- Достойный выбор, - сказал Сиртама. И слегка улыбнулся.
Йорвин простился с Тулбором. Они пожали друг - другу руки и тепло обнялись, почти как отец и сын. И простились они на этот раз навсегда. Все понимали, что до их следующей встречи трактирщик вряд ли доживет. На прощанье тот подарил Йорвину кружку и сказал, чтобы тот всякий раз, когда будет пить из нее, он вспоминал старого трактирщика.
Йорвин познакомился с официанткой Тулбора. Ее зовут Тиа, и она любит Тулбора как дочь, которой у него никогда не было. У нее был богатый отец, большая шишка в Митриуме. И его девочка росла избалованной, но на удивление доброй и честной. Когда отец умер и оставил ей наследство, та не умела с ним обращаться. Деньги иссякли очень быстро, и вскоре юная Тиа погрязла в долгах, как какой - нибудь подпольный игрок в кости. Долг заставил ее проститься с недвижимостью, и так как делать она ничего не умела, то ни один ремесленник не брал ее в помощницы, ни один хронист не брал ее в писчицы, и ни один повар не брал ее в кухарки. Тогда Тиа решила поискать своего места в других землях. К счастью, далеко идти не пришлось. Чем-то она очень приглянулась старому Тулбору. Возможно, своей исключительной непорочностью и почти детской наивностью и добротой. Тиа была далеко не уродкой, но и небесной красотой похвастать не могла. Самым красивым в ней были золотистые волнистые локоны и ясные серые глаза. Они с Йорвином были почти ровесники. Если Тиа и была старше Йорвина, то незначительно. Тиа протянула Йорвину ручку, тот пожал ее и его лицо вмиг помрачнело. Такие же шелковые ручки были у его подруги Делайлы. Йорвин содрогнулся, какие ужасные вещи сотворили демоны с ней, что он даже не узнал ее среди мертвых тел. Но теперь он вспомнил ту девушку, больше похожую на сплошную гематому, с волосами, из которых пряди были просто выдраны, с выбитыми зубами и выколотыми глазами. Йорвина затрясло, глаза покраснели, а стук сердца стал слышен даже на втором этаже.
- Йорвин, ты в порядке? - спросила Тиа. Йорвин почувствовал, как внутри разгорается знакомый огонь, и, опасаясь срыва, немалым усилием заставил себя взять себя в руки.
- Да, я просто... уразумел кое - что, - Йорвин даже попытался даже выдавить что - то вроде улыбки, но у него не получилось. - Забудь.
Не говоря больше не слова, Йорвин развернулся и вышел из трактира, Сиртама пожал Тулбору руку, кивнул Тие и вышел следом. В ту ночь Йорвин не спал, и весь следующий день ходил мрачный как туча. Они с Сиртамой шли пешим ходом по дороге на северо-восток, в сторону Оторофельда. И тому было как минимум два весомых повода. Во-первых, лошади в Отофельде как куры в вольере со львами, во-вторых, звери попросту боялись Йорвина, и не спроста. Йорвин за весь день не произнес ни слова, а к вечеру и вовсе замкнулся. На привале мужчины разожгли костер, достали заботливо заготовленную Тулбором солонину, хлеб и воду.
- Йорвин, в чем дело? Ты сегодня с утра сам не свой. Я знаю, ты горюешь по погибшим близким, но я вижу, дело в чем - то еще. Ураган в твоей душе наверняка мог бы сровнять с землей не один стольный город. Поделись, легче же станет. А депрессия тебе не помощница, она тебе только хуже делает.
- В Холрене жила девушка, - хриплым голосом заговорил Йорвин. - Которая была мне как сестра. Ублюдки убили ее, а я ее даже не узнал среди мертвых тел. Никогда бы не подумал, что можно так изуродовать безобидное создание. Какая же черная душа должна быть, чтобы вот так? Я не могу попустить это и не сделать того, что должен. Месть - мой святой долг.
- Месть не решит твоих проблем. У тебя их станет только больше. Замкнутый круг зла можно разорвать только непротивлением насилию террором, смирением и прощением. Не убий никого - это основной закон, которому должен подчиняться любой член нашего сообщества. Ты сам поймешь это, когда мы начнем твое обучение, - Йорвин ничего не ответил, снова зажевав кусок, - Ладно, оставим пока это. Завтра мы должны добраться до города Кавван - это последнее поселение по дороге в Оторофельд. Если не будет затруднений, то послезавтра мы уже доберемся дотуда. Вот там и начнутся проблемы. Ты слышал что-нибудь об этом лесе, Йорвин?
- Слышал... - мрачно протянул Йорвин, - ...кое - что, - закончил он после долгой паузы.
- Должен тебе рассказать о двух племенах, что живут в глубине леса. Одни называют себя морфериам, что на наш язык можно перевести, как "дети псового". Но люди называют их морферимы. Так им проще. Разница невелика, но не для сынов волка. Не вздумай ошибиться, если на тебя направят луки, или будешь немедля расстрелян. Эти существа - человекообразные животные, тем не менее, им не чуждо ничто человеческое. Возможно, в нравственном плане они даже лучше нас. Морферимы делятся на две семьи - сыны Черного Волка и сыны Серого Лиса. Возможно догадываешься, почему. Сыны Черного Волка - огромные двуногие прямоходящие волки. Возможно, даже покрупнее тебя. Со строгим и нерушимым кодексом чести. Хех, лучше быть другом сына черного волка, чем его врагом. Друзьям они верны до конца, и умрут за них без колебаний. А из людей, что вздумали их обмануть - мало кто выжил. В бою они свирепы, безжалостны и неудержимы. На одного морферима как минимум шесть людей, это точно. Сыны серого лиса - это человекообразные лисы. Не такие крупные, как сыны волка, но оттого не менее опасные. Эти ребята очень умны, хитры, приспосабливаются почти к любой ситуации. Ну, еще они отличные лучники. Еще есть информация о троллях, которые живут в чаще, но их уже лет сто никто не видел, и эта тема, остались ли еще тролли в Оторофельде сейчас активно оспаривается. В общем, нас ждет пять довольно напряженных дней в лесу, забитом всякой нечистью. - Йорвин, продолжавший невозмутимо жевать помолчал, а потом сказал:
- Все ясно, - затем доел кусок, глотнул воды, чтобы хлеб в горле комом не встал, и лег спать.
Заснуть сразу у него не получилось. Йорвина до сих пор не отпускали образы Делайлы, Торвальда и прочих, сложивших голову в деревне. Они принесли себя в жертву ради того, чтобы он выполнил свою великую миссию. Но какую? Стать надеждой угнетенных и невинно порицаемых? Чтобы его имя со слезами гордости произносили старики, рассказывающие своим внукам о герое без страха и упрека, который стоит на страже покоя мирян? Или же стать олицетворением зла, чтобы его имя произносили в страхе и шепотом? Но затем Йорвин решил про себя, что никакое колдовство и никакие напасти не совратят его с пути добра. Что не для того его вырастил Торвальд, чтобы он, Йорвин, пал жертвой таинственных сил внутри себя. И с этой мыслью его разум покинул тело. До утра. Проснувшись поутру, Йорвин обнаружил Сиртаму, бодро и старательно заметавшим следы их стоянки. Все вещи были уже готовы к дальнейшему путешествию.
Дальнейшая дорога пролегала по всхолмью, у подножия которого и стоял город Кавван. По холмистой местности идти было интереснее, чем по равнине, но и утомительнее. Сон частично залечил кровоточащую душевную рану Йорвина, и боль немного отпустила. Юноша в этот день был общительнее, улыбчивее, а потому день для него прошел быстрее.
Наконец перед ними раскинулся Кавван. Йорвин с Сиртамой добрались до него раньше, чем рассчитывали, но сочли, что так только лучше. Больше отдохнем, перед Оторофельдом и наберемся сил. Кавван был довольно целостным городом, и не испытывал неудобств от своего приблудного местоположения. На панораме, что открылась перед путниками по правую руку, тянулись поля ржи, ячменя и пшеницы. По левую - речка, что спускалась с холмов, и обслуживала город. Недалеко от мостка через Наинну, так называлась речка, стояла водяная мельница, а чуть подальше были видны женщины, стирающие белье. Еще дальше, где река становилась полнотелой, и уже не могла называться речкой, виднелись рыбацкие лодки. А на горизонте черной лентой тянулся дурно славный Оторофельд.
Путешественники спустились с холма и вошли в город. Идя по узким улочкам, они оглядывались в поисках постоялого двора. От Митриума этот город отличался сильно. Здесь было чисто, не было пьяниц, вусмерть надравшихся эля, и валявшихся в грязи пятаком вниз. Здесь не пахло отхожими местами, лошадиным навозом и прочими неаппетитными ароматами. Дома стояли ровные, чистые и добротные. Йорвин подумал про себя, что недурно было бы поселиться здесь... когда-нибудь. Наконец, Сиртама указал на вывеску с весьма броским названием "Вечное сияние". На вывеске была нарисована звезда с восемью лучами и красиво выгравированная буква "А".
Когда Сиртама и Йорвин вошли в таверну, их поразила чистота и просторность этого заведения. Таверна вполне оправдывала свое название. Народу было достаточно, и свободных столиков было два. Всего их было семь. В углу по диагонали от двери стояло что - то вроде сцены, а на сцене стоял высокий, красивый, чистый и опрятный молодой человек. Одет он был в превосходный пурпурно - белый камзол, зеленые суконные штаны, ботинки из заячьей кожи и вишневого цвета шляпу с загнутыми полами и салатовым плюмажем. В руках бард держал великолепную лютню, которая издавала поистине божественные звуки. Эта музыка заставляла забыть про все беды и несчастья, и отправляла душу в высокий полет выше облаков. Все другие барды, которых Йорвину доводилось слушать в Митриуме, после этих чудесных музыкальных переливов казались бездарными фанфаронами и хриплыми горлопанами. В обычных харчевнях музыкой служат нецензурная брань, грубые солдафонские анекдоты, истеричное ржание, отрыжки и прочее непристойное и непотребное. В этом заведении стояла тишина. Ни один цеховик или крестьянин не смел прервать дивную музыку мастера - барда. Все заслушивались и летали. Сиртама и Йорвин подошли к стойке. За ней стоял человек средних лет, среднего роста, средней комплекции, с добрым лицом и смеющимися глазами. У трактирщика была аккуратная расчесанная борода и волосы.
- День добрый, судари, добро пожаловать в "Вечное сияние"! Я - Агилл, хозяин. Чем могу вам помочь?
- Здравствуйте, уважаемый, нам бы комнату, желательно попросторнее. И еще скромный обед, будьте любезны.
- Будет сделано. А пока, господа, насладитесь искусством мастера Мавротия. Он приехал к нам вчера с двухдневной гастролью, а завтра, к сожалению, покидает наш город. - Агилл удалился, а Йорвин с монахом заняли столик, что был поближе к сцене. Бард бил пальцами по струнам и пел:
Я вчера полюбил другую.
И прошу, отпусти меня.
Все мы влюбляемся вслепую.
Любовь зрячей никогда не была.
Но отринув печали и муки,
Может быть, встретишь ты завтра того,
Кто согреет рукой твои руки,
И всем сердцем полюбишь его.
Песня кончилась, благодарные слушатели зааплодировали и заулюлюкали. В футлярчик для лютни со всех сторон полетели монеты: медные, серебряные, золотые - кто что мог себе позволить. Йорвин и Сиртама тоже не остались в стороне, и кинули музыканту по серебряной монете. А люди не успокаивались и требовали продолжения концерта. Музыкант поклонился, "подмел" шляпой пол сцены и благодарно закивал.
- Благодарю вас. Но следующая песня будет последней на сегодня. Это баллада о короле - воеводе Саркисе. - Бард провел пальцами по струнам и запел:
Капли стали падали с неба.
От туч рано стало темно.
С севера дули могучие ветры,
Но в бой шел отряд все равно.
Тех витязей вел, не страшась урагана,
Сам Саркис, великий герой.
Тот, кто при жизни легендой стал славной.
Чью волю не сломишь мечом.
Эльтифиат, вероломный и хитрый
Две ратные силы гнал там.
Люди шли маршем по мокрой земле,
И туча шла по небесам.
У певца был уникальный голос диапазоном в четыре октавы, который звучал то нежно, то жестко и низко там, где это было необходимо. После недолгого проигрыша зазвучал припев.
В дали унеслось затишье мира.
Грозам разразиться вновь время пришло.
Героям не страшен холод могилы.
Жизнь или смерть, кровь иль вино.
Потихоньку в таверну стало прибывать все больше народу, и к моменту, когда Мавротий допел припев, свободных мест за столиками не осталось.
Били в щиты мечи из булата.
Стрелы пронзали и землю, и латы.
Красной от крови стала земля,
И телами покрыта стала она.
Бой завершился лишь поздней ночью,
Когда уж сражаться не было мочи.
Узрев, что все войско лежит возле скал,
Эльтифиат пораженье признал.
Но если признал, то не значит смирился,
Короля - воеводу он сжить захотел
Помощью мага он заручился,
И ему короля он убить повелел.
Мощью огромной тот маг обладал.
Пальцев щелчком он горы сдвигал.
И силой своей он грозе повелел
Обратить победителя в пепел и тлен.
Молнии удар был беспощаден,
Мгновенно прервал Саркису жизнь.
А Эльтифиат, будь он трижды неладен,
Через год был проказой отправлен за ним.
И через тысячу лет не смолкают баллады
Во славу героям, в насмешку врагам.
Но время приходит для новых деяний,
Благих, иль не очень, решать это нам.
Из далей вернулось цветение мира.
Грозы отгремели, их время прошло.
Пусть нас не печалят героев могилы,
Сегодня в их честь мы вкушаем вино.
Таверна, переполненная людьми, взорвалась аплодисментами. Вот, что значит люди, стосковавшиеся по искусству. Некоторые, живущие неподалеку, специально вышли из дома, чтобы поглазеть на живого музыканта. Мавротий снова откланялся.
- Спасибо, друзья! Желаю вам не терять и не теряться. Любите и будьте любимы, - Бард выгреб из футлярчика деньги, положил на их место лютню, спрыгнул со сцены и удалился вверх по лестнице в свои покои.
Народ стал расходиться, гулко обсуждая выступление, а Йорвину и Сиртаме подали обед: тарелку ухи из окуня, краюху еще теплого хлеба. На второе - омлет с беконом и приправами. От алкогольных напитков странники отказались. Вместо этого им принесли кувшинчик козьего молока. Сиртама ахнул. Они заказали СКРОМНЫЙ обед, а не обед для зажиточной крестьянской семьи. Но трактирщик его успокоил, пообещав, что возьмет за обед, ужин и постель всего три серебряных неция и девять медных цзанг.
После обеда настроение резко улучшилось, и стало расположено к досужему времяпрепровождению. Сиртама стосковался по книгочтению, и решил отправиться на поиски библиотеки или книжной лавки. Йорвин же обнаружил у себя назойливую, как рой помойных мух, потребность сходить в баню.
Пожилой прохожий указал дорогу к двухэтажному деревянному зданию. Внутри пахло отваром банных трав, пихтой и пивом. Йорвин заплатил баннику за отдельную парильню (опять же из-за знака на руке), и уединился в ней. Ушаты с ароматной горячей водой без следа смыли с него не только дорожный пот, но и печали по поводу прошлого и треволнения за будущее. Йорвин почувствовал прилив энергии. И эта энергия была совсем не похожа на энергию притока ярости. Это была позитивная энергия созидания. Воистину, баня обладает чудесной силой исцеления тела и духа. После бани тело стало гладким и приятным, а волосы - мягкими и шелковистыми. Эх, вот бы все недуги мира могли исцеляться также легко и приятно!
Вонь.
Внезапно в бане страшно завоняло. Воняло гниющей плотью, трупом, оставленным на мостовой под солнцем. Воняло так, что Йорвина затошнило. Он быстро оделся, причесался и вышел в коридор. Другие посетители тоже были обеспокоены неприятными запахами и выливали свое негодования на хозяина. Бедный банник, ему не позавидуешь.
Только было Йорвин подошел к двери как вся стена с оглушительным грохотом разлетелась на тысячи кусков разной величины. Йорвина вместе с двумя случайными людьми отбросило волной к противоположной стене. В образовавшейся дыре стояла фигура в черном рваном балахоне. Из под капюшона выглядывал череп страшной нелюди с острыми хищными зубами. На "лице" этого страшилища не было даже намека на плоть и кожу. Именно это существо источало эту жуткую вонь, от которой, казалось, нос вот - вот сморщится и провалится. Одного из посетителей острым осколком бревна проткнуло насквозь, еще одного засыпало более крупными обломками. Йорвину повезло больше. Он стряхнул деревянное крошево со своих ног, встал, и обнаружил в своем предплечье небольшой осколок, выдернул его, брызнула кровь. Голова "стенокрушителя " дернулась в сторону брызнувшей струйки, а затем снова обратилась на Йорвина. "А-а-а, так вот, что ему нужно, моя кровь. Хрен он ее получит!" - подумал Йорвин и пнул носком сапога мусор, засыпав кровь. "Рваному балахону" это не понравилось. Он поднял руку, вслед за его мановением длинный острый осколок поднялся и уставился острым концом в сторону Йорвина. Тот едва успел упасть на пол до того, как осколок, пролетев над ним, врезался в стену, разлетевшись на щепки.