Нет, за альвой следить было не интересно, за Райдо — небезопасно. А Дайна что-то недоговаривала… вернее, многое недоговаривала. Ната это беспокоило. Правда, о беспокойстве он молчал, зная, что Райдо его не разделит.
Посмеется.
И запретит. А прямые запреты Нат не нарушал.
Что же до вопроса, то еще неделю тому Нат с радостью бы от альвы избавился.
Неделю.
А сейчас…
— Она вам нужна.
— Значит, не отдавать? — Райдо усмехнулся.
— Нет.
— А если придут?
— Сразу не придут, — Нат позволил себе сесть и оглядеться. В этом доме он чувствовал себя неуютно, он вообще во всех домах чувствовал себя неуютно. Давили стены. Крыша над головой казалась ненадежной. Здесь же… здесь пахло альвами.
Травой.
Деревом.
Землей весенней, жадной, которая расползается под лапами, обнажая переплетение корней. И те, белесые, тонкие, не корни — черви — оживают, ползут в поисках добычи. Он помнил, каково это — проваливаться по самое брюхо в черную жижу, которая вскипает, тянет, вздыхает, причавкивая от голода…
…то поле осталось позади.
…десятки полей и многие мили дорог…
…и мир наступил. Всем сказали, что наступил мир, вот только Нат не верил словам. И ступая на потускневший паркет, замирал, прислушивался к каждому шагу — не затрещат ли доски, расползаясь.
— Сразу не придут, твоя правда, — Райдо оказался рядом. — Нат… что ты узнал?
А Нат уже думал, что и не спросит.
С хозяином такое прежде бывало, даст задание, а после забудет… лучше бы и сейчас так. Но врать Нат не привык.
— Вам не понравится, — предупредил он.
— Да уж предполагаю…
Райдо устроился напротив.
Налил виски.
Понюхал и отставил.
— Усадьба принадлежала альвам. Младшая ветвь семейства Эннуин. Хозяйка — Камо Эннуин. Хозяин… он из другой ветви, но откуда — никто толком не знает. Дочь…
— Ийлэ.
— Да.
— Что еще?
— Появились здесь лет двадцать тому. До того в усадьбе жила старуха, но она съехала. А эти поселились и жили. Никуда, дальше городка, не выезжали. Жили тихо очень. Он — ювелир… вроде как ювелир… был, — поправился Нат. — Не воевал. Не… вообще не высовывался. Она цветами занималась… розами… и еще садом. Ну вот жили себе… а потом война… и наши…
— Пришли, — помог Райдо.
— Да. Пришли. Городок сдался без боя. Тут воевать особо некому было… тех, кто мог, давно забрали… ну и тыл… глубокий… короче, мэр сумел договориться… его оставили на месте. И шерифа. И вообще, всех, кто власть… ну тоже не с руки было с людьми воевать.
— Это я уже понял, — Райдо подпер подбородок кулаком. — Но при таком раскладе альвы были лишними?
— Н-наверное… их того… ну… в общем…
— Убили.
— Да.
Нат отвел глаза. Почему-то ему было стыдно.
Нет, альвов он ненавидел, но… стыдно все равно было.
— А Ийлэ?
— Ее не сразу нашли… вроде как родители спрятали… или сама ушла… только недалеко… потом уже взяли… ну и… того…
У Ната вспыхнули уши.
— И того, и этого… долго держали?
К счастью, Райдо не стал в подробности вдаваться.
— Полгода почти…
— Полгода… отпустили?
Нат мотнул головой: вот теперь начиналось непонятное. Зато с фактами было управляться проще, чем с людскими домыслами:
— Стаю держал Бран из Медных. Младшая ветвь. Второй сын…
Райдо кивнул.
С Браном из рода Высокой меди он встречался, и встреча эта оставила не самые приятные воспоминания. Горделивый щенок, у которого только и есть, что кровь Высших, старый род и амбиции. Он полагал, будто все вокруг созданы исключительно для его, Брана, удобства…
…и когда Райдо макнул его породистым носом в грязь бытия и собственного, его, Брана, несовершенства, разозлился.
…вызвал на поединок.
…и после уж хлебанул грязи обыкновенной. Помнится, осень была, дожди, вот и развезло слегка парк. Бран тогда знатно вывалялся.
Местью грозил.
Но интересно иное, если Райдо хоть что-то понимал, то этакую забавную игрушку, как живая альва, Бран добровольно не выпустил бы.
И сбежать бы не дал, разве что для очередной забавы. А до забав всяких, поговаривали, он охочим был…
— В городе его боялись, — счел нужным уточнить Нат. Он сидел в полоборота к окну, и на глянцевую, пусть и несколько запыленную поверхность стола, ложилась Натова тень. У тени этой был жесткий подбородок и высокий лоб, и волосы торчали колючками.
Тень выглядела старше Ната.
— И что с ним произошло?
— Произошло, — ответил Нат. — А никто не знает… дом загорелся… потушили, конечно… горел он, вроде как несерьезно, но дыма было много… когда пожар потушили, то нашли Брана и еще двоих. Мертвыми.
— Нат, ты мне страшную историю рассказать пытаешься?
— А что в ней страшного? — Натово удивление было искренним.
Он ведь и вправду не понимает.
Не вспоминает даже о школе, о темном дортуаре, погасшей свече, запахе дыма, который поселяется надолго. О кроватях, стоящих вплотную, и одноклассниках, что ворочаются на этих узких кроватях.
О шепоте:
— А вот однажды…
…и очередном глупом рассказе про черного учителя, которого убили ученики… или про черного же ученика, запоротого насмерть… о человеческом духе, что выходит из стен, ищет виновных… о призрачной стае… сколько их было, страшных сказок?
Много.
Только для Ната они сказками и остались. Слишком много он видел и вправду страшных вещей.
— Ничего, — Райдо дотянулся и провел ладонью по жестким волосам. — Значит, нашли их мертвыми. В запертой изнутри комнате…
— А… а я про комнату ничего не говорил! Как ты догадался? — Нат прищурился, словно подозревая хозяина в подвохе.
— Никак. Жанр требует, чтобы комната была непременно заперта изнутри.
Про жанр Нат не понял, но уточнять не стал.
— Значит, комната была заперта?
— Да. И на окнах решетки.
— Трое мертвецов в запертой комнате и решетки на окнах… — оценил Райдо. — Что еще?
— Альва ушла.
— Из комнаты?
— Говорят, что да.
— Кто говорит?
Нат нахмурился, припоминая имена. Будучи существом в высшей степени дотошным, он показания свидетелей, которые, впрочем, понятия не имели, что они свидетели и дают показания, записал.
— Дайна, — назвал он первое, которое Райдо вовсе не обрадовало. — Она видела, что перед пожаром альву привели в тот кабинет…
— Она тебе сказала?
— Не мне. Шерифу. Я протоколы читал… потом она то же сказала мистрис Регнум, а та повторила мистрис Шергари…
— Стоп.
Нат послушно замолчал.
— Итак… Дайна… Дайна… три трупа, альва… альва… — задумчиво повторил он. — И три трупа… протоколы вскрытия были?
Нат покачал головой.
— Официальная версия?
— Наглотались ядовитого дыма.
— Вполне возможно, — Райдо потер переносицу. — Ядовитого дыма… по-другому она бы с ними не справилась.
— Альва?
— Вероятнее всего… альва… если трое, а она… очаг возгорания в той комнате?
Нат нахмурился, пытаясь вспомнить содержание бумаг, которые обошлись ему недешево. Про очаг возгорания в них не говорилось… в них, если подумать, о многом не говорилось.
К примеру, об альве.
Ее не стали искать.
Почему?
Решили, что погибла? Или что погибнет?
Тела продержали две недели, а после отправили обозом… конечно, война и порталы неустойчивы, ко всему тратить энергию… младший сын… но могли бы перекинуть и раньше, до Кахерта, который в пяти днях отсюда. И там уже…
…но держать зачем?
Или затем, чтобы сделать невозможным повторное вскрытие?
…альву держали на цепи.
И цепь в кабинете обнаружили.
…как избавилась?
…обыкновенно.
Тело. Ключ при теле. Ошейник снять.
Уйти.
Понадеяться, что дом сгорит, а с ним и псы, и улики… стройная теория, опасная… но что-то в ней не давало Нату покоя. И он, излагая факты, которые и фактами-то можно было назвать с натяжкой — слишком уж много времени минуло — хмурился.
Запинался.
И наконец, замолчал, позволяя Райдо самому сделать выводы. Он же ущипнул себя за ухо, как делал всегда, пытаясь сосредоточиться на чем-то важном, и сказал:
— Пойдем.
— Куда?
— Туда… туда, где все произошло.
Дайна поднималась на чердак крадучись, но Ийлэ все одно услышала ее. Осторожные шаги, и юбки почти не шелестят, но дом-предатель решил играть на равных со всеми. И тонкие половицы поскрипывали, а дверь протяжно застонала, впуская теплый воздух и запах ландышей.
— Ты здесь? — Дайна остановилась на пороге, прищурившись, вглядываясь в полумрак, который самой Ийлэ казался привычным, уютным даже.
Снаружи дождь.
И небо выкрашено осенней лиловой пастелью. Солнце бледное, тусклое.
Мороз по утрам. Ийлэ чувствовала его, пусть бы рядом с печной трубой ей было тепло. Мороз оставлял узоры на окнах и тонкую пленку льда на подоконнике. Он пробирался на чердак, шевелил тряпье, тревожил кукол, так и застывших в вечном своем чаепитии.
Но главное, что света было мало. А в полумраке лицо Дайны выделялось белым пятном.
— Ты здесь?
Ийлэ тронула корзину, которую пес подвесил на крюк. Крюк был старым, проржавевшим, но крепким. Райдо долго его шатал, а убедившись, что и под собственным его весом крюк не спешит ни ломаться, ни выскальзывать из дерева, закинул на него веревку.
А к веревке уже и корзину привязал.
— Здесь, — с удовлетворением отметила Дайна и волосы поправила.
Волосы у нее всегда были роскошными, но прежде, в прошлой жизни Ийлэ, в которой Дайна вынуждена была носить серое платье горничной, она заплетала волосы в тугие косы, а косы прятала под чепцом. И тот чепец тоже был иным, белым, строгим.
— Послушай, — Дайна притворила дверь, ведущую на чердак. — Я… я пришла помочь тебе…
В это Ийлэ не поверила.
— Думаешь, мне тебя не было жаль? Было. Но что я могла сделать?
Ийлэ промолчала.
Впрочем, ответа от нее и не ждали. Дайна подошла, ступала она крадучись, и башмаки, наверное, сняла еще там, на лестнице, оставшись в теплых вязаных чулках.
— Но сейчас все иначе…
Ийлэ склонила голову на бок.
А ландышами пахло, но слабо… и платье нынешнее было не из маминых. Серый атлас и белое кружево… поторопилась… накануне маме доставили посылку. Она еще расстроилась: ткань казалась скучной, исчез тот фиалковый отлив, ради которого матушка и приобрела ее…
…ничего, ткань — лишь ткань.
Маме уже все равно.
— Сейчас мы можем помочь друг другу… ты мне, а я тебе… я тебе больше… — Дайна коснулась корзины, и Ийлэ зашипела.
Дайна тотчас отдернула руку.
— Ты… ты же вынуждена оставаться здесь… с ним… тебе просто некуда идти, я понимаю… но ты же ненавидишь его, да?
Ийлэ кивнула.
Ненавидит.
И Райдо, который думает, что, если она помогла раз, то поможет снова… и мальчишку его, что вечно крутится возле чердака, но больше не заглядывает. Он тоже рассчитывает на Ийлэ.
А если она откажется…
— Ты… ты всегда ко мне хорошо относилась, — Дайна нервно гладила подол платья, белые руки ее скользили по ткани, которая в полумраке гляделась темной.
Но с фиалковым отливом.
Наверное, все от освещения зависит. А платье сшито неудачно: слишком тесный корсаж, слишком глубокий вырез, пусть и менее глубокий, чем на прочих нарядах Дайны. Здесь же она набросила пуховую мамину шаль.
И сколола ее маминой же брошью.
— Ты же понимаешь, что теперь он тебя не отпустит? — шепот ее глухой, настороженный, тревожил клочья пыли. — Пока он притворяется добрым, но как только… как только ты откажешься помочь… или не сможешь, он покажет истинное свое лицо… я-то знаю…
Она улыбнулась робко, заискивающе.
— Я принесла тебе денег. Здесь немного, но… ты же понимаешь, что больше мне взять неоткуда… уходи, уезжай… с деньгами ты можешь. В другой город… к морю… на Побережье, я слышала, остались другие альвы… затеряешься… он тебя не найдет.
Она лгала.
У лжи острый аромат, но раньше Ийлэ его не ощущала.
Раньше она была на редкость бесчувственной.
Дайна схватила за руку и в руку эту сунула толстый кошелек. Стиснула, зашипела на ухо гадюкой:
— Я помогу тебе… выведу ночью из дому… лошадь дам… с лошадью до станции доберешься, а там уже… он не сразу хватится… я снотворного плесну, когда пить будет… а мальчишка в город уехал.
— Зачем?
— А ты как думаешь? — Дайна подобралась слишком близко, и руку отпускать не собиралась. Она держала, стискивая запястье, и руку эту хотелось не просто стряхнуть, но сломать, чтобы круглое лицо Дайны исказилось от боли.
И слезы бы увидеть. Она-то сама видела, как плакала Ийлэ…
— Те трое… ты их убила…
— Неправда.
Дайна оскалилась. В сумраке ровные зубы ее блестели и казались неестественно белыми, слишком крупными.
— Ты их убила… ты подожгла дом… и ушла… или думаешь, что кто-то поверит в иное? — Дайна проводила по зубам языком, и Ийлэ не могла отделаться от ощущения, что она, человек, существо априори слабое, вот-вот вцепиться Ийлэ в горло. — Они псы, а ты альва. Они тебя мучили, вот ты и отомстила…
Дайна оттолкнулась и встала.
— Поэтому делай, как говорю, если хочешь остаться в живых. Беги.
Она ушла, оставив легкий аромат ландышей, избавиться от которого не сумела или не захотела. Возможно ей, человеку, и вправду казалось, что запах стряхнуть легко, достаточно ванны и мыла… люди мало знают о запахах.
— Она лжет, — сказала Ийлэ отродью, но кошелек подняла.
Спрятала на дно сундука, здраво рассудив, что деньги ей пригодятся, если не сейчас, то весной, когда леса оживут и у Ийлэ появится выбор.
— Она всегда лгала, — Ийлэ качнула корзину, и отродье, заворочавшееся было, вздохнуло. — Ей верили… ей нельзя верить.
Ийлэ склонилась над корзиной и коснулась волос отродья, которые неуловимо посветлели. И мутноватая пленка на глазах растворилась, теперь эти глаза смотрели на Ийлэ с упреком?
С удивлением?
Она не знала, но и выдержать взгляда не сумела, а потому отвернулась.
…имя действительно стоит выбрать, раз уж отродье будет жить.
— Пес нас не тронет, — пообещала она, проводя когтями по бледной коже. — Мы нужны ему… и мы сами решим, когда нам уходить.
Отродье закрыло глаза.
В этом Ийлэ увидела согласие.
Глава 7
В комнате все еще пахло гарью. И была-то она крохотной, как только развернуться. Пожалуй, если Райдо руки вытянет, то сумеет коснуться пальцами противоположных стен.
Потолок низкий.
Через единственное окно, решеткой забранное, разве что кошка протиснуться способна, и то при условии, что решетку снимут.
И камина, что характерно, нет.
А ремонт сделали, причем делали наспех.
Синие обои наклеены кое-как. Мебель, кажется, собрана со всего дома, если не со всего города, и низкая банкетка, обтянутая красным бархатом, соседствует с солидным трюмо, которое в комнате смотрится вовсе чуждо.
Старый шкаф с резными ручками.
Пара стульев.
Столик журнальный, ободранный… кажется, прежде его украшали золотые накладки, но они исчезли.
— Выноси, — скомандовал Райдо, подталкивая столик к двери.
Дернулся и замер, вовремя прикусив губу, сдерживая стон: а ведь поверил, дурак этакий, что боль ушла навсегда, что теперь останется за призрачной границей холода, рожденною руками альвы.
Как есть дурак.
Мог бы изучить препоганый ее характерец, не альвы — боли. Нравится ей с Райдо играть, и теперь вот плеснула огнем и истаяла, позволяя Райдо справляться с углями внутри себя. Он потрогал живот, хотя знал, что угли эти в кишках мерещатся.
— Плохо? — Нат тотчас оказался рядом, подставил узкое плечо.
— Да… пройдет, — Райдо упал на полосатую банкетку, которая знавала лучшие времена. — Не стой. Выноси.
— Зачем?
— Увидишь… столик явно не отсюда… и вот те стулья… козетка… трюмо… погоди, один не сдвинешь.
Нат только фыркнул.
Трюмо он толкал, нимало не заботясь, что ножки его скользят по ковру, оставляя в нем глубокие вдавленные полосы. А ведь и ковер принесли…
Его Райдо сам скатал, с удовлетворением отметив, что паркет меняли не полностью. Кто-то весьма неплохо сэкономил на ремонте.