— Какой же ты молодец, Эзергиль!
— Я знаю.
— Но очень нескромный, — тут же отозвалась Альена.
— Скромность? А с чем ее едят?
— Эзергиль! Дай послушать!
Я пожал плечами. Девчонки. Что с них возьмешь? Ведь сама начала. Однако она права. Я прислушался к тому, что говорили в комнате. А говорил, оказывается, Ксефон. Тоже мне, Цицерон.
— И вы ему поверите? — патетично вопрошал он, стоя посередине комнаты с поднятой над головой рукой. Священник слушал его внимательно, а вот Ненашев Виктор Николаевич откровенно скучал и больше был занят тем, чтобы наладить диалог с сыном. Художник же, похоже, уже очнулся от потрясения и посматривал на Ксефона с откровенным интересом. Правда, не из-за его речей, как я понял, а из-за самого факта, что Ксефон — черт. — Он еще ни разу в жизни не сказал никому правды! Он обманывал всегда и всех.
О ком это он? Уж не обо мне ли?
— Так уж и всех? — вежливо поинтересовался отец Федор.
— Всех! Поэтому я и говорю, что я ваша единственная надежда в борьбе с ним. Только с моей помощью вы сможете одолеть его.
— Ты уже помог мне, — буркнул Алеша. — До сих пор не могу избавиться от твоих денег. — Он кивнул на чемодан с долларами, который принес его отец.
Ксефон развернулся к нему.
— Разве я велел тебе их тратить?! Тратил бы понемногу и никто ничего не узнал бы!
— Я их вообще не тратил!
— Тогда как все в округе узнали, что у тебя полный чемодан денег?!
Ксефон и Алеша гневно уставились друг на друга.
— Это моя вина, — вдруг выступил отец Алеши. Он тяжело поднялся и подошел к сыну. Алеша сжался. Виктор Николаевич вздрогнул и остановился. Протяжно вздохнул и сел перед сыном на пол. Посмотрел на него. — Лешка… сынок… выслушай меня, прошу. Я не прошу прощения… знаю, что не простишь… Да и не заслужил я его. Просто выслушай. Боже мой, надо было вляпаться во все это, чтобы понять, каким дерьмом я был!
Я мельком взглянул на священника. Тот хмурил брови и кусал губы, внимательно наблюдая за Виктором Николаевичем. Что-то явно привлекло его в этой исповеди, но вмешиваться он не спешил. А когда попытался вмешаться Ксефон, то взглядом заставил его замолчать. Точнее, не взглядом. Он поднял руку, чтобы перекрестить Ксефона, и тот тут же проглотил все слова и поспешно отступил назад, испуганно косясь на священника. Видно, еще не забыл его касания.
— А тут еще издевательства этого… — При этих словах Ненашева священник нахмурился еще сильнее. — Я не знаю как сказать… но… в общем, я с тобой. Я не знаю, чем смогу тебе помочь, но сделаю все… а… — Виктор Николаевич махнул рукой и поспешно поднялся, направившись к выходу. Пытаясь сделать это незаметно, он вытер слезы.
После его ухода в комнате на миг воцарилась тишина.
— Возможно, — несмело кашлянул Григорий Иванович, — я имею право знать, что тут происходит.
— А пусть вот молодой челове… э-э… пусть вот молодой черт нам все и объяснит. Мне вот тоже многое не ясно. И давайте, Ксефон… я правильно произнес ваше имя? Так вот, давайте, Ксефон, начистоту, если мы хотим победить этого страшного Эзергиля.
Ксефон нахмурился. Потом кивнул.
— Ладно. А то вы наделаете дел от большого ума.
И все же Ксефон неподражаем. Если кого не оскорбил, то день прожит зря.
— Короче, это все наше школьное задание… — Ксефон довольно внятно изложил ту версию, что я ему подсовывал. И как теперь стараюсь затащить Алешу в ад, чтобы получить сразу две души: его и его матери.
— А что, в аду подобное в порядке вещей? — несмело поинтересовался художник. — Вы действительно воруете души?
— Да кому ваши души нужны! — хмыкнул Ксефон. — Вы и сами их нам несете. Вот еще, воровать. А здесь просто дело принципа. Самый простой способ выполнить работу. Все нормально.
Ну конечно! Раз самый простой способ, значит, я обязательно по нему пойду. Ню-ню. Только вот Ксефон забыл, что я не идиот и понимаю, что самый простой путь не значит лучший.
Тут, на миг отвлекшись от занимательной болтовни Ксефона, я обнаружил, что в комнате нет Алеши. Котенок мирно дремал на кресле, а самого мальчика не было. Эй, так не честно!!! Я так не играю! Почему он не взял котенка?! Но, оказывается, не один я заметил отсутствие Алеши. Это обнаружил и священник, хотя его, похоже, исчезновение мальчика ничуть не встревожило. Он только с тревогой посматривал на дверь. Ксефон же продолжал что-то монотонно бубнить по поводу моего коварства, когда дверь открылась, и в комнату вошел Алеша с отцом. Мальчик хоть и продолжал сторониться отца, но уже не шарахался от него в сторону. А Виктор Николаевич смотрел на сына так, как обычно смотрят на очень хрупкую и дорогую вещь, когда чуть сожмешь и расколешь. Было видно, что ему хочется поговорить, но он боится разрушить только-только наметившийся контакт.
— Есть!!! — вскричал я, подпрыгивая на месте. Альена с испугом шарахнулась от меня в сторону, а потом обругала.
— Придурок, — резюмировала она.
— Ага, — согласился я, — но придурок гениальный! Как ловко я все провернул! Теперь главное, чтобы этот папаша чего не отколол. Например, чтобы не напился снова.
— Это я могу организовать. Пить ему точно не захочется.
Я хмуро посмотрел на Альену.
— Помнишь про герметичную комнату?
— Да что ты мне этой герметичной комнатой все в нос тычешь?!
— А то! Те проблемы, которые люди могут решить сами, должны ими и решаться. Или ты так не любишь Виктора Николаевича, что способна на подобное?
— А при чем тут моя любовь?! — изумилась Альена.
— А при том! Что, по-твоему, будет больше цениться на Весах Справедливости: его добровольный отказ от выпивки ради сына или же его отказ при твоем вмешательстве? Впрочем, возможно, ты настолько не веришь в этого человека, что ему действительно стоит немного помочь…
— Да поняла я, поняла! — вскричала Альена. — Ненавижу, когда ты прав. Тяжко знать, что ты можешь помочь человеку, и не иметь права этого делать!
— А ты поплачь. Легче станет. Вы же, девчонки, это любите.
— Эзергиль!!!
Я мысленно улыбнулся. Всего-то и требовалось разозлить ее, чтобы отвлечь от грустных мыслей. Одно замечание, и она снова в форме. Вон как глаза сверкают.
— А что, не так?
— Сейчас в лоб дам!
Она может. Вот ведь ангелочек.
— Извиниться?
— Обойдусь, — фыркнула Альена. — Наверняка, извиняясь, будешь держать фигу в кармане.
— А вот и нет! — совершенно честно отозвался я. В конце концов, честность всегда важна. Тем более при общении с ангелами. Я ведь собирался держать не одну фигу, а две. Но разве ей это объяснишь? Не поймет-с. Ангел.
Альена лишь фыркнула на мое оправдание и снова вернулась к созерцанию того, что происходит в комнате. А там, собственно, уже ничего и не происходило. Священник довольно настойчиво выпроваживал Ксефона. Тот упирался. В конце концов отцу Федору все надоело, и он просто благословил дом, после чего Ксефон выскочил из него пулей, ругая на все корки «ненормального святошу». А мой шар лопнул. Я выругался.
— И что теперь? — поинтересовалась Альена.
Я задумчиво оглядел девчонку с ног до головы. Альена поежилась и подозрительно покосилась на меня.
— Ты чего это на меня так смотришь?
Я поднялся и обошел Альену по кругу. Девочка слегка попятилась.
— Ты чего задумал? Имей в виду, я в твоих пакостях не участвую! И вообще, мне даже общаться с тобой нельзя! И… и… это… вообще…
— Ты Алеше помочь хочешь?
— Конечно!
— Значит, нам надо знать, что происходит в доме.
— Ну… да.
— А я теперь, после того как священник благословил дом, уже не смогу в него пробиться. И ничего не смогу сделать.
— Правда?
— Не притворяйся идиоткой! Ты прекрасно все понимаешь.
— Ну а я то при чем тут?
— А при том! Ты сделаешь еще один шар и теперь будешь смотреть сама. Для тебя все эти благословения ничего не значат. Только сил прибавляют. Если, конечно, они сделаны от чистого сердца. А судя по тому, с какой силой меня вышвырнуло из дома, сделано это было именно так.
— Но у меня не получится! Мы это еще не проходили! Я не умею!
— Научу!
— Я…
— А ну цыц! Слушай меня! — Как ни странно, но после моего окрика Альена действительно замолчала. — На самом деле тут ничего сложного нет. Путеводную нить я тебе покажу, а вот пройти сквозь заслон ты должна будешь сама. Меня к дому даже близко не подпустят. Поняла?
Альена кивнула.
— У меня все равно не получится.
— А вот это брось! Сама ведь говорила, что главное поверить в себя! Вот и верь, черт возьми, в себя!
— Я постараюсь…
— А вот стараться не надо! Просто сделай!
Альена сердито запыхтела, но послушно принялась за дело, внимательно слушая мои наставления. Минут через пять она в отчаянии откинулась к стволу дерева.
— Ничего у меня не получается, — безнадежно буркнула она.
Я задумчиво посмотрел на нее, кусая губы.
— Есть у меня одна мысль… — начал я.
— Да?
— Помнишь, как ты меня в церковь провела?
— Ну уж нет… э-э… — Альена сердито уставилась на меня. — Ты уверен, что другого пути нет?
— Можем еще раз попробовать.
Альена мотнула головой.
— Ладно. Давай руку. Но это последний раз! Не слишком приятно впускать себе в мозги черта.
— Спасибо, я тебя тоже уважаю.
Альена что-то буркнула себе под нос и схватила мою руку.
— Приготовься.
Все было как и в первый раз. Правда, на этот раз я даже краешком сознания не заглянул к ней в мысли. Зато начал осторожно направлять ее движения, мысленно указывая, что делать.
— Альена, открой для меня ту часть сознания, с помощью которой ты пытаешься соединиться.
Я буквально кожей ощутил ее нежелание приоткрывать передо мной даже часть своего сознания. Однако, вопреки моим опасениям, она спорить не стала. Теперь я мог непосредственно изнутри наблюдать за тем, что делает Альена. Ошибку я нашел быстро и указал на нее.
— Ишь ты, — удивилась Альена. — Вот значит как. Ладно, попробуем.
Она моментально ухватила протянутую мной путеводную нить и устремилась по ней. Мгновение и… мы буквально свалились в комнату. Не материально, конечно. Однако для нас разницы не было.
— Вот это да! — удивился я. — Слушай, а ведь, похоже, это из-за священника и его благословения. Оно многократно усилило твои способности. Я и не знал, что вы, ангелы, при помощи людей усиливаете свои способности.
— Не все люди годятся, — отозвалась Альена. — Только немногие. Этот священник — один из них. А теперь тихо, мы сюда что, друг с другом болтать пришли? Давай слушать.
— Ангелам, между прочим, подслушивать нельзя.
Девчонка наградила меня презрительным взглядом.
— Заткнись, я сказала. Дожили, черт начинает указывать, что можно ангелам, а что нельзя!
Я промолчал. Во-первых, я не спорю с дамами. А во-вторых, мы действительно пришли сюда не болтать.
Я огляделся. Алеша мирно спал в кресле в обнимку с котенком. Рядом с ним сидел его отец и с какой-то грустью глядел на сына. Изредка он протягивал руку, чтобы коснуться его, но в последний момент отдергивал ее, словно боясь разбудить. Похоже, ничего вокруг, кроме сына, его не интересовало. А вот священник был задумчив и медленно прохаживался по комнате.
— Не понимаю! — повторял он. — Я ничего не понимаю.
Григорий Иванович недоуменно смотрел на него.
— Что вас тревожит?
— Все. Все это.
Художник слегка замялся.
— Вы не верите, что тут были ангелы и черти?
Отец Федор на миг замер.
— Хотелось бы мне думать, что все это обман… но увы. Как вы иначе можете объяснить происходящее?
— Инопланетяне, — тут же отозвался художник. — Какая-то внеземная цивилизация, обогнавшая нашу на тысячи лет.
Священник задумался.
— Возможно. И зачем они все это устроили?
— Кто ж их знает?
— Нет. — Отец Федор покачал головой. — Когда я положил руку на плечо Ксефону… нет, не может быть. Да и вспомните свои ощущения, когда та девочка вдруг засверкала. Короче, давайте примем за данность, что они черти.
— Лучше уж инопланетяне, — буркнул художник.
Священник, похоже, его не расслышал.
— Тогда этот Эзергиль мне непонятен. Совершенно непонятен. Он, безусловно, умен. Гораздо умнее этого Ксефона, хотя и строит из себя этакого шутника и разгильдяя.
Хм, умнее Ксефона, тоже мне комплимент. Покажите мне того, кто глупее Ксефона. И никого я из себя не строю. Больно надо.
— И он очень старался убедить нас, что охотится за душами мальчика и его матери.
— А что не так? — очнулся Виктор Николаевич. Упоминание о сыне словно пробудило его.
— Все не так. Он показывал, как хочет получить души людей, и тут же чуть ли не в открытую рассказал о способе, которым его можно одолеть.
— Э-э… может, мы чего не поняли? — недоуменно переглянулись Ненашев и Рогожев.
— Вспомните! Этот Эзергиль достаточно прозрачно намекнул, что с ним бесполезно бороться разными там символами. Только верой. Но в то же время он высмеял фанатиков. Он не про слепую веру говорил. А про что-то другое… про что же…
Ну думай, думай! Не дай мне в тебе разочароваться! Даром я, что ли, тут под носом у Ксефона разные намеки давал?
— Я, кажется, понял, — тихо проговорил Ненашев.
В самом деле? Ну-ка, интересно, что ты там понял. Уж на тебя я рассчитывал в последнюю очередь.
— Этот Эзергиль говорил еще про веру в себя. Он говорил о том, что Бог вокруг нас и в каждом из нас. И что каждый человек при желании может стать лучше… стать ближе к Богу. Главное поверить. Поверить в себя, поверить и захотеть сделать себя лучше. Сделать шаг.
Ха. А этот тип небезнадежен. Не пил бы, таким человеком мог бы стать. Жаль, нельзя посмотреть, какая семья получилась бы у Ненашевых, если бы Виктор не пил. Впрочем, с учетом всего, можно предположить, что очень и очень неплохая. Я покачал головой. Блин, ну вот самому ему не обидно?
— Возможно, — задумчиво согласился священник.
— Я уверен, что прав.
А сомнение, между прочим, признак интеллекта. Не надо быть слишком уверенным, а то легко стать самоуверенным.
— Возможно, — повторил священник. — Вот только непонятно, зачем Эзергиль давал нам эти намеки, если хочет победить? Что-то тут не так. Возможно, он и хочет, чтобы мы поверили ему, а истина где-то в другом месте.
В другом, в другом, мать вашу. Совсем в другом! Излишние сомнения, между прочим, тоже к добру не приводят.
Теперь на священника смотрели оба — и художник, и Ненашев. И ждали, что он сейчас изречет какую-то мудрую истину. У-у-у! А самим влом, что ли, подумать?
Однако священник и правда оказался умным. Он промолчал, когда заметил эти взгляды.
— Это все надо хорошенько обдумать, — задумчиво проговорил он. — Извините, но я пойду. Надо кое-что почитать. Виктор Николаевич, вам, наверное, не стоит возвращаться домой. Вас там наверняка ждут. Гм… я бы пригласил вас к себе вместе с сыном, но, боюсь, у меня тоже не совсем безопасно. Нас вместе видели слишком много людей…
— А зачем им куда-то уходить? — поинтересовался Григорий Иванович. — Пусть у меня переночуют.
Отец Федор внимательно посмотрел на художника.
— Вы понимаете, во что ввязываетесь? Те, кто охотится за этим чемоданом с деньгами, особо церемониться с вами не будут.
— Во что ввязываюсь?! А мне казалось, что я уже ввязался.
— Нет. Вам еще не поздно отступить.
— И бросить этого ребенка на растерзание разным сволочам?! Ну уж нет. И не переживайте за меня. Никто не знает, что они здесь.
Священник задумчиво кивнул и посмотрел на Виктора Николаевича. Тот растерянно пожал плечами.
— Мне бы не хотелось доставлять хлопоты хозяину. Он и так уже много для нас сделал.
Григорий Иванович молча приблизился к Ненашеву и прошипел прямо ему в лицо, стараясь говорить тише, чтобы не разбудить мальчика:
— Неужели ты думаешь, что я отпущу ребенка с тобой после всего, что услышал?! Если хочешь, бери этот чертов чемодан с деньгами и проваливай, но Леша никуда отсюда не пойдет.