Ремни, галстуки, шарфы – на всех дверных ручках, но не на вешалках или специальных крючках. Позабытые чайные пакетики – под специально наклеенными цветными стикерами, но в местах, совершенно для этого непригодных. Начатые упаковки жвачки – в диванных подушках, в ванной на полке, в пустой вазе для фруктов. Недоеденные (как можно вообще такое допустить?) шоколадные батончики – везде, где что-то более важное случайно отвлекло его от еды.
Влас компенсирует хаос в квартире порядком в голове. Вызывает одновременно зависть и восхищение, ведь я – абсолютно пропащая по обоим пунктам.
– Время доставки – сорок минут, – объявляет Влас, возвращаясь из кухни. – Но я сказал доставщику, что если он поторопится, получит двойные чаевые. – Влас подбрасывает мобильный телефон в воздухе. – Так что, думаю, пицца будет у нас меньше, чем через полчаса.
– Это хорошо, – отвечаю я. – Я страшно голодная, и уже вот на столько, – я приближаю указательный и большой палец друг к другу, – близка, чтобы позариться на твои обветренные шоколадки.
– Не суди меня, я убираюсь, – Влас виновато улыбается. – Просто очень медленно.
– Пока здесь не завелось тараканов, меня всё устраивает.
Влас подходит к креслу, на котором я сижу. Наклоняется. Его ладони упираются в обивку кресла по бокам от моих бёдер. Я так напрягаюсь, что мною сейчас как тараном с лёгкостью можно было бы выбить дверь.
– У меня есть вопрос, – приглушённо сообщаю я.
Влас неотрывно глядит мне в глаза. Ненавязчиво или нет – меня не волнует, – но я забираюсь на кресло с ногами и прижимаю их к себе, увеличивая, как мне кажется, препятствие между собой и Власом.
– Я весь во внимании.
Влас наклоняется ещё ближе. Я чувствую еловый запах его одеколона. Он нравится мне больше, чем нечто под названием “арктическая волна”, которую использует Дмитрий, и цитрусовый коктейль, который в нереальных количествах на себя выливают Даня и Ваня.
Влас пахнет рождественским лесом. Хочется прикрыть глаза от наслаждения, но я боюсь, к чему всё это может привести.
– Насчёт некоторых нюансов системы, – начинаю я максимально издалека.
– Да, да, – протягивает Влас.
Его ладони перекочёвывают на деревянные подлокотники, и это возвращает мне немного свободы.
– Расскажи мне немного о Спящих.
Влас, до этого думающий явно не об истории стражей, серьёзнеет.
– Что ты хочешь узнать?
– Что-нибудь, что не входит в общую программу.
– Хм, – только и произносит он.
Выпрямляется. Присаживается на подлокотник, ладони складывает в замок, размещает их на коленях.
– Собственно говоря, особо рассказывать и нечего, кроме очевидного. Умерших стражей кремируют, прах развеивают над Дубровом, чтобы остатки магии клятвы смогли служить городу и после смерти её носителя. – Влас прикусывает губу, обращая свой взгляд куда-то в сторону. Затем вздыхает и снова поворачивается на меня: – Ты сама не раз была свидетелем этой церемонии.
Я киваю, мол, да, ты прав.
– Но ведь у тебя есть конкретный вопрос, я прав? – Влас протягивает руку к моему лицу. Его указательный палец касается моего виска и проводит линию, убирая выбившуюся из косички прядь волос.
– Можно ли вытащить обратно чей-либо прах из этого поля? – спрашиваю я.
– Зачем кому-то могло это понадобиться?
– Ну, – я пожимаю плечами. – Для захоронения, например. Или… – Власов взгляд настолько пристален, что я теряюсь. – Мало ли! Для ритуала, может, какого.
– Меня такие “мало ли” немного озадачивают, – Влас чуть отклоняется и осматривает меня целиком. – Особенно из твоих уст. – Когда он снова приближается, я чувствую себя маленькой нашкодившей девочкой. – Ничего не хочешь мне сказать?
Неуверенно, но я качаю головой. Влас ещё несколько секунд внимательно разглядывает моё лицо, а потом окончательно сокращает расстояние между нами и целует.
Не первый наш раз, но по сравнению с другими поцелуями, этот – буквально новый уровень. Стой я на ногах, у меня бы подогнулись колени.
– Такое действительно возможно, – отстраняясь, будничным тоном произносит Влас, как будто мгновение назад никакого поцелуя и не было вовсе. – Но никто, насколько мне известно, этого за всю историю ещё не делал.
Влас отходит к лежащей на полу кошке. Лола, кремового цвета корниш-рекс, сладко потягивается, когда Влас гладит её по животу.
– Я хочу заключить кое с кем сделку, и прах Спящего – её цена, – произношу я, наконец решившись.
Власова ладонь замирает над кошкой и сжимается в кулак.
– Ещё раз? – он переспрашивает, но это едва ли фактическая просьба повторить. Скорее что-то вроде: “Я сейчас правильно всё услышал?”.
– Я хочу заключить сделку с Миллуони.
Лола изворачивается змеёй в попытке вернуть внимание хозяина на себя, но Влас, кажется, после моих слов переместился куда-то далеко за пределы квартиры.
– Милая, – то, с каким натяжным выдохом Влас это произносит, заставляет желудок сжаться. – Что ж ты сразу к дьяволу не пошла? Было бы и то больше шансов.
– Миллуони не так плох.
– Я сделаю вид, что сейчас не слышал этого. – Влас резко выпрямляется. – Хотя будет уместным заметить, что не так плох был Дэвон, упокой Господь его душу, а Миллуони… – Влас делает паузу, чтобы вздохнуть. – Ну вспомни хотя бы тот скандал в Академии, когда он спал с женой действующего директора, а потом выдвинул свою кандидатуру на его место и никто не смог ему отказать, ведь по уровню магии он действительно превосходил того бедолагу. – Влас скрещивает руки на груди. – Чей прах ему нужен?
– Христофа. Они когда-то давно были близки, – я передёргиваю плечами, – в каком-то не менее странном смысле, чем вся эта ситуация в целом. Полагаю, его прах нужен ему по такой же причине.
– О, – вот всё, что я получаю от Власа.
А затем – молчание. И если раньше даже в моменты, когда я не знала, разговор на какую тему с ним начать, я не чувствовала, что затянувшаяся пауза отягощает, то теперь она не просто камнем ложится на плечи – она давит словно пресс.
– Ты в порядке? – спрашиваю я осторожно.
– Да, просто… – Влас снова опускается вниз, к Лоле, но теперь он полностью оседает на пол. Запускает пальцы в волосы, ерошит их. Затем обхватывает руками колени. – Мне было всего десять, когда умерли родители, но я уже знал слишком многое про мужчину, наложившего чёрную тень позора на наш род. Он был маминым двоюродным братом, но она никогда не называла его так, только полным именем. Лишь единожды, я помню это хорошо, потому что это случилось в мой последний день рождения, который мы провели вместе, она, я не знаю, словно почувствовав приближение своего конца, позволила себе откровение, назвав его иначе и открыто нас сравнив. “Ты так похож на Риса” , горько сказала она. А после этого взяла обещание с меня, десятилетнего мальчишки, что я никогда не пойду его путём.
Сказанные Власом слова бьют прямым ударом в солнечное сплетение. Я встаю с кресла, подхожу к нему, присаживаюсь рядом. Беру его за руку, переплетая наши пальцы. Мне хочется утешить его, хочется сказать, что он ни на каплю не такой, как всё плохое, что было в его дяде, но абсолютно точно немного то, что было в нём хорошего: целеустремлённость, острый ум, своеобразная, но всё-таки верность. Желание рассказать о том, что я лично знала Христофа, почти перевешивает здравый смысл, но я вспоминаю всех тех, кому уже доверила свой секрет, тем самым ненароком, но фактически поставила их под опасность, и решаю не делать того же с Власом.
К тому же, он ведь член Совета. Что, если они не имеют права хранить друг от друга секреты такого типа?
– Ты нисколечко не похож на своего дядю, – говорю я мягко. – Он плохой, а ты… другой. Хороший.
Влас, до этого сверливший взглядом пол, поднимает на меня потемневшие глаза.
– Спасибо, – произносит он, облокачиваясь лбом о моё плечо.
Я прикусываю язык. Он благодарит меня за то, что ему необходимо было услышать, и он не в курсе, что это – абсолютная ложь.
Я поступила правильно. Правильно ли?
– Иди сюда, – говорю я, крепко обнимая Власа.
В моих руках он внезапно кажется совсем крошечным.
Я закрываю глаза. Еловый запах окружает меня.
– Люблю тебя, – произносит Влас. – Что бы ты там не задумала – будь осторожна, прошу.
– Как обычно, – отвечаю я.
В этом ответе столько же правды, сколько и лжи. Я действительно собираюсь поступать так, как поступаю всегда, но в моём случае это ещё ни разу не значило отсутствие опасности.
***
Шиго не нравится запах табачного дыма. Она морщит нос и глядит на Бена с таким отвращением, что любого другого давно бы это смутило. Вот только Бен обладает железным терпением, когда дело касается того, чтобы вывести кого-нибудь из себя.
– Лукас уверен, что ваш отец живёт здесь? – переспрашиваю я.
Мы припарковали внедорожник напротив студенческого общежития. Шиго здесь своя – она, как оказалось, учится на юридическом факультете, и в этом году заканчивает аспирантуру.
Пошла по стопам брата – пожалуй, это именно то, чего узнать о ней я ну никак не ожидала.
– Папашка у нас со странностями, – отвечает Шиго. Она надувает большой пузырь из жвачки и смачно лопает его. – Нам невероятно повезло, что мы с Лукасом пошли в мать.
Небольшая группа ребят, проходящих мимо, здоровается с Шиго. Она отвечает им коротким кивком, провожая взглядом до входной двери.
– И как мы найдём его здесь? – Бен делает последнюю затяжку и кидает окурок себе под ноги. – Тут этажей восемь, и на каждом блоков, наверное, двадцать, как минимум.
– Это как раз самая простая из задач, – Шиго опускает взгляд, следя за движением носка ботинка Бена, втаптывающего окурок в землю. – Вообще-то, на территории общежития курить запрещено.
– И ты ждала, пока я закончу с сигаретой, чтобы сообщить мне об этом?
– Я тебе в матери не нанималась.
– Ребят, – устало протягиваю я. – Не начинайте.
Шиго отстраняется от внедорожника, на который до этого опиралась спиной, и вышагивает в сторону входа. Мы с Беном следуем за ней по пятам. Я никогда не была фанаткой университетов и всего, что связано со студенческой жизнью, а потому чувствую себя не в своей тарелке, чего не скажешь о Бене.
Пустите кота в рыбную лавку, и тот будет выглядеть менее довольным.
– Знаешь, кем я хотел стать до того, как принял клятву? – спрашивает он у меня.
– Ты же вроде с детства только в стражи и метил.
– Не совсем, – Бен суёт ладони в карманы форменной куртки и чуть вжимает голову в плечи, отчего становится похожим на нахохлившегося воробья. – Был у меня период, когда я хотел стать военным.
– Формально, это то же самое, что и защитник…
– Ага, конечно, а из Мёртвого моря можно пить. Голову включи, коротышка, я хотел быть настоящим солдатом, а не мальчиком на побегушках у кучки чокнутых с завышенным самомнением. Без обид.
– А я-то тут причём?
– Ну, твой парень тоже входит в вышеупомянутую категорию.
Я прыскаю. Меня, может, и должно волновать мнение Бена насчёт Власа, но я не хочу в очередной раз пускаться в пустые споры, а потому пропускаю заявление мимо ушей и вместо этого говорю:
– Если бы ты пошёл в военный университет, жил бы в казарме, вставал бы в шесть утра и существовал бы от выходного и до выходного. Про девчонок вообще молчу.
Бен пожимает плечами. Уже внутри здания мы с Беном останавливаемся в паре шагов от Шиго, которая о чём-то разговаривает с консьержем.
– Ладно, ты права, – говорит Бен. – Но из меня вышел бы неплохой морпех.
– Как скажешь, – бросаю я.
И, казалось бы, закончен разговор, но Бен продолжает таращиться на меня, что-то выжидая.
– Чего? – переспрашиваю я.
Шиго идёт к лестнице. Мы – за ней.
– Ничего, – произносит Бен. – Просто заметил кое-что странное.
Второй этаж. Длинный, витиеватый и очень шумный коридор. Пахнет влажностью и пельменями. Кто-то курит в форточку, чего делать явно не разрешено.
– И что же ты заметил, умник?
– А то, что ты имеешь привычку поддерживать всех, кроме меня.
Краем глаза я наблюдаю за тем, как Бен бьёт себя по козырьку кепки, чуть его приподнимая.
– Если для тебя это настолько важно, – произношу я, разводя руками. – Из тебя бы и вправду вышел отличный морпех.
– Уже поздно, – фыркает Бен. – Уже не актуально, и я тебе не верю.
Он кривит губы в подобии улыбки, вот только я всё равно замечаю остаток искренней обиды в его глазах и в том, как быстро эта самая улыбка исчезает.
Что на него нашло? Не очень похоже на Бена.
Шиго останавливает нас напротив одной из дверей.
– Юра сказал, цитирую: высокий красивый мужчина в комбинезоне уборщика, предложивший заплатить за один блок платиновым слитком или килограммом травки, живёт здесь, – Шиго недовольно качает головой. – Типичный отец и шуточки его тупые.
Шиго заносит кулак, чтобы постучаться, но я опережаю её, вклиниваясь между ней и дверью.
– Я сама, – говорю я. – А вы подождите тут.
Шиго скашивает недовольный взгляд на Бена, но всё же даёт согласие кивком. Я коротко простукиваю костяшками пальцев по деревянному косяку и, не дожидаясь разрешения, проскальзываю в комнату. Не знаю, что ожидала здесь увидеть, но перед глазами возникает до отвращения обыденная картина. Никаких тебе пентаграмм на полу, никаких скелетов и их частей, никакой крови на стенах. Только комната с “бабушкиным” ремонтом и Эдзе, развалившийся на кровати с планшетом в руках.
– О, – протягивает он, отрывая глаза от экрана. – Какие люди! И это только чуть больше пяти часов прошло! Я приятно удивлён вашей скорости.
– Здрасьте.
Эдзе кивает и размашистым жестом указывает на соседнюю кровать, предлагая мне сесть.
– Почему общага? – я брезгливо осматриваю шерстяной плед, видавший не одно поколение студентов, прежде чем примоститься на самый край кровати. – В городе есть отличные гостиницы.
– Там клиентами особо не разживёшься, – отвечает Эдзе.
– Клиентами?
Эдзе кидает планшет себе за спину.
– А ты, как я посмотрю, всё так же не обременена полезными знаниями.
Я могу ответить ему что-нибудь достаточно саркастичное, чтобы показать – я его не боюсь и уж тем более не стану перед ним выуживаться, но когда в последний раз подобный способ диалога помогал мне в решении проблем?
– Я согласна дать вам то, что вы хотите, – произношу я вместо всех ядовитых слов, вертящихся на языке.
Глаза Эдзе расширяются.
– И как на это отреагировало ваше начальство? – с интересом спрашивает он.
– Я никому не говорила.
– Бунтарка, – хмыкает Эдзе. – Мне нравится. Ладно. – Он встаёт, привычным жестом вытирает ладони о штаны по брючному шву. – Только оплата – вперёд.
– Как хотите. Это уже, как вы говорили, не моё дело.
– Ох, дорогуша, – Эдзе снисходительно качает головой. – Не в этот раз.
Он уходит к сумке, брошенной под подоконником. Её содержимое гремит, шелестит и побрякивает, когда он перебирает его в поисках чего-то определённого.
– Я не понимаю… – начинаю я, но обрываю сама себя вместе с тем, как Эдзе выпрямляется и разворачивается ко мне лицом.
В его руках уже знакомый мне гримуар и ещё что-то, что больше пугает, чем вызывает интерес.
– Так это работает, – Эдзе делает несколько шагов мне навстречу. – Чтобы изъять те жалкие крошки, которые остались от Христофа, мне нужен проводник. Кто-то, кто, так или иначе, знал его и был с ним связан. Друг, родственник, любовник – кто угодно.
– Вы тоже подходите под этот список, – говорю я, начиная понимать, к чему ведёт Эдзе.
– Верно. Вот только я не могу одновременно колдовать и быть проводником.
– Я не собираюсь просить Власа, – я упираю кулаки в бока. – Он и так слишком… – дыхание учащается. – Да, он его племянник, но… – язык путает слова. Я откашливаюсь. – Нет. Вам придётся искать другой способ.
– Во-первых, другого способа нет, – отвечает Эдзе. – А во-вторых, я говорил не о Власе.