Вдруг Йорвин почувствовал нечто странное. Как будто бы жар, но чувствовала его не кожа. Этот жар был сверхъестественным, и с каждой секундой усиливался. Йорвин даже положил инструмент и выглянул из кузницы. В этот момент он различил одинокий силуэт, бредущий сквозь метель. Этот некто приближался, и все больше усиливалось странное чувство пульсирующей неведомой энергии, и Йорвин понял - к нему приближается маг, и весьма сильный. Очень сильный. Ужасающе сильный. Незнакомец был одет в шикарное пальто, какие не встретишь на рынке в здешних краях, при перчатках и запонках в тон. Голову от метели закрывал шерстяной капюшон. Он был худ и высок. Почти столь же высок, как Йорвин. Подойдя к нему, незнакомец заговорил.
- Добрый вечер, мастер кузнец, не уделите мне минуту вашего времени? - Йорвин очень удивился, услышав женский голос. С другой стороны в этом бархатном контральто было что-то неуловимо знакомое.
- Конечно. Вы зайдите, не стойте на ветру. Чем я могу вам помочь? - Йорвин впустил незнакомку в кузницу, и та сняла с головы капюшон. Первое, к чему приклеился взгляд Йорвина - это небесной голубизны глаза. Настолько же чистой голубизны, как и у него самого. Это его не на шутку смутило. Он попытался оторвать от нее глаза, но не смог. Перед ним стояла девушка возраста примерно от двадцати пяти до тридцати пяти с роскошными черными волосами. Ее лицо было неземной красоты. И блистало неземным благородством и силой. Йорвин усилием воли заставил себя отвернуться, делая вид, что его вдруг заинтересовал треск угольков в горниле.
- Я такая неловкая, - засмеялась гостья. - Собралась поменять линзы в моем редививаторе, да сломала что-то. Посмотрите, не сможете ли починить?
- Не думаю. Не мастер я в подобных... приборах, - вздохнул Йорвин, но тем не менее взял в руки прибор. Его назначение было для него столь же непонятным, как и истинные намерения гостьи. Ведь при поломке таких агрегатов, маги, если не могут справиться сами, идут к чаро-механикам, а не к кузнецам. Йорвин зажег свечу в светильнике. Для вида, разумеется. Повертев прибор в руках, Йорвин нашел смутившую его деталь и извлек ее. Гильза для линзы была деформирована. Йорвин вернул ей прежнюю форму и поставил на место. После чего вручил редививатор хозяйке.
- Попробуйте теперь, - девушка поднесла прибор к свету, пощелкала рычажком под ручкой и просияла.
- О! Да вы просто чудо! А говорили, что не сможете, что не умеете. Десяти нециев хватит за ваши услуги?
- Что? - изумился Йорвин, - За такой пустяк?
- Ну да, - девушка подобно кошке прильнула к плечу Йорвина, - Даже такому удалому красавчику, как ты нужны деньги. А ты, судя по всему, еще и отчаянно амбициозен, а? - Вдруг их взгляды встретились, и в горле у Йорвина образовался ком. Он смотрел ей в глаза, как в зеркало, не в силах отвести взгляд. Уже не обращая внимания на то, как незаметно они перешли а «ты».
- Прекрасные глаза, - прошептала она ему на ухо, гладя тонкими шелковыми пальчиками его жилистую шею. Йорвин хотел ее оттолкнуть, но не смог поднять руки. Его сердце билось так сильно, что, казалось, вот-вот выскочит из груди и поскачет прочь как можно дальше. Она словно околдовала его. Но при этом ее голос был так нежен, как будто она давно его знает и испытывает к нему неподдельные чувства. Но откуда она может его знать? Она хватает его за руку. Йорвин закрывает глаза и чувствует ее теплое дыхание. Ее волосы источают запах хвои с тонкими нотками эвкалипта. Йорвин глотает колючий ком и осознает, что не в состоянии сказать ни одного слова даже мысленно. В его голове остались только эмоции. Она снова шепчет ему что-то, но он не понимает. Вдруг незнакомка подергивается, как будто сказала что-то лишнее. Интересно, что? Затем разворачивается и стремительно удаляется, растворяясь в пурге. И тут с Йорвина спадают оковы. Он выбегает на улицу, но в пределах видимости уже нет никого. Голова начинает понемногу проясняться, сердцебиение затихает, а Йорвину ничего не остается, кроме как вернуться в кузницу, чтобы собраться с мыслями и привести чувства в порядок.
Что же она сказала?
Йорвин разжал потную ладонь. На ладони лежало десять маленьких серебряных монет. «Будь сильным, малыш.» прозвучало в голове, и эхо этих слов разнеслось до самых глубоких закоулков сознания. Внезапно пришло объяснения всем странностям незнакомки. Исчерпывающий ответ на все вопросы скрывался за одним единственным словом.
МАМА.
Йорвин даже не поинтересовался, как ее зовут. Ведь, быть может, он видел ее единственный раз в жизни. Только Йорвин об этом подумал, как из омута его подсознания всплыло имя. Халинкра. Это имя он слышал во сне. Ему снились невыдуманные события полувековой давности. Отец хотел его уничтожить, но она не дала. Ответ на одни вопросы породил море других. Зачем она объявилась после стольких лет? Где его отец и почему он хотел его уничтожить? Ответов не было.
Йорвин взялся за молот, но дрожащая рука отказывалась работать. В сердцах Йорвин зашвырнул молот в угол, затем с силой захлопнул крышку горнила, накинул плащ и ушел.
Шов получился почти ровным.
Зуали настояла на том, что рану Кейна нужно зашить. И решила собственноручно это сделать, прямо лежа на кровати, благо силы к ней возвращались, а рана стремительно заживала. Кейн сидел на полу и, стиснув зубы, терпел, пока Зуали сшивала ему мясо и кожу, не переставая, глотал ром из бутылки, покрывшейся от времени коркой пыли.
- Плесни-ка каплю. Это наполовину спирт, - попросил он. Зуали повиновалась, с трудом понимая, для чего нужно этот самый наполовину спирт лить на рану и зачем вообще Кейн пьет столь отвратно пахнущую жидкость.
- Благодарю, милая, - Кейн забрал у Зуали иглу с нитью, поцеловал ее руку, а затем аккуратно поправил ей одеяло.
Йорвин сидел в кресле, в углу комнаты, мрачный как туча в месяц дождей. В руках он вертел измятую карту Эрдероса, на которой была пометка с подписью «Все ответы здесь». Жирная красная точка стояла на одном из островов Архипелага Дагона, что было на южном конце карты за полмира отсюда. Когда Йорвин вернулся в дом Кейна, тот передал ему эту карту, и сказал, что его, Йорвина - искала какая-то женщина, и просила ему передать это. Йорвин рассказал друзьям, что их встреча недавно состоялась и кем была эта женщина.
- Невероятно, - сказал Юрки, заглядывая в карту из-за плеча Йорвина. - Я подозревал, что мир огромен, но не думал что настолько. Вот эта вот клякса - это что, Оторофельд?
- Думаю, что будь карта точнее, в таком масштабе он выглядел бы еще меньше, - ответил Йорвин. Юрки, почесав за ухом, с озадаченным видом удалился на нижний этаж, куда Эйнари пытался занести с заднего двора очередную порцию дров для печи.
- Маман, говоришь? - хмыкнул Кейн, почесывая уже солидно обросший седой подбородок. - Неплохо твоя старушка выглядит. Вон, значит, в кого ты такой моложавый.
- Выходит, она давно за мной следит, - не обращая внимания на нетрезвые замечания Кейна, произнес Йорвин, - Страшно предположить, насколько давно. Иначе, как бы она меня нашла? Откуда бы узнала, о том, где мы прячемся?
- А может, она не единственная вовсе, - Зуали высунула нос из-под одеяла. - Посуди сам. Пятьдесят лет от нее не было ни словца, ни весточки, и вдруг она объявляется и передает тебе эту карту. А потом вдруг снова исчезает. Сдается мне, вы оба в опасности.
- Насчет меня-то понятно, но что у нее за проблемы? Хм... Так что предложишь мне делать? - нахмурился Йорвин.
- Отправляйся туда. Что бы там ни было, оно очень важно для тебя именно сейчас.
- И что же? Бросить вас здесь, среди озлобленных деревенщин?
- Полно те строить мамочку. А я-то на что? - ударил в грудь кулаком гробовщик. - Не боись. Пригляжу я за твоими гавриками... Ик!.. Кудлатыми.
- В самом деле, Йорвин. Не беспокойся за нас, мы в состоянии о себе позаботится. Ай! - Зуали со стоном замерла. - Это не в счет. - Йорвин печально усмехнулся.
- К тому же раз ты дракон, то ты сможешь туда полететь, узнать, что нужно и быстренько вернуться, - Йорвин снова невесело усмехнулся.
- Я подумаю, - тяжело вздохнул он. Затем бережно сложил карту и спрятал в карман.
Внизу раздался командирский голос Юрки:
- Куда ты столько? Нет-нет! Нет! Тихо. Тихо! А-а-а!!! - Последовавший затем грохот, казалось, должен разбудить всех соседей, которые уже легли спать. Эйнари с Юрки умудрились опрокинуть всю дровницу на пол. В основном, по вине Эйнари, который в пылу трудового ража неверно рассчитал свои силы и взвалил на свои не вполне здоровые плечи такую груду дров, которая в дверь-то еле пролезла. А дровница у Кейна изрядная.
- Ну чего стоишь, смотришь? - поправил наруч Юрки. - Собирать надо.
Сверху по лестнице скатился Кейн. Лицо его было пурпурным. То ли от рома, то ли от злости, толи от всего сразу.
- Курва - мать! Это чего ток щас было? - зарычал он. - Мало что ли болтов я из ваших задниц мохнатых вытащил? Неможется от того, что еще не весь город знает, где нелюди живут? Хвосты вам в узел, я вас раз... - Договорить распаляющемуся гробовщику Юрки не дал - зарядил поленом между глаз. Отведав полена, Кейн окосел, пошатнулся и собирался было рухнуть, но Юрки ловко подхватил его здоровую тушу. Увидев, как у Юрки глаза полезли из орбит, Эйнари поспешил на помощь, и вместе они оттащили Кейна на софу.
Через полчаса гробовщик очнулся. Встал, оделся и ушел, громко хлопнув дверью. В доме повисла тишина. Все огни погасли и только в печи еще тлели бардовые угли. Морферимы легли спать, и только Йорвин еще сидел на полу, замкнутый молитвой. На первом этаже с холодного пола на освободившуюся софу осторожно и тихо перебрался Эйнари.
Ночью, перед похоронами Селиверста, ударил крепкий мороз. Кейн всю ночь дробил землю, окаменевшую от холода, и к утру вымотался окончательно. Во время работы его вновь скрутил свирепый приступ кашля. Кейн не обратил внимания, что крови на рукаве стало еще больше. Как только кашель немного отпустил, Кейн закурил очередную сигару. Кашель прошел окончательно.
Через два часа встало солнце, но на чистом небе все еще был виден синий полумесяц и тускнеющие звезды. Похоронная процессия вышла из городских ворот. Впереди шел Преподобный. В руках он держал ветхий толстый молитвослов, и на ходу читал молитву на старовсеобщем языке, на котором говорили еще задолго до империи. За его спиной четыре астиана[1] несли гроб. Несмотря на мороз, головных уборов у них не было. Их окаймляли девушки - певчие, одетые в бархатные черные платья и того же цвета платки. Позади шагали обремененные печалью и трауром друзья и родственники усопшего. Всех вместе их было около пятидесяти человек. Кейна это восхитило, но ничуть не удивило. Он знал, каким чудесным человеком был его друг. В толпе Кейн разглядел жену Селиверста, Данель. Среди всех людей она была единственной, кто не сдерживал слез. Одна из ее знакомых женщин ласково приобняла ее, попыталась утешить, но та лишь сильнее разрыдалась. За ее спиной шел мальчик лет двенадцати и тащил за собой маленькую тележку. Ее содержимое было укрыто тряпицей, и потому оставалось загадочным.
Люди собрались вокруг могилы. Певчие смолкли, и над кладбищем повисло траурное молчание. Лишь ветер завывал в ушах и шелестел в одеждах. Преподобный вышел вперед и провозгласил:
- Жизнь - ничто иное, как утроба, в которой развивается духовный плод человека. Но кто или что в итоге родится, зависит целиком и полностью он нас. Да, умирая физически, человек рождается вновь. Но первое лицо, которое вы увидите, родившись вновь, будет лицо нашего Небесного Отца - Илтриса. В руке он будет стяжать весы о трех чашах. На этих весах Отец Илтрис взвесит, сколько любви вы принесли с собой из земной утробы. На первую он возложит вашу любовь к себе, ваше эго, ваши плотские желания и устремления. На вторую чашу он возложит любовь, которую вы отдали окружающим людям, ближним и дальним. На третью он возложит, сколько любви и почета вы оставили для него. Если перевесит первая чаша, то ничто не спасет вас от вечных страданий в аду, где вас будут терзать тысячи демонов до скончания мира. Если вторая чаша перевесит, значит в вас есть свет. Маленький уголек, который если раздуть его заполыхает ярче солнца. Вам будет дан второй шанс и вы родитесь заново. Обычно в этом случае люди рождаются больными или уродливыми и живут неблагополучной жизнью. Так было с Селиверстом. Он родился худым и болезненным. Лекари утверждали, что ребенок умрет, не сегодня так завтра. Но вопреки всему, Селиверст вырос здоровым, крепким, верным Илтрису мужчиной. Жил достойно и своей благочестивой жизнью заполнил любовью третью чашу весов, дающую вечный мир и благоденствие в Небесных Чертогах Отца. Я в этом нисколько не сомневаюсь. Так давайте же помолимся, чтобы Илтрис принял его как любимого сына и даровал ему неземную радость и покой.
Люди склонили головы и хором повторяли молитву, которую громко читал Преподобный. Кейн стоял поодаль. Он не верил в единого бога, но и язычником, как его родичи, тоже не был. Но в этот день что-то коснулось его высохшего сердца. И он вместе со всеми осенил себя священным знамением - коснулся двумя перстами лба и положил ладонь на сердце.
Аминь.
Несколько мгновений стояла тишина, затем женщины дали волю слезам. По очереди они подходили к гробу и целовали застывшее чело Селиверста и роняли на него слезы. Среди них была и дочь Селиверста, Адалия. Затем подошли четыре астиана, закрыли крышку и опустили гроб в могилу. Многие друзья и родственники бросили по горсти земли на крышку гроба. Наконец, подошел Кейн. Как и остальные, он бросил на гроб друга горсть земли, а потом взялся за лопату. Вместе с комьями застывшего грунта, в могилу нет-нет да падала скупая мужская слеза старого гробовщика. Когда дело было сделано, Кейн водрузил у кургана плиту, на которой было выбито: «Селиверст - кузнец. 1241 - 1315»
Из города выплыло черное пятно. Когда оно приблизилось, Кейн разглядел силуэты солдат при мечах и арбалетах. Восемь королевских полицейских вошли на кладбище и быстрым шагом направились в сторону похорон. Кейн зарычал, схватил лопату, но был остановлен Преподобным.
- Не смей Кейн. Не на похоронах. Я все улажу. Стой и молчи.
- Не уладишь, - бросил Кейн менее сердито, но лопаты из рук не выпустил.
- Стой и молчи! - Настойчиво повторил Преподобный, поворачиваясь к солдатам.
- Доброе утро, братья. Да благословит...
- Мы разыскиваем некоего Кейна - гробовщика. Нам сообщили, что он здесь работает, - перебил солдат. - От имени Глимкара и в частности Его Величества Айвена VI требую выдать его нам немедленно.
- Я тебе сейчас эту лопату в задницу засуну немедленно! - взорвался Кейн. Солдаты вытащили мечи из ножен. Запахло жареным.
- Молчи! - крикнул Преподобный.
- Ты договоришься, старик, - нахмурился старший из полицейских. - Укорачивать дерзкие языки мы умеем. Чик и все.
- Я в гробу много чего повидал. Работа у меня такая. И Айвен ваш там был.
- Друзья! Братья! - примирительно поднял руки Преподобный. - Давайте будем людьми, в конце концов. Кейн не хотел вас оскорблять. Он только что похоронил своего лучшего друга. Давайте хотя бы сегодня не устраивать разборок. Пожалуйста.
- Ладно, - неохотно согласился полицейский, убирая меч в ножны. - Беги сегодня, но завтра мы возьмем тебя. И тебя и всю твою шайку-лейку. Мы узнаем, где вы залегли. Очень скоро.
Когда солдаты в черном исчезли из вида, Кейн, наконец, выпустил лопату из рук.
- Черные ублюдки! - сплюнул гробовщик.
- Зачем опять хамишь? Ты вообще знаешь, кто это? Тебе жить надоело, я понять не могу? Или у тебя попросту мозгов не хватает, Кейн?
- Мои мозги на месте, - ответил Кейн. - Эти сволочи чуть не убили крошку Зу прямо у меня на глазах. Ты ее видел. Милое, безобидное создание. Ни разу я не видел этих в Гвантане со времен Большой Кражи. Ни разу. Но стоило не человеческой расе объявиться в городе, как выползли. И я не собираюсь пред ними пресмыкаться, за чьей бы задницей они ни прятались. Айвен - хренайвен, мне плевать. Со мной пускай не связываются.