— Имя! Назовись! Имя!
Барон сжал шею пленника своей левой медвежьей лапой, перестав трясти его другой рукой. Он что, задушить его собрался!
— Имя!
В правой руке Тейвила появился нож, одно движение — и лейтенант срезал огсбургцу мочку левого уха. От неожиданной боли граф отчаянно взвыл! По его левой щеке потекли струйки крови.
— Имя!
— Генрих Георг фон Геринген! — сдавленно ответил имперец.
— Поднимайся!
Граф покорно встал на ноги.
— Будешь идти? — вдруг негромко и совершенно спокойно спросил Тейвил.
— Буду, — промычал имперец, затравлено, снизу вверх смотря барона. Ричард выше его на голову.
Тейвил словно потерял к пленнику интерес. Подойдя к отступившему от пленника Андару, лейтенант произнес:
— Он пойдет. Развяжите ему руки и дайте какую-нибудь тряпку, пусть к уху приложит. Сегодня он не сбежит.
Глядя на барона с явной опаской, Губошлеп поспешно кивнул. Тейвил сломал волю человека всего за дюжину ударов сердца. По меньшей мере, до захода солнца имперец рыпаться не надумает.
— Вино осталось, купец? — криво ухмыльнувшись, спросил у меня барон.
— Увы, кончилось.
Я не мог разглядеть или почувствовать, что сейчас пряталось за улыбкой барона, а в голове крутился прозвучавшей в брандской темнице вопрос Велдона палате Тайных дел.
Скоро, теперь уже без промедлений, мы тронулись в путь. Небеса благоволили нам — имперцы так и не появились. Примерно в двух лигах от хутора свернули на лесную тропу и, наверно, уже с час месили сапогами жижу из грязи, талой воды и древесной ветоши. Мокрый, сходящий снег наполнял лес сыростью.
Лошади шли в голове длинной цепи отряда горцев, чтобы меньше вязнуть на раскисшей тропе. Большая часть людей ступали следом, в том числе и я с Тейвилом. Немного знобило, поэтому перевязал на шее шарф и посильнее натянул черную шляпу, чудом не потерявшуюся в передрягах после капеллы святой Берты. Тейвил тоже утеплился, накинув на голову капюшон своего плаща. Погода неуютна, и мы кутались в одежду, чтобы почувствовать себя лучше. Эх, в хорошую бы таверну сейчас, к теплому очагу, подогретому вину и тарелке с горячим мясом!
Впереди брел пленный огсбургец, его отделяли от барона две горские спины. Инквизиторов, Пола и его дочки не видать; вероятно, они в начале колоны. Хотя нет, вру, вон отец Томас. Стоит, положив левую ладонь на свой драгоценный дорожный ящичек, ждет кого-то.
— Я жду тебя, Гард, — произнес церковник, когда мы поравнялись.
— Святой отец, я в вашем распоряжении, — не слишком учтиво буркнул я. Чего ему надо? Усталость начала брать верх и надо мной. Если надо идти, то хотелось бы идти молча.
— Нужно поговорить наедине, это важно. Подождем, пока все пройдут, — в голосе Томаса Велдона прозвучала взволнованность или только показалось?
Отряд прошел мимо, мы остались в дюжине шагов, от ступавших последними наемников в полосатых куртках. Прежде, чем начать говорить, инквизитор глубоко вздохнул. Он определенно не в своей тарелке.
— Я назвал её Лилит. Дабы всегда помнить о грехе, коему поддался.
— Кого её?
— Дочь Андара. Только… — слова давались Велдону с явным трудом, — она не его дочь. Она моя дочь!
— А Губошлеп? — выпалил я. Вот так поворот!
— Это долгая история, — Велдон смотрел куда-то мимо меня. — Он воспитывает Лилит как собственное дитя и любит её как свою, но речь не о том.
— О чем же? И вообще, зачем мне все это знать? — я отступил от монаха на один фут. Во что он собирается меня впутать на сей раз?
— Она пострадала. Ей очень тяжело, — опустив взгляд, отец Томас цепко схватил меня обоими руками за локоть. — Отомсти за нее! Отомсти! Убей его!
Инквизитор буквально взмолился о мести, я почти ощутил шкурой поток отчаяния, хлынувший от отца Томаса. В нем боролись два начала: ненависть и сущность божьего слуги.
— Кого убить?
Я попытался вырвать руку из хватки инквизитора, однако тот держался за меня, как за последнюю свою надежду на Спасение. Но Велдон толкает себя на ещё один смертный грех, и тянет меня за собой.
Я вор, я не убийца. Мне неоднократно предлагали выполнить работу убийцы, и каждый раз я отказывался. Меня путались купить, мне угрожали, но я снова и снова повторял. Я вор, а не убийца! Да, моя душа давно отягощена грехами, и в моей жизни сопутствовало множество смертей, я часто убивал. Но лишь в бою, только в схватке на темных улочках ночных городов. Я убивал, чтобы не убили меня.
— Кого убить? — я переспросил, так как Томас Велдон не отвечал.
— Имперца. Пленника. Он позволил своим солдатам…
— Нет!
— Почему? — инквизитор поднял глаза, его взор пылал.
— Я не убийца. Я вор.
— А это имеет значение?
— Имеет.
— Ты должен!
— Нет! И почему не Губошлеп?
— Он не может пойти против остальных. Они рассчитывают на выкуп.
Пламя во взгляде Велдона вдруг погасло. Он развернулся и побрел по тропе за караваном. Обескураженный резкой переменой в настроении церковника, я смотрел на его понурую фигуру.
— Да, так будет лучше, — не оборачиваясь, произнес отец Томас.
Я глядел на него и понимал лишь одно. Томас Велдон — это загадка, которая мне не по зубам. Загорье знает его как истового служителя Матери Церкви, каковым он предстал и предо мной. Почти идеальный инквизитор, без зерна сомнений в вере и деле Церкви. Но я уже видел, что он может приказать убить, и сейчас он снова просит о смерти… И еще дочь. У него есть дочь!
Чертов монах! Я снова сквернословил в адрес Велдона, и он того заслуживал.
К кому еще он обратится? Андар отпадает. Тейвил? Пожалуй, что да, тот бы справился. Не знаю, согласится ли Ричард, но если мои подозрения о тайной палате верны, подобное дело для него — сущий пустяк. Кого-либо другого инквизитор вряд ли подговорит, потому как чревато оглаской, а у горцев, по утверждению Велдона, свои приземленные планы на тушку имперца. Что до меня, то судьба графа не волновала совершенно. Это не моя война, и к рейтарскому полковнику личного счета тоже нет.
Я поспешил нагнать удалявшийся от меня отряд.
Шли по грязи весь день и почти без остановок, все-таки погоня была реальной опасностью. Ближе к сумеркам скончался Брендон. Его похоронили уже после заката, за полуразрушенной оградой заброшенного деревенского кладбища, к которому вышла тропа.
— Остановимся здесь, — объявил отец Томас, указывая на рощу с могильными камнями под деревьями.
После разговора церковник избегал встречи со мной. Я также не горел желанием говорить с ним, но сейчас захотелось спросить, уверен ли Томас Велдон, что ночевка на кладбище неопасна? Однако горцы не проявляли какой-либо нервозности и спокойно устраивали лагерь. Вероятно, среди местных бытовало мнение, что тут они в безопасности. Раз так, то и я успокоился. Тем более что Губошлеп разделил своих людей на три ночных дозора. Не два или три, сторожа, а треть отряда заступит на часы во время отдыха остальных. Мне и Тейвилу выпала третья смена.
Лагерь разместили на опушке между лесом и кладбищем. Горцы привязали лошадей к осинам и развели пять больших костров. Дров они заготовили знатно.
Наскоро перекусив, я закутался в плащ и провалился в беспокойный сон…
От волчьего воя заледенела кровь. Проснувшись, вскочил с обнаженной шпагой в руке. Волки выли отовсюду, их рев нагонял панику. Заржали испуганные лошади.
Ночевка тонула в густом тумане. Буквально в пяти-шести шагах от костра ничего не разобрать. Раздался человеческий вопль. Спустя два удара сердца преисполненный ужасом крик утонул в новом волчьем вое, за которым ударил резкий порыв ветра. В одно мгновение костры погасли. Стоянка погрузилась в полную темноту.
Глава 24. Туман
— Что за напасть, купец? — из тумана вывалился Тейвил. Подтянув к поясу потертые армейские ножны, барон на половину обнажил палаш.
Откликнуться я не спешил. Дьявол тебя задери, Ричард! Если бы я сам знал!
Звериный вой вдруг смолк. Разом. Над лагерем повисла тишина. Нежданное безмолвие и густой туман предвещали людям беду. Зря стали на ночлег у кладбища. Зря пришли сюда. Ночь не для вас…
Я ругнулся, гоня прочь странные мысли. И панику! Страх заскреб на душе. Оглянулся, чтобы спросить Тейвила о его ощущениях, но тот исчез. В этом чертовом тумане скоро не разгляжу носки собственных сапог. Проклятый пепел! Я потянулся к магии, однако и ночное зрение бессильно.
Послышалось беспокойное ржание лошадей, выкрики горцев. Словно голоса призраков, что спрятаны от взора смертных. Но то живые, в их возбужденной перекличке тоже угадывался страх. Помянули Святой Дух, и я уловил слова молитвы. Не инквизиторы, кто-то из горцев. Где церковники, я не знал.
— Кто орал? — хриплый глас Андара потребовал ответа. — Все на месте?
Слова лесника потонули в новом волчьем вое, который снова зазвучал вокруг лагеря, и почти сразу же к звериному реву прибавились крики людей и лошадей. Лагерь атакован: кто-то или что-то проникло внутрь. Стоянка наполнилась воплями ничего не понимающих людей, руганью, беспорядочной стрельбой, волчьим воем и конским ржанием.
Кровь и песок! Кровь и песок! Я потерял самообладание и вертелся волчком на одном месте, выставив перед собой шпагу и не видя ничего кроме белого тумана. Кровь и песок!
Желто-полосатая куртка мелькнула в окутавшей стоянку мари и исчезла. Мгновение спустя где-то там, куда шагнул наемник, прозвучал протяжный стон умирающего. Не думая, я ринулся на звук. Вперёд толкнула неизвестность, покончить с ней — и уйдет липкий страх. Узреть опасность, да хоть бы и смерть! Но не крутиться слепым котенком в убивающем нас тумане!
Я обнаружил наемника, споткнувшись об него. Мертвец с вывалившимся наружу кишками, уже не шевелится. Он умер быстро, не ведая, что его убило.
Из-под полей шляпы к виску потекла струйка пота, я облизнул сухие, пересохшие губы. Каждый следующий вздох мог оказаться последним. Страшно, когда от смерти оделяет одно мгновение, но никогда не чувствовал себя столь безнадежно беспомощным, как в эту ночь. В меня вцепился уже не страх, а нечто большее, я держался на грани.
Боковым зрением уловил какое-то движение. Обернувшись, выставил в сторону мелькнувшей тени пистолет и вздохнул с облегчением. В трех шагах два горца налетели друг на друга. Они поднимались, понося один другого скверными словечками, но скорей для приличия, чем от ярости. Столкновение сбило с них безумие, охватывающее всех нас понемногу.
Только в следующий миг… Из ниоткуда между горцами появился размытый черный силуэт; не показался из тумана, как бегающие в панике люди, а именно что появился на одно краткое мгновение. Чтобы взмахнуть руками, пронзить горло горцев длинными кинжалами и также мгновенно исчезнуть!
— Матерь Божья!
Я даже не успел вздеть пистоль для выстрела! Передо мной упали два новых трупа, и снова вокруг только туман, волчий вой да вопли людей.
— Харуз!
Теперь я вспомнил воровского бога! Дьявольщина, вцепившаяся в стоянку, мне знакома! Та самая тень, что шла по пятам с первых дней в Загорье, с ней я дрался на крыше брандской таверны, эта она напала на спящего Фосса, и она вернулась!
Я отступал, вновь не видя ничего кроме стены тумана, и рубил её широкими взмахами шпаги. Пистоль так и оставался в руке неразряженным. Я не хотел стрелять вслепую, чтоб пуля не задела кого-то из своих, а значит все еще умудрялся удерживать контроль над собой.
— Гард! Стой! Сзади!
Обернувшись, обнаружил массивные ветки, на которые едва не напоролся. Деревья стояли стеной, а в паре шагов справа сопел лейтенант. Его плечи поднимались и опускались в такт тяжелому дыханию, в лапах палаш и массивный кинжал. Тейвил пока не подался животной панике, и вместе с ним шанс выбраться из передряги увеличился вдвое. Я был искренне рад снова найти его.
— Ричард! Давай, спина к спине!
Мы прикрыли друг друга. Я по-прежнему водил клинком перед собой, понимая, что тень, убившую на моих глазах сразу двоих, это не остановит. Но должен же я что-то делать!
— Что происходит, Гард? — послышался бас Тейвила. Он все еще не восстановил сбившееся дыхание.
— Не знаю, — я сплюнул на землю вязкую слюну, — сам не понимаю. Ты видел?
Что именно мог видеть барон, я не упомянул, но тот понял без лишних слов.
— Проклятье! Я видел её! Черная фигура появилась и исчезла вновь, убив мельника.
Ричард Тейвил замолчал, мне добавить тоже было нечего. Туман как будто отступил немного, крики людей и конское ржание прекратились, лишь вой все также давил на уши. Меня прошиб холодный пот. Неужели остались только мы?
— Видишь кого-нибудь из горцев? — сквозь усилившийся волчий рев приходилось практически орать, иначе Тейвилу мои слова не разобрать.
— Нет.
— Что делать-то будем?
— Прорываться отсюда нужно!
— Куда?
— Куда угодно! Здесь или та нечисть прикончит, или волки.
Волки! Знать бы, волки воют в тумане или кто хуже; вспомнился Путь проклятых и твари, которые разорвали крысоловов.
— Надо уходить! — настаивал Тейвил.
Я медлил, теша себя призрачной надеждой, что у нас будет одно мгновение, чтобы встретить тень сталью и свинцом, если она появиться из тумана.
— Ну! — Ричард навис надо мной, заслонив собой обзор.
— Во имя надежды на Спасение…
— Ну же! — давил драгун.
— Во имя Господа нашего!..
— Слышишь? — я отодвинулся от офицера, вертя головой. Кажется, инквизиторы где-то рядом. Но не только они, воровской нюх чуял, что и смерть теперь ближе. Тень идет сюда!
Вой зазвучал как-то приглушено, а молитва, наоборот, громче; её услышал и Тейвил. К нам приближались Томас Велдон и отец Криг. Первыми в тумане появились два огня. Шедший впереди огсбургец держал в вытянутых руках по факелу, веревки на его запястьях были срезаны. За ним из тумана выступили оба инквизитора. Сильный голос отца Томаса подавлял молитву седого монаха. Старик плелся за Велдоном, устало опираясь на выстроганный из молодого деревца посох. Замыкал шествие Пол Губошлеп со взведенным арбалетом наперевес. Двигались прямо на нас.
— Не прекращайте песнь, — велел старику отец Томас, когда они поравнялись с нами. Его руки покоились на крышке драгоценного ящичка, который висел спереди.
— … от всякого действа духов нечистых. Повели демонам отступить от душ…
— Вы оба, — констатировал Велдон, — живы. Находили еще кого?
— Да, — сумрачно ответил Тейвил, — и все мертвы.
— А Лилит? — с явной тревогой в голосе спросил лесник. — Видели её?
Мы покачали головами. Я искоса посмотрел на Велдона. Про дочь он не спрашивал, однако осунувшееся лицо выдавало его.
— …от всякого искушения дьявольского, преподобно и праведно…
Рядом с монахами страх притупился. Молитва ли была тому причиной либо пребывание близ священной реликвии, я не мог судить. Быть может, привыкли к несмолкающему волчьему вою, или просто присутствие нескольких людей отгоняло от каждого из нас панику, но сердце перестало трепетать от ужаса.
Отчаянные вопли людей больше доносились из тумана, лишь звучала молитва:
— …благословен и препрославен…
Я поймал на себе взгляд имперца. Граф пристально рассматривал мое оружие, и мысль, которую он затаил в своем угрюмом взоре, была недоброй. Однако мои подозрения оказались пусты. Переключив внимание на клики Тейвила, полковник обратился к нему с умоляющими нотками в голосе:
— Милорд, я вижу в вас благородного человека, дворянина. Позвольте мне умереть с честью.
При первых словах пленника Пол ощерился и подобрался, словно бы собрался выпустить в него болт. Он быстро понял, о чем просит имперец; догадался и я. Отец Томас также с явным неодобрением наблюдал за происходящим, но после дневного разговора об убийстве пленника иного быть не могло. Старик смотрел под ноги, не отвлекаясь от чтения молитвы, а я со вновь нарастающей тревогой косился на туман. Тень все ближе!
— Что вам нужно? — нахмурился драгун. Похоже, только он один не уразумел, чего хочет имперец.