя быть уверенным. Это уравнение с кучей неизвестных. Мы не можем сейчас решать стратегические задачи. Нам бы вышибить отсюда эмиссара и предотвратить дальнейшие перемещения, вот и все.
— И ребенка бы вернуть, — деловито пробасил Юрик. — Русские своих не бросают.
Окружающие невесело рассмеялись.
— Пап, — дернул его за рукав Лешка, когда они уже выползли из душной электричкиной утробы на потрескавшуюся старенькую платформу, — а я там этого дядьку видел. Правда!
— Какого такого дядьку? — скучно отреагировал погруженный в себя Петрушко.
— Ну того самого! Который в парке, — протянул Лешка, досадуя на папину непонятливость и заторможенность.
Виктор Михайлович поперхнулся и кинул быстрый взгляд на супругу. Ну, хвала небесам! Настя, невзирая на неподъемные сумки, стремительно неслась впереди, и цель ее не вызывала сомнений — крашенный в темно-зеленые тона станционный магазин.
— Леш, ты это серьезно? — отчего-то шепотом переспросил он. — Ты не шутишь?
— Я что, выгляжу как идиот? — сын решил обидеться. — Я что, дурной или слепой? Именно этот дядька, что в парке хулиганов прогнал. Он наискосок по проходу сидел.
Петрушко сделал пару глубоких вдохов.
— Почему же ты мне сразу не сказал?
— А зачем? — Лешкиному удивлению не было предела. — Что мне, делать больше нечего?
— Ну, — терпеливо ответил Виктор Михайлович, — я бы поблагодарил его, познакомились бы…
— Да он, наверное, и не помнит про меня! — махнул рукой Лешка. — И вообще, нафиг он нам сдался? Скучный весь такой, газету читал…
— «Нафиг» говорить неприлично, — автоматически среагировал Петрушко. — Ты бы мог сказать «на что он нам сдался?» А вообще познакомиться с хорошим человеком всегда стоит. Он, кстати, раньше нас вышел, не заметил?
— Не-а, — мотнул головой Лешка, — он остался. Наверное, ему до Серпухова.
— Ладно, проехали… Беги лучше к маме, поможешь очередь занять. А то ведь попадет нам с тобой, что одну ее бросили.
Едва только Лешка, сверкая незагорелыми икрами, скрылся в дверях магазина, Петрушко вороватым движением извлек мобильник и надавил кнопку.
— Юрик? Срочно. «Болонья» едет сейчас в электричке до Тулы, с Курского вокзала отошла в девять сорок пять. Лешка опознал. Что? Нет, не пробовал. Да, но осторожно. Все, кончаем связь.
Он вновь спрятал мобильник и попытался ощутить себя нормальным дачником. Получилось плохо.
12
Он как раз ставил чайник, когда в прихожей тоненько тренькнул звонок. Хайяар поморщился, выкрутил конфорку и пошел открывать. Никого он сегодня не ждал, люди Магистра получили задания и должны были проявиться лишь через неделю. Кого же это принесли духи тления? На всякий случай сотворив в воздухе знак «ирра-гъяму», он щелкнул дверными замками.
Духи тления, как оказалось, принесли Анечку. И даже не тления, пристыдил себя он, напротив — духи яблоневого цвета.
— Добрый вечер, Константин Сергеевич, — с порога выпалила Аня. — Вы извините, я вас ни от чего не отрываю?
Была она на сей раз в легком, лазурного оттенка платьице, едва прикрывающем колени. Волосы, схваченные в тугую косу… Румянец щек… Сбившееся дыхание. А в глазах — льдинки слез.
— Абсолютно ни от чего, — кивнул для убедительности Хайяар. — Проходи, пожалуйста. Чаю будешь? Только подождать придется, я как раз кипятить собирался. Эти электроплиты, знаешь ли, такие медлительные. Хотя кому я говорю, этот кошмар ведь по всему дому…
— Константин Сергеевич, я… — выпалила Аня. — Тут такое… Просто так получается, что мне больше некому…
— Так, Аня, — решительно сказал Хайяар, — пошли на кухню, не в передней же говорить, подпирая стенку.
Усадив ее на мягкий плюшевый диванчик, он вновь занялся чайником.
— А то, может, кофе? Ты как, Аня, в смысле кофе?
— Константин Сергеевич, да я ничего не хочу. Просто, понимаете, Владька только что звонил… надо же что-то делать, а своим я не могу… с маминым-то сердцем.
— Так… Давай, рассказывай по порядку, что произошло, — мягко произнес Хайяар.
Владька… Двадцатилетний щенок, Анечкин воздыхатель. Он уже не раз слышал про этого юношу. Нет, все понятно, дело молодое, и странно было бы, не увивайся вокруг такой девушки стая парней. Однако наверняка ведь можно найти и что-то получше. Владька… Если в Анне он чуял блистательную, тонкую породу, кровь истинной кассары, то этот… выгребать навоз, пахать землю, возить на мельницу мешки, ну по крайности подручным в лавке. Не более. Смерд — он и в Железном Круге смерд. Даже в институт не поступил, работает после училища электриком, от армии косит. И что такого в этой прыщавой дылде увидела Аня — светлая, нежная, подобная редкому сапфиру? Поистине Высокая Госпожа Ниу-лон-бао, покровительница любви земной и небесной, недосмотрела… Да, недосмотрела… Или, напротив, покарала за приверженность безумной здешней вере. Впрочем, вряд ли боги Оллара слишком озабочены тем, что творится в Железном Круге… им бы со своим управиться…
— В общем… — Аня запиналась, не зная, с чего лучше начать, — он у Руслана взял машину, покататься… Вы не думайте, он водить умеет, у него и права есть… еще в школе получил, в УПК, категории «б».
— Так… — негромко протянул Хайяар, — покататься, значит? Просто так?
— Да нет, — скривилась Аня, — он, дурачок, меня покатать хотел. Вроде как подарок — подъехать к дому, просигналить. Он же такой, я рассказывала. — Так, — повторил Хайяар, — значит, покатать. И в кого он влетел?
— В джип «Чероки», — всхлипнула Аня. — Набитый бандюками какими-то.
— Сам-то цел? — сухо поинтересовался Хайяар, искренне надеясь, что нет.
— Цел, — радостно ответила Аня, и тут же улыбка ее погасла. — Но машина вдребезги, Русланова «восьмерка». А главное, джип этот идиотский покорежил. В общем, сейчас он оттуда звонил, там уже и милиция, и эти… Выпросил у кого-то мобильник, чтобы, значит, я не ждала, не волновалась.
— Да уж, — кивнул Хайяар, — заботливый юноша. Ну и что же ты теперь хочешь?
Аня тяжело вздохнула.
— Да я сама не знаю… Что теперь будет… Его же братки убьют, как нечего делать. Откуда у него деньги, а они двадцать тысяч требуют… зеленых. И Руслану еще отдавать, за «восьмерку».
— А кто виноват? — мрачно осведомился Хайяар.
— Да он ничего толком и не объяснил, — Аня всхлипнула. — Сказал, чтобы родителям его позвонила, предупредила… Вот… Он же как маленький, Владька. И что теперь?
— Да что теперь? — развел руками Хайяар. — Побегает, поищет деньги, займет, заработает… Ему все-таки не десять лет, а двадцать. В этом возрасте некоторые брали вражеские замки, создавали империи, разрушали города. Но ты-то, Аня, умная же девушка, ты что, действительно собиралась с ним кататься?
— Нет, конечно, — вспыхнула Аня. — Что же я, совсем? Он ведь как в УПК на права сдал, так почти и не водил с тех пор, ну, если кто из друзей даст за баранку подержаться. И вообще, я ему не хочу слишком многое позволять…
— Это правильно, — механически кивнул Хайяар. — Таким многое позволять нельзя. Таких вообще надо… ладно. Я понял ситуацию. И что дальше?
— Я не знаю, — Аня всхлипнула. — Как он позвонил, меня точно кипятком обдало… И родителям-то не скажешь, сами понимаете. Я к вам сразу… посоветоваться. Вы же опытный… — и тут ее прорвало, она уткнулась головой в стол, плечи затряслись.
— Мудрый, старый… очень мудрый и очень старый, — Хайяар подошел к плите, выключил не успевший еще закипеть чайником. — Ладно, поехали.
— Куда? — все еще рыдая, переспросила Аня.
— Туда, — вздохнул Хайяар, — на место происшествия. Похоже, там действительно требуется кто-то очень старый…
Добрались они быстро. Вопреки Аниным опасениям, первый же водила послушно притормозил возле них и с готовностью открыл дверцу.
— Варшавка, возле Международного Почтамта, — сквозь зубы процедил Хайяар. — Полтинник. Садись, Аня.
Водила, усатый краснорожий дядька, молча порулил в указанном направлении. Хайяару даже не пришлось особенно напрягаться. Настоящей магии тут и не требовалось, такому животному хватит и первого Знака Власти.
Он по-прежнему ощущал волну сопротивления от Аниного крестика, но не в пример слабее, чем тогда, на лестнице. Если что, работать он сможет.
«Жигуль» уверенно пилил в потоке машин, перестраивался из ряда в ряд, водителю не приходилось напоминать о скорости — он и сам, казалось, рад был побыстрее избавиться от не совсем обычных пассажиров. А над городом сгущались теплые сумерки, пронзительно пахло бензином, полнеба на западе пылало исполинским костром, а у восточного горизонта уже покачивался острый лунный серп, готовый к обильной жатве.
…Гаишники, как оказалось, уже успели все замерить и отбыли, забрав у растерянного Владьки документы. А вот пострадавшие остались — двое плотного сложения парней в белых рубашках и при галстуках, коротко стриженные и крайне раздосадованные испорченным вечером. Бледный Владька стоял рядом, тоскливо изучал трещинки в асфальте и, похоже, прикидывал, как будет смотреться в гробу, с охапкой чахлых гвоздик на груди.
Высадив их, водитель газанул, стараясь поскорее убраться отсюда. Он даже забыл взять полтинник, и Хайяар не настаивал — в конце концов, пускай смерд радуется, что пригодился благородным господам.
Аня, конечно, бросилась к Владьке, прильнула к тощей груди, засопела, пытаясь сдержать слезы. Тот, растерянный, явно не ожидавший такого поворота, неловко гладил ее по волосам, шептал что-то бессвязное.
Предоставив юную парочку саму себе, Хайяар неспешной походочкой приблизился к разбитому джипу. Его пассажиры слегка оживились.
— Отец, как я погляжу? — скучающим голосом произнес один из них, с ослепительно-белыми зубами, кивнув в сторону Владьки. — Да, неприятности… я понимаю. И главное, машина-то новая была, еще и поездить не успел… Теперь придется новую брать, ты же понимаешь, мы на латаных не катаемся. А это тебе, отец, выходит в двадцать тысяч. Ну, не рублей, ты понимаешь. То есть, если хочешь, можно и по суду, официально. Но чисто по-человечески предупреждаю — по иску придется выплачивать больше. Время, как понимаешь, это деньги в квадрате.
Хайяар молчал, внимательно слушая белозубого, а тот, все тем же скучным и снисходительным тоном продолжал:
— Денег таких, очевидно, нет, и занять не у кого? Понимаю. Что за страна! Но ты не расстраивайся, не все потеряно. Мы ведь тоже не звери, мы выручим. Значит, таким макаром — завтра с тобой съездим к нотариусу, подпишешь договор о продаже квартиры. И не бери в голову, тебе самому с бумажками бегать не придется, БТИ, жилищный комитет, это мы все организуем. Ваша трехкомнатная хорошо пойдет, не меньше сорока, двадцать нам, а на что останется, можно вам и в области неплохое жилье подобрать. Оно и лучше — свежий воздух, природа. Так что выше голову, отец, жизнь только начинается.
— Хорошо иметь домик в деревне, — поддакнул второй и сам же хохотнул своему остроумию.
— Нет, ребята, вы ошиблись. Я не папа, — он мрачно усмехнулся. — Я совсем наоборот. И все будет не так, и жизнь подходит к неизбежному концу. Хайяар тяжело взглянул на обладателей белых рубашек, и те непонимающе уставились на «нестандартного папашу». — Хотите знать, как на самом деле будет? Вот ты, — он ткнул пальцем в весельчака, — умрешь к середине августа, по онкологии, неоперабельная стадия. А вот ты, — хищно улыбнулся он белозубому, — повесишься у себя в сортире. Черная тоска, или маниакально-депрессивный психоз, так это у вас называется. Недельки три пока погуляй, а потом — в петлю. Стоять! — негромко, но властно произнес он, видя, что веселье в бандитских глазах гаснет, а руки тянутся куда не положено.
Поздно, поздно. Мысли Хайяара уже клубились бурым туманом, и из него родилась тонкая, слегка искривленная игла, хищно задрожала, точно усики муравья тси-лмау, раздвоилась — и вошла в сердца так ничего и не понявших парней. Никто, разумеется, не мог ее видеть, все происходило в оммо-тло, первом из внутренних слоев Круга, но вот уже обреченные часто-часто задышали, точно им не хватало вечернего, напоенного бензином и сиренью воздуха, потом их затрясло мелкой дрожью, и оба молодых человека обессиленно сползли вниз, привалившись спинами к останкам своего джипа. Глаза их тупо, бессмысленно уставились друг на друга.
— А не пройдет и часа, мальчики, вам станет очень-очень больно, — участливо сообщил им Хайяар. — Только «Скорая помощь» не поможет. Вам вообще уже больше ничего не поможет. На джипах ездить вредно для здоровья, вас разве не предупреждали? У вас, видимо, плохая память. — Голос его сделался плавным, чарующим. — Вы плохо помните. Вы вообще ничего не помните. Ни кто въехал в зад вашему джипу, ни парнишку, ни девчонку, ни меня… Вы совсем ничего не помните. А если вам напомнят — скажете, что ни к кому претензий не имеете. Вам и не надо их иметь, вам бы сейчас о другом подумать, о том, как войдете вы в черные пещеры Нижнего Слоя, во владения Великой Госпожи Маулу-кья-нгару, и что вы ей там скажете, прежде чем хлебнуть воды из Круглого Озера…