Воздух заполнил запах горелой плоти.
На мгновение повисла тишина. А затем раздалось то, о чем Дуротан и помыслить не мог: крики радости и одобрения при виде связанного беспомощного врага, умирающего от пыток!
Дуротан смотрел в ужасе, как еще одного пленника убили для «показа магии»: одно из симпатичных призванных существ хлестало его кнутом, и дреней стоял парализованный, пока на него лился огонь, пока тьма пожирала его тело. У третьего пленника высосало душу и магическую сущность чудовище, похожее на изувеченного волка со щупальцами на спине.
Тошнота подкатила к Дуротанову горлу. Синяя кровь, пепел от сожженной плоти покрывали землю, бывшую когда-то священной. Землю, еще и теперь пышную, плодородную, но покой ее был жестоко осквернен. Здесь танцевал, пел под луной, уговаривался с другом, здесь ухаживал за любимой. Поколения орков праздновали единство на месте столь священном, что любая свара немедленно прекращалась, а ссорящимся приказывали помириться — либо покинуть долину. Дуротан не был шаманом, не мог видеть духов земли и воды, но и без шаманского дара ощущал их боль и отчаяние как свои собственные.
Неужели мать Кашур захотела бы такого? Радостный гомон бился в уши, в ноздри лезла вонь крови и горелого мяса. И хуже всего было смотреть на единоплеменников, ликовавших при виде боли и мук тех, кто не мог даже и плюнуть во врагов. А такие ликующие были и среди Северных Волков…
Как сквозь туман ощутил боль в руке. Глянул, растерянный, — Дрека стиснула так сильно, что, казалось, хочет сломать кости.
— Да здравствуют шаманы! — раздалось из толпы.
— Нет! — Голос Гул'дана разнесся над всеми. — Они теперь не шаманы. Стихии оставили их, и они больше не будут умолять их о помощи. Смотрите же на тех, кто обладает силой и не страшится ее использовать! Смотрите на чернокнижников!
Дуротан заставил себя посмотреть на священную гору. Та все так же спокойно и безупречно устремлялась ввысь, грани ее все так же отражали свет. Почему же она не рухнет, не разорвется, как сердце существа, ужасающегося содеянным в ее некогда благодатной тени?
Вечером началось разгульное веселье. Дуротан сам не захотел в нем участвовать и запретил клану. Когда шаманы клана сидели у костерков, подавленные, и жевали уныло скудный ужин, Дрек'Тар отважился спросить то, что у всех вертелось на языке.
— Вождь мой, ты позволишь нам изучить магию чернокнижников?
Надолго повисла тишина, нарушаемая лишь потрескиванием дров в костре. Наконец Дуротан заговорил:
— Прежде я спрошу тебя: одобряешь ли ты произошедшее сегодня с пленными?
— Конечно… ну… лучше б было, если бы мы в битве их встретили, с оружием… — выговорил, запинаясь, растерянный шаман. — Но ведь они — враги. Они это доказали.
— Доказали, что могут сопротивляться, когда на них нападают? Они доказали только это и ничего более.
Дрек'Тар запротестовал — Дуротан махнул рукой: молчи, мол, и слушай.
— Я знаю: это воля предков, но сегодня я увидел то, чего и вообразить не мог. Сегодня священные поля, где веками наши предки собирались в неизменном, священном мире, осквернены кровью тех, кто и руки не мог поднять в свою защиту!
Заметил движение у края пространства, освещенного костром, уловил Оргримов запах. Но продолжил спокойно:
— Скверна разлилась под самой Ошу'гун. Убившие дренеев сегодня пролили кровь не ради защиты нашей земли. Пленных предали мучительной смерти лишь ради похвальбы новой магией.
Оргрим кашлянул вежливо, и Дуротан пригласил его к костру. Оргрима все пришедшие Северные Волки хорошо знали, и он уселся у костра как свой, уверенный в гостеприимстве и доброжелательности.
— Оргрим, первые чернокнижники… они же из твоего клана… ты про них что думаешь? — спросила Дрека, тронув осторожно руку друга.
Тот тяжко нахмурился, глядя в огонь, подбирая слова.
— Если уж нам пришлось воевать с дренеями — и даже вы, Северные Волки, с этим согласились, — мы должны добиваться победы. Стихии не отвечают шаманам. Духи стихий всегда были капризны и непредсказуемы — ненадежные и неверные союзники. Не то что настоящие друзья.
Глянул на Дуротана, чуть улыбнувшись. Хоть и тяжело было на сердце, Дуротан улыбнулся в ответ.
— Эти новые твари, новые силы — они кажутся надежнее. И разрушительней.
— Но в них что-то такое… неестественное… — прошептала Дрека.
Тут поспешно вмешался Дрек'Тар.
— Дрека, я понимаю твою озабоченность. Это в самом деле, неестественные силы — по крайней мере, для нас, шаманов, чья магия исходила от природы. Но кто сказал, что ими нельзя пользоваться? Раз они существуют — есть же и у них свое место в порядке вещей? Огонь всегда огонь — вырывается он из мелкой скачущей твари или с благословения духа огня, обжигает он одинаково.
Я согласен с уважаемым гостем: раз мы ввязались в войну, мы должны попытаться ее выиграть!
Дрека покачала головой, повела руками, будто нащупывая верные слова.
— Тут дело не просто в заклинании огня или даже в странных шарах из тьмы. Я билась с дренеями, я убивала их. И никогда я не видела их корчащимися от боли, вопящими, стонущими.
Твари, прислуживавшие чернокнижникам, кажется, радовались их мукам…
— Но мы ведь радуемся охоте, — возразил Дуротан. — Волки радуются, вонзая клыки в еще живое мясо.
Он не любил спорить с женой, но, как всегда, считал нужным оценить вопрос со всех сторон, прежде чем выбрать лучшее для клана.
— Разве желать победы — неестественно? — вопросил Оргрим, хмурясь. Разве неправильно радоваться победе?
— Радоваться победе и охоте — правильно. Но я говорю про муки, причиняемые убиваемым.
Дрек'Тар пожал плечами.
— Возможно, призванные чернокнижниками твари кормятся чужой болью, и это им нужно, чтобы жить.
— Но нужно ли это нам, чтобы жить? — Глаза Дреки блестели в свете костра, и Дуротан вдруг понял: не от гнева, но от слез отчаяния.
— Магия дренеев всегда была сильней нашей, даже когда стихии отвечали нам, — сказал Дрек'Тар. — Я всегда был шаманом, я родился, чтобы стать им. Но сейчас я говорю: я хочу изучить магию чернокнижников, если вождь позволит мне. Именно потому, что я взывал к стихиям всю жизнь, я понимаю, что эта новая магия может сделать для нас. Прости меня, Дрека, но эта магия и в самом деле нужна нам, чтобы жить. Если стихии не ответят нам, дреней сотрут нас с лица земли.
Дрека вздохнула и спрятала лицо в ладонях.
Собравшиеся замолкли, тишину нарушало лишь потрескивание костра. Дуротану казалось: не хватает чего-то. Наконец понял, чего именно: не слышны голоса ночной живности, птиц, насекомых, обычно наполняющие теплую тьму звуками размеренной летней жизни. Случившийся ужас прогнал их из долины. Хорошо, если это не зловещее предзнаменование…
— Я позволяю клану Северных Волков выучиться новой магии, — выговорил тяжело.
Дрек'Тар поклонился.
— Спасибо, Дуротан. Ты не пожалеешь об этом.
Дуротан не ответил.
Глава 14
Дрек'Тар плачет, рассказывая мне о тех днях, и слезы катятся из глаз, уже не видящих настоящее, но слишком хорошо видящих прошлое. Мне нечем его утешить. Теперь равновесие восстановлено, содеянное прощено — стихии снова приходят на зов, как засвидетельствует любой шаман.
Зловещая башня, еще укрывающая тьму, далеко за морями. Телесно мы уже далеки от ее зла — но тень ее еще лежит на наших душах. Это тень, тянущаяся от дня осквернения самой священной для нас земли.
Это тень черной руки.
Дуротан долго не мог заснуть. Дрека тоже — металась, вздыхала, вздрагивала. В конце концов, Дуротан открыл глаза и принялся обдумывать события дня. Самое нутро, казалось, кричало против принятия магии, питающейся от боли и родящей такое страдание. Но что поделаешь? Хоть сами предки велели воевать, стихии отказались подчиняться. А без магии враги, превосходящие и оружием, и знанием, быстро уничтожат орков.
Поднялся, вышел из спального шатра. В предутреннем холоде развел костер, принялся жевать холодное сырое мясо, глядя на разгорающийся восток. Как раз успел доесть, когда подскакал гонец, швырнул, не останавливаясь, кусок пергамента.
Бросил и ускакал, а Дуротан, подобрав, развернул свиток — ага, через два дня еще встреча. Теперь вождям нужно выбрать главного вождя, чтоб говорил за всех и думал за всех. Верховного вождя для войны.
Волосы погладила мягкая ладонь. Обернулся — Дрека стояла рядом, читая через плечо.
— Ты можешь и дома остаться, — сказала сварливо. — И так ясно, кого выберут.
— Обычно ты не настолько цинична, — заметил Дуротан грустно.
— Я не привыкла жить в подобные времена.
Что тут скажешь? Ведь права: известный, сильный, способный увлечь за собой, по-настоящему способный командовать всеми — лишь один. Гром Адский Крик мог бы оспорить избрание Чернорука, но слишком уж Адский Крик порывист и нетерпелив для главенства. А Чернорук с самого начала стал важен в деле войны, сперва выступая против, а после поддерживая Нер'зула. Именно шаманы Чернорука первые стали чернокнижниками, именно он добился больше всего побед над дренеями.
Дрека не ошиблась и здесь — как и во многом прочем. Два дня спустя Дуротан наблюдал, скучая, как после подсчета голосов Чернорук из клана Черной Горы вышел победителем. Когда Гул'дан объявил и Чернорук, пытаясь изобразить скромное смущение, принял звание, многие глянули в сторону Дуротана. Но тот не захотел возражать — к чему? Уже висит над головой подозрение в неверности общему делу. Да и не изменят его слова ничего. Посмотрел только на Оргрима. Для всех второй в клане Черной Горы прочно и надежно поддерживал вождя. Но Дуротан знал друга лучше, чем кто-либо, и заметил сжатые губы, морщинку меж бровей — Оргрим едва ли обрадовался победе своего вождя. Все же Оргрим, как ближайший к Черноруку, может хоть отчасти смягчить вред, который Чернорук неизбежно причинит, — в этом Дуротан не сомневался.
Чернорук выступил вперед, улыбаясь, махая рукой ликующей толпе. Дуротан не возражал, но радость изобразить не пытался — избранный воплощал для него все самое гнусное, до чего может скатиться орк.
Оргрим стоял чуть позади вождя, по правую руку. Гул'дан же — несомненно, он Черноруком управляет, хотя и непонятно как именно, — отошел, глядя на Верховного с уважением.
— Братья мои и сестры! — возопил Чернорук. — Вы оказали мне великую честь! Я клянусь быть достойным отважных воинов, доверившихся мне! Днем и ночью мы трудились, улучшая наше оружие и доспехи, теперь же мы отказываемся от ненадежных стихий и принимаем настоящую мощь — силу магии, доступной нашим чернокнижникам без необходимости клянчить и вымаливать ее. Это свобода! Это сила! Наша цель едина, понятна всем — мы должны стереть дренеев с лица этой земли! Они не смогут сопротивляться напору воинов и чернокнижников, неудержимой Орде! Мы — их ужаснейший кошмар! Вперед же, в битву!
Поднял руки и заорал:
— Да здравствует Орда!
И тысячи яростных глоток подхватили, ответили:
— Да здравствует, да здравствует Орда!
Дрека с Дуротаном вернулись домой вскоре после избрания Чернорука — уж больно мерзко было оставаться на празднестве. Шаманы же задержались для обучения. Когда несколькими днями позже вернулись, снова ступали твердо, выглядели гордо. Новая магия вернула им уверенность в себе, разлетевшуюся дымом в тот день, когда стихии отказались отвечать на зов. За это Дуротан был благодарен Гул'дану — ведь любил свой клан и не хотел видеть своих орков расстроенными и подавленными.
Шаманы поначалу практиковались на охотах, посылая странных призванных тварей за талбуками и копытнями. На мучения животных больно было глядеть — но со временем добыча страдала перед смертью все меньше. Боль не уменьшилась, но шаманы-чернокнижники научились убивать быстрее. Призванные помощники, ручные монстры, как их, шутя, называли шаманы, неизменно слушались и действовали все лучше.
Чернорук же наслаждался новой властью. Каждодневно прибывали от него гонцы, сами все разукрашенные и на разукрашенных побрякушками волках. Впрочем, не без толку — и Дуротан скоро понял и одобрил: очень даже полезно знать происходящее в других кланах. Однажды приехал не простой курьер. Дуротан узнал издали: волк с особо лоснящейся черной шерстью, на нем — личный чернокнижник Чернорука, Кар'кул. Остановился перед Дуротаном, слез, поклонился.
— Вождь, я по поручению верховного. Разговор есть, — вымолвил на удивление приятным голосом.
Дуротан кивнул, махнул рукой: дескать, пройдемся. Шли, пока не уверились — никто не подслушает.
— В чем дело, зачем Чернорук шлет ко мне чернокнижника из главнейших? — спросил тогда Дуротан.
Кар'кул оттопырил губы у клыков, улыбаясь.
— Я все кланы посещаю, — сказал он, намереваясь поставить Дуротана на место.
Да уж, Северным Волкам нет особого почета у верховного. Дуротан вздохнул, сложил руки на груди, ожидая.
— Самый важный залог нашей неизбежной и славной победы над дренеями — наша численность. Их мало, нас много — но надо еще больше.
— Так вот чего хочет Чернорук — чтоб мы не бились, а детей плодили?
— Не совсем, — ответил Кар'кул, не смутившись. — Битвы не стоит прекращать, но таки побуди своих воинов… хм, размножаться поживее.
Ты получишь дополнительную пищу и средства за каждое рожденное дитя. Это поможет делу. Но к несчастью, воины нам нужны не через шесть лет, а прямо сейчас.
Дуротан смотрел немо, ошеломленный. Думал смутить шамана грубой шуткой, а вышло… что ж вышло-то?
— Дети начинают тренироваться в шесть. В двенадцать они достаточно сильны для боя. Созови весь свой молодняк!
— Я не понимаю… зачем их созывать?
Кар'кул вздохнул и добавил, будто поясняя глупому ребенку:
— Я могу ускорить их рост… немного подвинуть их вперед во времени. Если взять всех детей от шести лет и состарить их до двенадцати, мы в полтора раза увеличим число воинов.
Дуротан не верил своим ушам.
— Это невозможно! Немыслимо! Чудовищно!
— Боюсь, у тебя нет выбора. Это приказ. Любой отказавшийся клан посчитают предателем Орды. Он будет изгнан, его вождь и жена вождя — казнены.
Дуротан задрожал от ярости, а чернокнижник сунул ему деловито свиток. Вождь прочел, едва сдерживаясь: и правда, чернокнижник не солгал.
Дреку и ее мужа убьют, Северных Волков изгонят.
— Ты украдешь у них детство, — сказал он глухо.
— Это ради их будущего. Я украду у них немного жизни, шесть лет всего. Это вреда не причинит — детям Чернорука не причинило. Верховный настоял, чтобы его потомство первым удостоилось такой чести. Зато повзрослевшие смогут биться за Орду, и сила их станет важна для победы!
Дуротана вовсе не удивило, что Чернорук лишил детства своих сыновей и дочь, и впервые поблагодарил судьбу, пославшую так мало детей в клан Северного Волка. Лишь пятеро были старше шести и младше двенадцати. Перечитал послание, содрогаясь от омерзения и ярости. Могли бы уже позволить детям просто побыть детьми!
Чернокнижник терпеливо ждал. Наконец Дуротан объявил нарочито грубо, чтобы скрыть боль:
— Делай, что собрался!
— Да здравствует Орда! — возгласил Кар'кул.
Дуротан не ответил. Произошедшее затем было жестоким варварством. Дуротан заставил себя смотреть безучастно, как Кар'кул насылает заклятие, как дети корчатся, колотятся оземь, пока их кости вытягиваются, а кожа и мышцы растут с неестественной быстротой. Ядовито-зеленые жилы протянулась от каждого к чернокнижнику, будто он высасывал их жизнь. Кар'кул смотрел, как пьяный, на мучающихся детей — сам-то уж точно не страдал, скорее наоборот. У Дуротана родилось жуткое подозрение: ведь не остановится, будет сосать жизнь, пока дети не превратятся в сморщенных стариков.
Но к счастью, Кар'кул остановился. Молодые орки, лишившиеся детства, лежали на земле там, где постигло их заклятие. И поначалу не могли подняться на ноги — лишь тихонько, с придыханием плакали, словно ни для чего иного сил уже не осталось.