А новый человек выглядел примечательно. Был он худ какой-то особой, нескладной, едва ли не мальчишеской костистостью, и на его впалых щеках золотилась неприбранная какая-то, не вполне уместная бородка. Волосы оказались у него очень светлыми, почти бесцветными, что особенно подчеркивалось тяжелой, в складках, серо-коричневой хламидой. В таких, как Диодор слышал, ходили западные монахи и магики, что делало неуместным появление этого человека тут, в самом что ни на есть руквацком доме князя Аверита.
Руки человек этот причудливо выгнул перед собой и отдал общий поклон. Лишь тогда заговорил:
– Осмелюсь надеяться, что попал, куда нужно… Федр ди'Спартим, прозванный Густибусом. Меня известили, что появление мое не будет для вас неожиданным.
Маг, подумал князь Диодор, самый что ни на есть проклятый западный маг, или что-то настолько близкое к нему, что различия незаметны. Княгиня поднялась, мельком поклонилась новому гостю, и густым, грудным голосом сказала, обращаясь к князю Авериту:
– Я вижу, князь, у тебя полно дел… У меня, впрочем, тоже. Поэтому, не буду смущать гостей, пойду к себе.
– Иди, – кивнул Аверит, едва ли не с облегчением, – иди, княгинюшка. А мы уж сами тут управимся.
Диодор поднялся даже позже, чем успел Дерпен, и оба поклонами проводили княгиню. Вошедший в столовую маг тоже склонился, но не чрезмерно низко, а вежливо, хотя и в необычной манере, отставив назад ногу и снова вытянув вперед руку. Тут же поднял лицо, еще раз, уже внимательнее осмотрел всех и обратился к Авериту:
– Имею ли я удачу видеть хозяина дома?
Все собравшиеся довольно быстро познакомились, хотя это и было непросто, потому что после выхода княгини со своей девушкой, никто толком не знал, нужно ли продолжать завтрак. Лишь маг Густибус, как он себя назвал, окинул стол взглядом, в котором на миг блеснуло веселье, и тогда, конечно, пришлось садиться и снова приниматься за еду на своих тарелках.
А маг принялся уплетать все подряд, даже налил себе, по примеру Аверита, вина, которое пил, правда, очень осторожно, но похваливал. Вообще, усевшись за стол, он отринул свою деланную высокопарность, стал проще и словоохотливей. Он-то и сломал затянувшуюся паузу, принявшись, даже с набитым ртом, рассказывать о себе.
И оказалось, что он – не вполне маг в обыденном, привычном понимании. На самом-то деле, он оказался ученым, специализируясь на сравнительном маговеденье. Более всего ему понравилось учиться на западе, где он получил даже вполне уважаемый градуир магистра в Холмском университете. Это учебное заведение, по его же словам, было не самым большим или знаменитым в ученых кругах, но все же почитаемым за достойное и вполне приличное.
– Мне в Холмсе было хорошо, – маг Густибус улыбался, – быть может, даже более, чем подобает ученому. Чтобы не расставаться с этим славным во всех отношениях городом, я пытался там обучаться и на юридическом факультете, одном из старейших для мелких западных королевств. А хотя душа у меня к этому не вполне расположилась, и особых высот в казуистике я не снискал, но все же лиценциатом права могу называться без всяких околичностей.
Вот тогда-то князь Аверит приободрился, не каждый день к нему на огонек заходили люди с такими квалификациями. Он наполнил себе вином стаканчик побольше, чем прежде, и ему отчетливо показалось, что день все же может сложиться небезынтересно. А Густибус продолжил, наложив себе в тарелку еще блинчиков с рыбой:
– Но так вышло, что задержаться там на преподавательской должности мне не удалось, пришлось, в силу обстоятельств, о которых тут не место и не время упоминать, отправиться на восток. Вернее, на юг Империи, там я задержался на три года в медресе города Назынь, где…
Дальше он продолжить не сумел, потому что и Дерпен вдруг заинтересовался, Глядя на мага слегка скептически, он спросил:
– А ведь я бывал в Назыни. Хотя… не в медресе учился, а у тамошнего мастера мечей, по имени Алгриб. Ты его, случаем, не встречал?
– Нет, встречать мне его не довелось, почтенный ог-Фасм, – маг, как оказалось, даже имена все запомнил сразу и легко. – У нас, очевидно, были слишком разными интересы. Но я о нем, безусловно, слышал. Вот только в моих кругах, он был известен не как мастер мечей, а как известный поэт и философ, что на Востоке одно и то же.
– Верно, – согласился Дерпен, и на миг за его почти непроницаемой восточной маской промелькнула теплота, может быть, даже удовольствие от разговора. – Хотя по мнению многих, с кем я разговаривал там, его упражнения в стихах уступают его умению фехтовать. Кстати, – он быстро посмотрел на князя Диодора, – ученики меча не одобряют его стихов, слишком много в них темного, не всегда внятного.
Эти двое, без сомнения, найдут общие темы, решил Диодор. И всего лишь потому, что они тут, за тысячи верст от названной Назыни встретились, и у них нашлись общие знакомые. А может, они даже там и встречались, только не запомнили этого, потому что не обратили внимания.
– Друг мой, – начал вдруг князь Аверит, – ты находишься в руквацком доме, где темное в любом виде поминать не пристало.
– Ох, – почти беззвучно сказал Дерпен, – прошу простить мне неучтивость, князь. Я не всегда поступаю, как велит ваш обычай, потому что… всего лишь стрелец, служивый и уже по этой причине – невежа.
– Ну что ты, сотник, – смягчился Аверит. – Не стоит так уж… С кем не бывает.
А Дерпен еще раз поклонился, не вставая из-за стола, и тогда всем, но в первую очередь, князю Диодору стало видно, насколько восточник, в сущности, молод. Лишь непривычка к этому типу лица вводила князя прежде в заблуждение.
– Где ты еще учился, Густибус? – спросил Диодор.
– Совсем далеко на востоке, у океана, который тут принято называть Бескрайним, хотя на морских картах, которые я видел там, он носит другое название. Учился я в академии желтой расы, и золотого, Имперского достоинства.
– Неужто… – у Аверита даже на миг голос прервался. – Неужто в академии Золотого Бу? И до каких же высот ты там поднялся?
– Снова, не слишком высоко я взлетел, – маг улыбался теперь почти все время, напряженность, заметная у него вначале, растаяла без следа. – Но все же экзамен на звание гунь-фу второго класса заслужил. Впрочем, это лишь начальный этап обучения для настоящих мастеров, с коими мне пришлось, опять же, расстаться.
– Гунь-фу второй, – как зачарованный вымолвил Аверит, – значит ты должен…
И умолк, обдумывая, что бы и как бы сказать, чтобы теперь уже в глазах гостя не показаться невежей.
– Кстати, князь Диодор, – заговорил о другом Федр Густибус, – должен тебе подсказать, что прибыл я сюда пешком. И если мы должны куда-либо отправляться в путешествие, будет совсем нелишним, если ты обеспечишь меня какой-нибудь смирной лошадкой.
– Да, – кивнул Диодор, – лошади – это важно. Об этом, впрочем, я хочу поручить заботу моему слуге, по прозвищу Стырь. С ним вам придется непременно познакомиться. – Князь подумал. – А раз уж речь пошла о путешествии, которое мы должны предпринять, тогда, надеюсь, Дерпен, ты тоже проследишь, чтобы на имперской конюшне нас, случаем, не обманули и не подсунули одров каких-нибудь.
Дерпен послушно кивнул, соглашаясь с этим первым на новой службе, поручением. Но князь Аверит подался вперед, заговорив:
– Зачем же на имперской, князюшка мой? Если тебе на представительские расходы да на дорогу мошну выдадут, у меня лошадей и купишь. – Он стал хмуриться от раздумий. – Да я тебе таких коней отдам – загляденье! И прямо сейчас можно их посмотреть, у меня тут многие трехлетки стоят, самый возраст для гонцовых-то коней.
Через некоторое время, приодевшись, все вчетвером вышли из княжеского терема и отправились на конюшню. Она, по мирквацким обычаям, располагалась на заднем дворе, и хорошо отапливалась, потому как зима наступала.
В конюшне пахло навозом, лошадиным потом, кожей, свежими опилками. И кипела работа, да так, что некоторые из конюхов только в рубахах остались. Князь Диодор подивился такой вот армейской выучке в спокойном доме Аверита, но оказалось, что тут все забрал в свои руки Стырь, который не привык, чтобы волынили в уходе за лошадьми.
Князя Диодора это позабавило, Аверита удивило, но не очень, видно было, что он решил Стырю не перечить, когда тот вздумал погонять его конюшенную челядь. Все же, как бы там ни было, Диодор улучил момент, отозвал Стыря в сторонку, и проговорил ему негромко, чтобы другие не слышали:
– Ты вот что, хороших коней нам в дорогу присмотри. Похоже, мы их тут покупать будем.
Стырь сразу все понял и шепотом же отозвался:
– И присматривать нечего, они сразу заметны… Своих каретных, подобранных в масть, князь-хозяин не отдаст, конечно… А тот тяжеловес архаровский с нами пойдет?
– Это теперь наш сослуживец, сотник Дерпен, – ответил Оиодор. – Думаю, ему конь не нужен, он из конных стрельцов, у него свой должен быть.
– То-то мне показалось лицо его знакомым, – в раздумье проговорил Стырь, и вдруг вспомнил. – Так это он нас тогда на южной дороге?.. Ну, так тому и быть, раз сослуживец, старое вон. А кому же тогда мне коней подбирать?
– Да что ты о людях спрашиваешь? Это же моя забота… – Не стал Диодор говорить, что и людей ему уже нашли, что это оказалась, более чем его, забота княжича Выготы Аверитича. Но все же указал ему на мага. Стырь осмотрел его, вздохнул и отозвался:
– Наездник он слабый, ему придется кобылку поспокойней предложить, не то будет придерживать нас… Есть тут такая, иноход, как верблюдица, и несамостоятельная, будет держаться наших-то лошадок. – Теперь Стырь смотрел на стойла, а князь Диодор еще раз удивился этому его дару, ведь не жил он тут и двух дней, а уже знал лошадей, и даже характер каждой представлял себе не хуже, как если бы видел их еще жеребчиками. – Она не быстрая, но и не отстанет, особенно, если этот… арахаровец с нами поедет. Знаю я их коней, на вид здоровенные, а в долгом переходе и грудью волнуются, и ноги разболтанные.
Выслушивать эти разговоры Диодору не хотелось, другая у него была забота, поэтому он оборвал Стыря:
– Учти, еще кто-то с нами будет, ты уж и ему коня подыщи. Его, правда, с нами пока нет, но…
Тогда удивился Стырь.
– А как подыщешь, если его не видно? Каждому человеку – своя лошадка нужна, без этого – никак.
К ним направились все, и даже князь Аверит с Густибусом, которые не переставали говорить о чем-то возвышенном, совсем далеком от лошадей.
– Ты не очень-то, – буркнул, начиная торопиться, князь Диодор. – Сказано тебе, идти будем резво, вот на это и рассчитывай.
И вдруг от дверей конюшни раздался певучий голос:
– Мне сказали, что вы тут, добрые люди. Я – отец Иона. Меня прислал к вам княжич Выгота, как он сказал, для дальнейшей службы.
И действительно, у дверей стоял невысокий, в толстой зимней рясе, очень молодой и раскрасневшийся от мороза батюшка в очках. Очевидно, он и был четвертым участником их путешествия. И несмотря на то, что стекла у него запотели, он улыбался, да так хорошо и покойно, что Диодор даже раньше, чем присмотрелся к нему, подивился, едва ли не позавидовал его радости.
Будто не было в мире нигде вражды и неприязни, будто не было ни жестокости, ни злой магии, за которой теперь им, вчетвером, предстояло охотиться и которую следовало искоренять.
4
Выехали из Мирквы только на третий день, уж очень много нужно было сделать перед таким путешествием, Диодор даже расстроился, сколько хлопот потребовалось для этой, почти дипломатической миссии. Самому-то ему легко было собраться, и по армейской выучке он мог бы отправиться в путь со Стырем часа через два, как получил приказ от княжича Выготы, но для всех других потребовалось столько всего, что он только временами зубами скрипел, объясняя, чего хочет, туповатым или просто нелюбезным писцам в Приказе, всякого достоинства казначейским, служивым прочей масти и даже оружейникам из Арсенала, потому что неожиданно пришло распоряжение снарядить посольство знатно, с пышностью. А вот это, как ни смешно, более всего его и задержало. Едва-едва успели сходить в храм, чтобы помолиться, покаяться и благословение получить на дальний путь и, конечно, на удачное выполнение задания.
Когда выехали, даже легко стало, потому что все эти глупые, на взгляд князя, и может, действительно таковые-то, хлопоты, наконец, окончились. А впереди была дорога, дальняя и неожиданная, со всеми неустройствами и приключениями, которые каждое путешествие обещает, кто бы и как бы к пути ни готовился. Он даже по-новому стал смотреть вокруг, но более всего приглядывался к своим спутникам. На дальних переходах человека всегда видно, и едва ли не лучше, чем на исповеди… Если бы князь ее по какой-либо случайности услышал.
Мирква с этой, западной стороны показалась ему неожиданной, более зажиточной, чем с юга, когда он со Стырем к ней подъезжал, и ведь всякий знает, что Заречье считается богатым, а вот поди ж ты… И дома тут стояли более ухоженные, чем он привык видеть, и дворы были солидней, и люди отличались, словно и не из первопрестольной он отправлялся, а из какого-нибудь северного и торгового города, о которых в армии говорили, что там служить не в пример южным полкам сытнее и спокойнее.
И все же даже Мирква скоро окончилась, пошли всякие подгородние имения, терема, стоящие, будто церкви, на пригорках, чтобы вид из них был подальше, которые потом сменились усадьбами уже настоящего, вотчинного вида, и лишь потом появились дома разного достатка пригородного люда. Но иной раз и дом крестьянина был не хуже усадьбы, ведь видно же было, что крестьянин тут живет, а все же… И скотный двор у него был широк и ухожен, будто конюшня для племенных коней, и жилье в два-три этажа, не считая подклетей внизу, и службы выглядели не скромной деревенской постройкой, а блистали украшениями, росписью, резбой и такой чистотой, что только грязи под ногами коней на тракте удивляться оставалось.
Всем хороша была Мирква с этой стороны, глаз радовала, и сердце грела, вот только… Почему же только с этой стороны она так смотрелась? Должно быть, пробуя избавиться от ненужных мыслей, князь Диодор погнал коней шибче, чем привык в походе. Его Самвел, даром что здоровый был и свежий, пошел, как гонцовый конь, без устали забирая снежную и скользкую дорогу под копыта. Да Огл под Стырем не отставал от привычного своего вожака, увлекая хоть и нагруженную больше обычно, но все же привычно заводную Буланку. А вот остальные коняшки…
Князь попробовал сообразить, может дело в том, что он приказал Стырю коней все же не перековывать на зимние подковы. Им же только чуть нужно было по зимнику пройти, до Руговы, верст под тыщу, не больше. Что это для хороших коней за путешествие?.. А там, на западе, наверное, и снега нет, только дороги мощеные, тогда шипастые подковы на них будут ноги коням бить вовсе немилосердно. Он и Дерпену сказал, чтобы к тому был готов, а уж о тех двух лошадях, которые он для батюшки и мага прикупил у князя Аверита, и говорить нечего, их Стырь и сам бы на шипастой подковке за ворота не пустил.
Но в общем, пока лошади еще красовались, легко держали рысцу, зато седоки… Дерпен, конечно, справлялся, и конь у него – огромный, угольно-темный, с широченной грудью и такими высокими ногами, каких Диодор даже у верблюдов не видел, шел не очень верно и размашисто, но все же шел. Только неровно, то прибавит, даже Самвела перегонит, то вдруг отстанет, забив холодным воздухом легкие. А вот батюшка Иона на своей кобылке, со странным для лошади именем Щука, отставал. Хотя, пожалуй, еще не по своей вине, силы у батюшки были, он мог, пожалуй, в таком темпе, не один день скакать. Зато Федр Густибус на странном, невысоком коньке, которого неизвестно почему Стырь выбрал изо всех, вероятно, не просто так названный Недолей, вовсе стал болтаться в седле, как избитый банный веник, а не всадник, едва они прошли верст тридцать, до Звенийска.
Князь даже спросил Стыря, когда они приостановились в Звенийске, чтобы и коням дать роздых, и перекусить чего-нибудь в обычном придорожном трактире, и Густибусу с батюшкой придти в себя: