– Что?! – закричал Шооран. – Болваны!..
Отшвырнув шпионку, Шооран побежал обратно, надеясь, что успеет. Он с ходу врезался в толпу, начал продираться в середину. Света ему хватало – над головами пылали не меньше десятка скрученных из соломы факелов. Недаром же во время набегов грабители подчистую уносили с собой связанную в снопы солому, а некоторые из земледельцев, говорят, попросту откупались от непрошеных гостей той же соломой.
Чаарлах стоял прижатый к крайнему от далайна суурь-тэсэгу, по лицу сказителя бродила язвительная улыбка. Люди наседали на старика со всех сторон, и сдерживал их всего один человек – парень с хлыстом.
– Пусть строит! – орали обезумевшие люди. – Нам негде жить, пусть он делает землю!..
– Не ваше дело!.. – надрывался в ответ парень. – Если он илбэч, он лучше знает, что надо делать!
Распущенный хлыст непрерывно вращался в руках парня, один из наседавших, вытолкнутый вперёд, упал, обливаясь кровью, но, кажется, этого никто не заметил.
– Мы лучше знаем! – визжали женщины. – Пусть строит!
Шооран вырвал из рук какого-то человека острогу и одним прыжком взлетел на тэсэг, оказавшись как раз над головой Чаарлаха.
Среди других искусств оружейник обучал Шоорана специальному боевому крику, которым можно заглушить вой целой толпы и смутить кого угодно. Теперь уроки пригодились.
– Молча-а-ать!!! – взревел Шооран. – Дурни, какой он илбэч?! Он был у вас на глазах весь день, так когда он мог выстроить этот ваш дурацкий оройхон?!
– Он безумный илбэч, он один здесь такой старый! – выкрикнул чей-то голос, но прежней уверенности в нём не было.
И всё же, хотя напор ослаб, толпа не расходилась.
– А тебе что за дело? – Мимо головы Шоорана просвистел камень. – Командуй у себя – здесь не сухой оройхон!
– Он хочет забрать илбэча себе-е!.. – забился истошный крик.
Шооран чувствовал, как вокруг сгущается ненависть.
– Нет!!! – вновь громыхнул он. – Это сказитель, он будет ходить, где хочет, а отсюда он уйдёт… вот с ним! – Шооран ткнул в парня, злобно щерящегося изуродованным ртом.
– С Ээтгоном?.. – захохотали в толпе. – Думаешь, он вернёт илбэча тебе?
– Говорят вам – это не илбэч! – надсаживался от крика Шооран.
– А где тогда илбэч?
– Я откуда знаю?! – Шооран махнул рукой в сторону нового оройхона. – Он был там, за вашими спинами, а теперь прячется. Вот и ищите.
– Он прячется! – зашумели в толпе. – Найдём – и пусть строит для нас!
Загорелось ещё несколько факелов, люди, рассыпавшись цепью, двинулись в сторону нового оройхона. У тэсэга осталось всего дюжины полторы человек.
Шооран спрыгнул со скалы.
– Уходите, – сказал он старику и юноше. – Я обещал, что вы уйдёте вместе.
Парень молча скатал хлыст, взял под руку Чаарлаха, и они пошли вдоль далайна в сторону недалёкого оройхона изгоев.
– Поторопитесь! – крикнул вслед Шооран. – Ёроол-Гуй тоже ищет илбэча, и его не уговоришь поискать в другом месте.
* * *– Значит, илбэч был в твоих руках, а ты отпустил его. – Моэртал произносил слова, привычно не спрашивая, а утверждая.
– Благородный одонт ошибается, – сказал Шооран. – Не только я, но и все, кто был на берегу, ни на секунду не сводили глаз со сказителя. Он никак не может быть илбэчем.
Одонт досадливо поморщился.
– Как ты ещё глуп, – проговорил он. – Что мы знаем об илбэче и о его работе? Не думаешь ли ты, что илбэч должен таскать для оройхона камни?.. Может быть, для того, чтобы выстроить оройхон, достаточно рассказать сказку, повернувшись лицом к далайну. И уж, во всяком случае, старик видел, что там происходило. Он мог видеть илбэча и указать его нам.
– Было темно, – напомнил Шооран. – Факелы зажгли позже.
– Всё равно, – одонт был непреклонен, – ты упустил илбэча.
– Виноват. – Шооран склонил голову.
– И вообще, – продолжал одонт, – мне непонятно, что ты делал ночью на мокром и как сумел вернуться?
– Я уже говорил: ходил слушать сказителя. Чаарлах сам пригласил меня.
– А ты и поверил… Слушал бы Киирмона, я его для этого кормлю. Только помни – мне нужны не сказочники, а солдаты.
Одонт задумался, а потом произнёс словно самому себе, хотя именно на эти тихие слова следовало обращать внимание более всего:
– Значит, илбэч прячется в республике изгоев. Во всяком случае, уйти к тем изгоям, что в провинции Ууртака, он не сможет, туда сейчас и жирх не проползёт. После праздника мягмара я пошлю наших людей в помощь Ууртаку. Тебя – тоже. Тогда и посмотрим, что ты за штука, стоит ли тебя отправлять на поиски илбэча и вообще стоит ли тебе быть цэрэгом.
– Слушаюсь, – сказал Шооран.
Предупреждение Моэртала не испугало, а скорее обрадовало Шоорана, ведь оно значило, что вскоре он снова увидит далайн и, может быть, сумеет что-то сделать. И заодно отведёт угрозу от Чаарлаха, который, по словам наместника, никак не может быть в тех краях.
На свой оройхон Шооран вернулся в прекрасном расположении духа. Проходя мимо палаток, в которых ютились земледельцы, Шооран увидел девушку, ту, что он опознал на мокром оройхоне. Вообще-то он встречал её и раньше – оройхон мал, населяет его чуть больше тройной дюжины человек, так что можно запомнить всех в лицо. Просто прежде Шооран не обращал на девушку внимания, а теперь подошёл, чтобы поговорить и успокоить.
– Привет, – сказал он.
Лицо девушки побледнело, она поняла, что её узнали. Конечно, никто не запрещал вольным земледельцам выходить на мокрый оройхон, но одно дело вместе с другими женщинами ходить за чавгой, совсем другое – быть замеченной в компании налётчиков и изгоев.
Девушка сглотнула волнение и тихо ответила:
– Здравствуйте, храбрый цэрэг.
– Как тебя зовут? – спросил Шооран.
– Яавдай… – ответ прозвучал шёпотом.
– Не надо бояться, Яавдай, – произнёс Шооран и, не зная, как успокоить девушку, добавил: – Я тоже люблю сказки. Очень.
Яавдай ничего не сказала на эти слова, и Шооран не мог понять, убавилось ли страха в её глазах. Сам Шооран был удивительным образом стеснён разговором. Вроде и сказать ему было нечего, но повернуться и уйти, как делал обычно, почему-то не мог.
– Вы, – наконец нашёл он тему для беседы, – остаётесь здесь или будете покупать землю на том оройхоне, что стал сухим?
– Здесь… – Губы Яавдай едва шевельнулись.
– Почему? Участок можно поменять на больший. Я зайду к тебе завтра, а ты пока подумай.
Обрадованный удачным завершением разговора, Шооран быстро ушёл. О том, почему он, обычно легко подбиравший слова, вдруг стал косноязычен, Шооран не подумал, но на другой день, потратив полчаса на поиски, явился в палатку Яавдай. Девушка жила вместе с матерью, младшим братом и двумя младшими сёстрами. Мать немедленно выгнала младших на улицу, а старшую дочь принялась подталкивать к Шоорану и расхваливать на все лады, словно торговка, пытающаяся удачно сменять жанч из гнилой кожи на все блага мира. Но на этот раз неумная мамаша не раздражала Шоорана, он попросту не обращал на неё внимания, целиком поглощённый тёмным огнём, горевшим в глазах девушки.
Яавдай сидела молча, с неподвижным лицом, на вопросы отвечала тихо и односложно, так что беседу в основном вела мать. Между делом Шооран узнал все обстоятельства семьи, которые складывались попросту трагично. Семья жила бедно, поле было маленьким, и после выплат оставалось так мало зерна, что приходилось не только есть чавгу и жирха, но и вообще сидеть голодными. А три месяца назад умер отец Яавдай, даже не погиб, а умер от какой-то болезни. Яавдалу – единственному сыну – ещё не исполнилось двенадцати лет, поэтому он не мог наследовать отцу, и поле должны были отобрать в казну, а потом отдать тому, кто согласится в течение шести лет, кроме налогов, отдавать государству половину урожая. Такого рода перетасовки участков предупреждали бесконечное дробление земли и приносили вану изрядный доход. Только война, а потом сумятица, связанная с появлением новой сухой земли, позволили обезглавленной семье удержаться на месте и не быть немедленно выгнанной в нойт. Но все понимали, что долго так продолжаться не может.
– Сколько лет мальчишке? – спросил Шооран.
– Одиннадцать, послезавтра исполнится.
Шооран усмехнулся. Он совсем забыл, что сегодня первый день мягмара, и послезавтра день рождения всех мужчин. Женщины моложе – они родились на пятый день.
– Одиннадцать, двенадцать – какая разница? – сказал Шооран. – Я поговорю с баргэдом, чтобы он закрепил поле за вами как наследство. Думаю, он согласится, у него сейчас много дел на новой земле.
Самому Шоорану исполнялась дюжина и три года. Но он до такой степени уверовал в полторы дюжины, которые приписал себе, поступая в цэрэги, что искренне считал Яавдай маленькой, хотя на самом деле она была на год старше его.
Никогда ещё мягмар не проходил так быстро. Всю праздничную неделю Шооран был свободен от службы и каждый день с утра заходил за Яавдай и уводил её гулять. Мать без слова отпускала дочку с молодым цэрэгом, хотя две младшие сестры и брат не разгибаясь трудились на прибрежных завалах. Сам Шооран ещё ни о чём таком не думал, но судьба Яавдай всем казалась решённой. Соседи вновь стали ласковы с осиротевшей семьёй, а баргэд с готовностью сделал нужные пометки в сшитых из кожи книгах, закрепив землю за несовершеннолетним Яавдалом.
Утром первого дня по окончании мягмара Шооран пришёл проститься.
– Уходим на запад, – сказал он, – к одонту Ууртаку. У него четыре оройхона с изгоями, так что не знаю, сколько там придётся пробыть…
– Она будет ждать, – сказала мамаша, и Яавдай молча кивнула.
Догадливая мать вышла из палатки, оставив дочь наедине с Шоораном, и они так и просидели всё время друг напротив друга. Лишь когда подошло время уходить, Шооран спросил:
– Ты вправду будешь ждать?
И Яавдай, как всегда помедлив, чуть слышно ответила:
– Да.
* * *Против изгоев в войсках великого вана существовало два метода борьбы. При этом одонты всегда угрожали применить первый метод, но действовали вторым. В самом деле, кому охота гробить солдат на мокром, когда гораздо проще запереть бандитов в их убежищах и подождать, пока они сами перемрут. Особенно удачно, если в дело вмешается Ёроол-Гуй, тогда кампания может закончиться совсем быстро. И хотя на этот раз было дано строгое указание с военными действиями не тянуть, всё же осторожный Ууртак не спешил гнать цэрэгов под хлысты бунтовщиков. Даже известие о том, что илбэч объявился на севере, не заставило его торопиться. Дюжины заняли оборону вдоль поребриков и ждали, кляня бандитов и начальство – одних вслух, других молча, чтобы никто не услышал.
Дюжина, в которой состоял молодой боец Шооран, попала в самое опасное место. Стоять приходилось на мокром, в виду далайна. С двух сторон нависали оройхоны с закрепившимися изгоями. Один из этих оройхонов возник совсем недавно и к тому же был немедленно опустошён Ёроол-Гуем, поэтому наступление предполагалось на соседнюю землю. Но всё же иметь в тылу вражеский оройхон было неприятно, поэтому цэрэги передового охранения имели возможность ругать ещё и дурного илбэча, подкинувшего им подобную штуку.
Изгои тоже понимали выгоду своего положения и одну за другой предпринимали попытки выйти из окружения, прорвавшись через новый остров. В конце концов даже неторопливый Ууртак понял, что дальше тянуть нельзя, и назначил срок наступления. Однако состояться ему было не суждено.
Шооран вдвоём с цэрэгом Турчином стояли в передовом охранении. Турчин был потомственный цэрэг, глубоко убеждённый в своей исключительности, а на самом деле глуповатый и беспомощный во всём, кроме поединка на коротких копьях или ножах. Выросший в алдан-шаваре под заботливым присмотром, Турчин чрезвычайно страдал от сырости, вони, жгучего нойта, но больше всего – от невозможности прилечь. В своих бедах он винил илбэча, из-за которого расплодилось столько бандитов.
– Поймаю мерзавца, – сладострастно говорил он, – и копьём ему в живот… или нет, сначала плёткой шкуру со спины спущу, нойтом намажу, а потом…
– Будет тебе, – сказал Шооран, у которого от этих разговоров руки сами тянулись к копью, – ложись лучше спать. Ночь скоро.
– Ну ты сказанул!.. – протянул Турчин. – Как тут спать? В луже, что ли?..
– А как эти спят? – Шооран кивнул на тёмный оройхон. – Так и мы.
– Я откуда знаю – как? Это же изгои. Может, они и вовсе не спят.
– Спя-ат! – протянул Шооран, с трудом сдерживая смех. – В лучшем виде спят. Мы их караулим, а они дрыхнут. Вот смотри, как это делается. – Шооран раскатал на камне кожу, загнул края, скрепил их костяными зажимами и улёгся в широкую, как корыто, колыбель. – Вот и всё, спи, как в алдан-шаваре.
Турчин недоверчиво смотрел на Шоорана.
– У меня этого нет, – сказал он, коснувшись застёжек.
– У меня есть запасные, – успокоил Шооран, выбираясь из колыбели, – я дам, но чтобы никто не знал – мы всё-таки на посту. Уйдут изгои – лови их потом.
– Спят они давно, – проворчал Турчин, расстилая кожу.
Шооран быстро соорудил колыбель для Турчина, тот улёгся, несколько раз повернулся, пожаловался недовольно:
– Жёстко!
– Что делать… – сказал Шооран. – Не дома. И ты учти: спать будем в очередь. Один пусть наблюдает.
– Ладно, – нехотя согласился Турчин. – Давай на костях: кому первому караулить.
Шооран не раз слыхал, что игральные кости у Турчина фальшивые, поэтому он с готовностью согласился метнуть жребий и ничуть не был удивлён, когда ему выпало дежурить первому. Поворчав для виду, что страдает за свою доброту, Шооран помог напарнику улечься поудобнее и через минуту услышал его храп.
Вид расстилавшегося неподалёку далайна вселял в Шоорана нетерпеливую тревогу, но всё же он честно выждал два часа, пока не сгустилась непроницаемая тьма, и тогда разбудил сочно похрапывающего Турчина.
– Ты с ума сошёл! – запротестовал Турчин. – Я спать хочу!
– Твоя очередь. – Шооран был непреклонен. – Разбудишь меня, когда начнёт светать.
Шооран силком поднял Турчина, а сам улёгся в колыбель и немедленно затих. Турчин потоптался немного, на некоторое время застыл, опираясь на копьё.
– Ты спишь? – позвал он.
Шооран повернулся на другой бок, нечленораздельно, словно во сне, пробормотав что-то. Турчин вздохнул, прошёлся было по поребрику, но споткнулся о расплывшийся в темноте камень, выругался, на ощупь отыскал свою постель, из которой его так безжалостно вырвали.
– Какие сейчас могут быть изгои? – причитал он. – Здесь только ноги ломать, а не бегать. Часок можно и поспать. Никто и не узнает.
Шооран лежал пластом, восхищаясь логикой цэрэга. На изгоев ему, верно, наплевать, а если явится Ёроол-Гуй? Тогда уж точно никто не узнает, как проводили время дозорные.
Ночной оройхон жил приглушённой жизнью. Кто-то возился неподалёку, чмокала грязь, хлюпал нойт. Мертвенно опалесцировал далайн, близкий, очень близкий…
Шооран тихо встал, убедившись, что Турчин спит крепко, двинулся к далайну, раскрываясь ему навстречу, схватывая мыслью тяжёлую влагу и беспредельную глубину. Далайн вздрогнул и сдался, затвердев оройхоном, погасло призрачное свечение, холодная влага отступила, изгнанная землёй. Шооран нашёл свою постель, повалился в неё и уснул. Теперь можно было спать спокойно – оройхон, на котором они находились, стал недосягаем для Ёроол-Гуя, а караулить изгоев Шооран не собирался. Главное же – разбудить его должен был бессонный Турчин. Чтобы тот не проспал, Шоорану пришлось оттащить кожаную постель на пару шагов в сторону, в ложбинку, где её должна подтопить выступающая вода, шум которой уже был слышен.
Вопль Турчина мог разбудить и мёртвого.
– А-а!.. – кричал Турчин, тыча трясущейся рукой вдаль. – Там!.. Там!..
– Труби! – подсказал Шооран.
Турчин вытащил витую раковину, визгливый звук тревоги прорезал утренний туман. Протрубив, Турчин заметался, не зная, что делать дальше.
– Постель спрячь, – бросил Шооран, торопливо скатывая свою колыбель.
Теперь, когда мысли Турчина были заняты собственным спасением, можно было переходить в атаку.