На робкие просьбы повидать Роксалану Хийси отрезал:
– Сейчас не время. Захочет – дождётся. А не захочет месяц подождать – тоже беда невелика, таких, как она, можно целый амбар насолить.
Ист смирился и был послушен. В конце концов, главное он сделал – Роксалана на свободе и жизни её сейчас ничто не угрожает.
Решающий день наступил как-то неприметно. К нему не готовились, и вообще, Ист не знал, что впереди его ждёт небывалое. Утром, как обычно, поднялись до света, вылезли из пещеры, в которой жили последние дни; Хийси почему-то перенёс их жильё в дальний южный край, в земли, населённые дикарями, чья кожа была словно охрой натёрта. Прошли на развилку лесных троп, и здесь Хийси спросил:
– Ну-ка, скажи не глядя – куда отсюда можно пройти?
Для простого взора натоптанная тропа в этом месте бесполезно раздваивалась, а спустя пяток шагов вновь сливалась в одну. Но Ист уже привык разбираться в таких вещах и умел ходить не только по ближним путям.
– Эта дорога, – указал он направо, – ведёт на Жемчужные острова, где растут пальмы. Так, – палец ткнул в кусты, – мы могли бы попасть домой. Эта тропа водит по здешнему лесу, а оборотившись назад, очутимся в кизиловых зарослях, что в горах Кавказа.
– И всё?
– Да, учитель. У земного круга – четыре стороны, и от каждой развилки лесной тропы отходит четыре дороги. Я назвал их все.
– Ты хорошо усвоил мои уроки, – согласился Хийси. – У земного круга действительно четыре стороны, можешь примириться с этим, если согласен ходить по кругу.
– Но ведь не на небо же нам… – начал Ист и вдруг осёкся. Неведомым образом он осознал ещё два невидимых и неощутимых пути. Один вёл ввысь, второй вглубь. Оба терялись в беспредельности, и нельзя было сказать, что ждёт свернувшего на эти тропы.
– Сегодня нам туда, – вскинул голову Хийси. – И даже не нам, а тебе. У меня на сегодня ещё одно дельце осталось. Так что ступай один, а я тебя догоню.
* * *Тяжёлый хозяйский табурет, не успевший обрести былого блеска, ещё хранил на себе следы струга, а кёниг Снегарда, корноухий Фирн дер Наст, уже снова сидел на нём, вперив тяжёлый взгляд в бьющего поклоны Торпа.
– Ничего нет!.. – ныл привычную песню Торп.
– За пять лет скопить не сумел?
– Я же приносил!.. – взвыл Торп. – Бобра приносил, волка! Служил верой-правдой!
– Ещё бы ты бобра утаил, – процедил кёниг. – Мужик на бобра охотиться не смеет, а если уж доспел бобр в твою ловушку, то ты и должен его с поклоном доставить.
– Подушные кто платить будет? – вопросил Парплеус. – И с дыма налог. Печку небось топишь?
– Нет! – радостно признался Торп. – Курная изба.
– Всё равно – шесть грошенов в год. За пять лет – тридцать грошенов и пеня за недоимку – ровным счётом восемь грошенов тринадцать кёртлингов. Это если у тебя действительно ничего нет.
Двое воинов – на этот раз кёниг явился с целым отрядом – с торжествующим видом появились из-за дома. Перед собой они гнали многострадальную Зорьку, которую однажды дер Наст уже конфисковывал.
– Так! – нехорошо произнёс повелитель мечей. – Магистр, не кажется ли тебе, что эту скотину мы уже видели?
Хотя Парплеус некогда сочинил двухтомный труд, посвящённый тонкостям зоолатрии, на лугу он не смог бы отличить вола от нетели. К счастью, в данном случае это и не требовалось. Достаточно того, что корову признал властелин. Парплеус многозначительно покачал головой и изрёк:
– Да, это она. Я узнаю. Целый ряд признаков неопровержимо свидетельствует, что это то самое животное.
– Вот, значит, где оказалась слабина, – сам с собой рассуждал кёниг. – Латники Ансира незамеченными пробрались через болото… Ещё бы, тут у них завёлся славный помощник. У, мразь!..
Кёниг вскочил и с неожиданной злобой ударил корову между рогов. Хрустнула кость, корова осела на задние ноги, затем повалилась на бок. Отчаянно вскрикнул Торп.
– Чёрт!.. – Кёниг был раздосадован. – Этого ещё не хватало! Ну да ладно… Эй! – повернулся он к солдатам. – Займитесь этой падалью. Тушу разделать, доставить в замок и накормить мясом всех, кто носит оружие.
Солдаты были недовольны; никому не хотелось волочить за семь миль лишнюю тяжесть, а вечером портить зубы на старой, жёсткой, как подошва, говядине, но перечить они не осмелились, лишь Парпляк высунулся, как всегда, некстати:
– Может, бросить её? Прямо здесь принести в жертву Хаймарту. Думаю, от этого окажется больше пользы.
– Нет уж! – отрезал кёниг. – Один раз мы её уже бросали, до сих пор оправиться не можем. Забрать всё до последнего шматка! – прикрикнул он. – И шкуру, и голову!
Торп раскачивался, стоя на коленях, и стонал, словно от мучительной боли.
– Как вы полагаете, что нам делать с ним? – спросил Парплеус. – Я мягкий человек с чувствительным сердцем, но сейчас даже я говорю: казнь! – и самая суровая. Утопить в нечистотах. Или содрать кожу рядом с его коровой…
– А на следующий день половина дружины будет валяться с болотной трясучкой, – перебил кёниг. – Нет, магистр, твои мягкосердечные методы не годятся. Этот мужик засел тут, как гнилой зуб, так просто его не вытащишь.
Дер Наст приблизился к Торпу, на ходу снимая с запястья железный браслет. Под руками повелителя мечей железо смялось, словно воск, растянулось и плотно обхватило шею мужика.
– Даю тебе время до послезавтра, – ласково произнёс дер Наст. – Устраивай свои дела, ублажай чуров, продавай барахло. А послезавтра – жду тебя на своём дворе. Бежать не пробуй и снимать кольцо тоже. Хуже будет. Ты всё понял?
– Чего зря тянуть? Здесь бы и покончили, – через силу выговорил Торп, ощупывая ошейник.
– Кто придумал, что я собираюсь с тобой кончать? – удивился владыка Снегарда. – Я беру тебя на службу. Зачисляю в войско, причём не просто копейщиком или лучником. Ты будешь десятником, а это большая честь.
– Я же ничего не умею! – взмолился Торп. – Я мирный человек, неуч.
– В бою тоже нужны мирные люди, – успокоил дер Наст. – Например, подносить и устанавливать осадные лестницы…
Торп замолчал. Он понял, к чему приговорил его кёниг. Почитай, что никто из установщиков не возвращается с приступа. Их первыми бьют, и жгут, и смолой варят. Исполняют эту работу пленные мужики, нахватанные в окрестных деревнях, и десятники, что командуют ими, на деле такие же смертники, как и они.
– Ступай, – милостиво разрешил кёниг. – До послезавтра ты свободен.
Когда незваные гости покинули хутор, Торп обошёл дом, аккуратно прикрывая выставленные двери. Посидел в заулке, где под поветью, чтобы дождь не гноил, вкованы были идолы. Хорошие идолы – корневые, не деланы, не строганы, сами в лесу выросли. А вот, поди ж ты, не уберегли. Может, мало кормил богов? Или ещё надо было приискать защитников? Но и без того – у простого мужика, а три личины. Княжий бог Хаймарт, правда, подкачал: ростом невелик и голова пеньком, без глаз. Но шрам на груди знатный и руки граблюшками, как положено. Бабка Мокрида, напротив, собой здорова. Тело – столб столбом, а наверху коренья сплелись, и смотрит из древесных узлов нерожалая старуха, от которой успех в хозяйстве зависит и само здоровье. Но особо хороша любовная богиня Амрита. Грудастая, а зад такой, что двумя руками не охватить. Глаз не видно – древесный завиток лёг сверху, словно волосы прикрыли лицо. Бабы любят так – чтобы главное было на виду, а лицо волосами прикрыть, будто стесняются.
Хорошие боги, а не уберегли. Достал его кёниг. Теперь будут боги одни стоять, гнить, как всякая колода.
Ничего собирать Торп не стал – на тот свет и без котомки пустят, а на этом осталось гулять меньше двух дней. Как пройдёт отпущенный кёнигом срок, то ошейник начнёт помалу сжиматься. И эдак тихохонько, не торопясь, удушит непокорного. А покоряться у Торпа желания не было. Не пойдёт он на Фирнов двор, пусть кёниг как-нибудь без него воюет.
Майданчик перед домом, всегда выкошенный и ухоженный, сейчас был загажен кровью и ошмётками требухи. Всё, что можно, солдаты, выполняя строгий приказ, унесли с собой. Остались кишки – всё равно колбас никто делать не будет – да копыта. Клей из них, что ли, варить?
Требуху Торп помыл и разложил равными кучками перед богами.
– Поешьте на прощание, завтра начнётся для вас долгий пост.
Подержал в руках копыто. Знакомое копыто с белой отметиной на голяшке. Вот была корова жива, Торп за копытами ухаживал. А теперь куда его девать? Такое только дикий Хийси жрёт. «Вот и пусть сожрёт вместе со мной…»
Как был, с копытом в руках, Торп спустился с холма, побрёл болотом; не по гати, а так просто, как нога ступит. И нога, привыкшая бродить по трясине, не увязла, Торп выбрался на сухой бугор и потащился дальше, шеей чувствуя тугое присутствие Фирна дер Наста.
Лес в этом месте с неделю тому назад горел – подожгли уходившие налётчики. Молодые сосны, подлесок, палый лист и всякий мусор выжгло начисто. Старые сосны стояли, чернея обугленной корой, чуть присоленной первым снегом, топорща голые ветки. Остаток осени и даже зиму они отстоят, а весной, когда отмякнет земля, повалится погибший бор, и тогда здесь уже так просто не походишь. Хороший был лес, а умер. Кому понадобилось губить? А самого Торпа тоже – за что порушили?
– Пусть лучше Хийси сожрёт, – вяло повторял Торп единственную мысль.
Возле старого выворотня – накренившейся, но ещё не рухнувшей ели – заклубилась тьма, и из тьмы поднялся жутковидный Хийси: ростом выше леса, лапы как еловые ветки, грудь поросла мхом.
– Зачем меня ищешь? – пророкотало сверху.
– Вот. – Торп без тени страха протянул копыто с обрывком шкуры и белым пятном на голяшке. – Всё у меня отняли, последнее тебе принёс.
Корявая лапа подхватила лакомый кусок, отправила в пасть.
– Что за угощение просишь? – потребовал Хийси.
– Мне, батюшка, уже ничего не надо. Принёс тебе подарок, да и пойду по свету счастья искать, сколько княжий ошейник позволит.
– Это ты хорошо пожелал. – Голос Хийси притих, и сам он как поменьше стал. Присел на лесину, спросил участливо: – Неужто корову твою порешили, Зорьку?
– Её, – поник головой Торп. – Ну да она последнее время всё равно плохо доилась.
– Ты уж не серчай, – признался Хийси, – но корова тут ни при чём. Я у тебя молоко крал. А то в лопухе ты мне мало молока оставлял.
– Так я ж не знал, что это для тебя. Я молоко ночным шуршавчикам оставлял, шишиге бездомной. И на тебя я не сержусь, мне одному и молока хватало, и сметаны; что ж для соседа жалеть. А мы с тобой, оказывается, столько лет соседями были, жили – не ссорились.
– Тоже мне сосед нашёлся, – проворчал Хийси. – Друг сердечный, таракан запечный. А впрочем, хватит лясы точить. Собрался за счастьем, так иди, а то к сроку не поспеешь.
Торп молча поклонился и пошёл сквозь лес. Хийси, маленький, старый, сгорбившийся, смотрел ему вслед. Потом дунул три раза. По плечам и спине Торпа потекли ручейки ржавчины.
Торп уходил не оглядываясь, лишь рука нервно ощупывала то место, где прежде был ошейник, но никто не знал, о чём думает в эту минуту нежданно получивший свободу мужик.
Глава четвёртая
Источник правды
Ист ступил на призрачную, ведущую в никуда тропу. Как обычно, после первого же шага по волшебной тропе появилось ощущение, что это и есть единственный возможный путь и ты всегда ходил именно так. Первое время ничто не менялось, тот же мокрый, переполненный москитами лес был вокруг, и дорога шла не по воздуху, а просто в гору, не то чтобы очень крутую, но ломающую дыхание и наполняющую ноги усталостью. Это было для Иста удивительным, с нежного возраста он привык взбегать на высокие прибрежные холмы, ничуть не запыхавшись. Немного погодя Ист заметил ещё одну странность, куда более настораживающую: лес пропал, и теперь по сторонам ничего не было. Словно по трубе идёшь: куда ни глянь, хоть голову к небу задери, всюду тропа под ногами.
Сразу вспомнились рассказы о смерти, будто умирающий человек видит перед собой такую вот трубу и летит сквозь неё, не в силах остановиться или хотя бы замедлить полёт в потусторонний мир. Правда, Ист не летел, а шагал, с трудом переставляя странно непослушные ноги, однако радости ему это не прибавляло. Кому охота вот так, по своей воле, идти на тот свет?
Постепенно подъём прекратился, хотя ноги по-прежнему липли к земле, так что путешествие превратилось в сущую муку. Однако свёрнутая в трубу дорога тоже понемногу расширялась, превращаясь в подобие воронки, хотя Ист так ничего и не мог разглядеть по сторонам. Теперь там ровно горело жемчужное сияние, лишённое теней и движения. Лишь впереди что-то было и, может быть, сзади, но Ист не оглядывался, догадываясь, что не напрасно Хийси послал его одного.
Под ногами вместо гладкого, ни на что не похожего пути снова попадались камни, и это могло означать лишь одно: конец дороги, каков бы он ни был, близок. Неприметно исчезло жемчужное сияние, привычный дневной свет сменил его, и Ист понял, что добрался до цели.
Перед ним лежала небольшая поляна, каких множество в лесах всего мира. Трава, давно отцветшая, но ещё не пожухлая, ручей и дерево неподалёку от него. Странное дерево, не лесное, а будто выкраденное из фруктового сада: покрытое крупными незнакомыми плодами. Краем сознания Ист ещё отметил, что изморози на траве нет, значит, таинственная полянка лежит много южнее родного Снегарда. Но основное внимание Иста привлёк человек, поднявшийся навстречу. Мрачный чернобородый мужчина, голый до пояса, жёсткий и мускулистый, словно свитый из завязанных узлами верёвок. Тяжелый, сыромятной кожи бич, зажатый в кулаке, казался продолжением этих узлов.
– Здравствуй, добрый человек, – поздоровался Ист, хотя вид встречного не обещал ничего доброго.
– Здравствуй и ты, – отозвался тот.
Ист не знал, зачем Хийси послал его сюда, и оттого не понимал, как вести себя с незнакомцем. А самого учителя всё не было.
– Я жду одного человека… – осторожно подобрал слова Ист. – Он должен скоро появиться. Я пока посижу у ручья?
– Сиди, – пожал плечами мускулистый. – Только сначала отдай оружие.
Ист улыбнулся и показал пустые руки.
Как всегда, Ист был наг и бос, хотя теперь призрак одежды окружал его постоянно. Сейчас Ист представлял себя в наряде небогатого школяра из Соломоник. Под куцей студенческой курткой нельзя было бы спрятать и зубочистки. И всё же Ист кривил душой, демонстрируя ладони. Единственное, что он носил с собой всегда, был меч, который вновь обрёл зловещий вороной цвет. Собственно, вместо меча была лишь возможность взять его в любое мгновение. Сам меч покоился в «нигде», зажатый двумя жадными заклинаниями: «Дай!» и «Моё!».
Считать ли оружием меч, которого нет, – проблема, достойная Парплеуса и его коллег, оплешивевших за изучением вариативистики. Ист знал одно: меч с ним, но видеть его нельзя, потому что меча нет. И всё же бородатый страж, сделав неопределённый жест, потребовал:
– Меч отдай.
– Его здесь нет, – честно признался Ист.
– Всё равно отдай.
Ист покачал головой.
– Тогда я не пущу тебя, – постановил мускулистый.
– А если я пройду силой?
Лениво струящийся средь травы бич рванулся, сочный хлопок сотряс воздух.
– Ты не пройдёшь. Я тебя прогоню.
Что-то в позе стража, в его спокойных, беззлобных словах подсказало, что всё так и произойдёт: с оружием дальше пути нет, а кто попытается прорваться, будет позорно отхлёстан кнутом, словно мошенник, не сумевший скрыть своих проделок.
– Ладно, – согласился Ист. – А здесь на камушке посидеть можно?
– Сиди.
Ист уселся, повернувшись вполоборота к стражу. Тропа, по которой он пришёл сюда, исчезла, значит, оставалось ждать.
– Как тебя зовут? – спросил Ист, не слишком надеясь на ответ.
– Гавриил. Имя настоящее, но тебе это всё равно не поможет.
Ист зябко поёжился. Кто же не слышал рассказов о Гаврииле – рыцаре с пылающим мечом, охраняющим врата в царство посмертного блаженства? Души безгрешные он пропускает, преступников гонит вниз, где у ворот ада стоит его брат Кебер. У подножия врат бурлит источник правды, а рядом растёт древо проклятия, плоды которого однажды погубят мир. Жаль, что костолом, загородивший путь, похож на светлого рыцаря не больше, чем его кнут на пылающий меч. А то бы всё сходилось: вот и дерево, и источник…