— У-у-у… Женщины!
Спустя несколько минут они закончили определяться с размерами вещей и перешли к еде.
— Что вы любите в еде?
— Не знаю. — К Ани вернулось смущение. — Не помню.
— Ну, есть вы, любите?
— Издеваетесь?
— Значит, любите. Осталось выяснить «что». Предупреждаю, я готовить не умею, не могу даже яичницу пожарить. Как-то пробовал — вышло горелое дно и болтанка сверху — я выкинул ее в мусорку, так что не рассчитывайте на столовый сервис. Все, что я ставлю на огонь, становится несъедобным.
Она улыбалась так мило, что Дэйн засмотрелся. В зеленоватые глаза вернулись живые искорки, на щеках вместо пунцовых пятен красовался здоровый, приятный румянец. Пациентка явно шла на поправку — метод «шуток» работал. Значит, Стивен прав — через десять-двадцать дней Ани может полностью «выздороветь», а, значит, до этого момента необходимо продолжать в том же духе — возрождать в здоровом теле новые, счастливые воспоминания.
— Ну, мисс? Я могу купить вам йогурт, овсянку, сосиски, хлеб, сыр, джем или эти… как их? Которые заливают молоком…
— Кукурузные хлопья?
— Да, они самые.
— Их я люблю. Кажется.
— Отлично. С завтраком разобрались. Что на обед?
— Рыба? Курица?
— Я предупредил — готовить не умею, а вас спрашивать не имеет смысла. Предоставлю вам кухню, и будете вспоминать, умеете ли вы пользоваться утварью.
«— Ножами умеешь точно». Он прогнал эту мысль.
Ани-Ра растерянно огляделась вокруг — видимо, пыталась припомнить, владеет ли кулинарными навыками; между тонкими бровями прорисовалась морщинка. Дэйн тут же прервал ее мыслительный процесс, который, как он полагал, на этой стадии вновь приведет к головной боли.
— Слушайте, оставим это пока. В супермаркетах полно всяких полуфабрикатов. Пакетиков с готовой едой. Готовых пакетиков.
— Говнопетиков.
— Что?
Она снова улыбалась; казалось, солнце вплетается в ее улыбку, вторит ей. Его рука зависла над списком продуктов.
— Я подумала, что эта шутка была бы в вашем стиле.
В его стиле? Она уже пыталась предполагать, что в его стиле, а что нет? Хороший, живой ум. Эта мысль наряду с недавними воспоминаниями об Ани-Ра вызвала некий дискомфорт, показалась сюрреалистичной, но уже через секунду Дэйн рассмеялся.
— Вообще-то, да, в моем стиле. Так вы будете есть еду из говнопетиков?
— Супы, которые надо заливать кипятком и в которых плавает две горошины?
— И три листика укропа.
— И четыре лапшины?
— В лучшем случае…
— Не буду.
— Тогда нам придется ходить в рестораны. Каждый день. Я, в общем-то, не против, но придется заодно купить вам журнальчик.
— Зачем?
Босая нога Ани покачивалась над ковром; тонкие пальцы крутили против часовой стрелки опустевшую фарфоровую кружку.
— Чтобы вы могли в него уткнуться и не думать о том, что вам нужно постоянно созерцать напротив мою ряху. Быстро надоест ведь…
Шорох фарфорового дна по столу прекратился; кружка в пальцах остановилась, а взгляд серо-зеленых глаз застыл — Ани о чем-то задумалась. Интересно, о чем — о названии журнальчика или о его «ряхе»?
Чтобы не выдавать собственного смущения, Дэйн уткнулся в список, перечитал его, затем подписал внизу.
«Купить корм для Барта».
* * *Он думал, будет сложнее.
Дискомфорт в общении, неудобные вопросы, постоянная натянутость, незнание, чего ждать друг от друга, попытки наладить хотя бы один ветхий мост, чтобы сделать навстречу робкий и никому не нужный, в общем-то, шаг. Не подруга — просто ненадоедливая соседка — это все, на что он мог рассчитывать, но она улыбалась. Ани улыбалась.
И это что-то меняло.
Она воспринимала его шуточки и шутила в ответ; Эльконто не мог припомнить представительниц женского пола адекватно реагирующих на его «болванное» поведение, но эта могла.
Говнопетики, надо же…
Поворачивая то влево, то вправо привычный кожаный руль (он не смог заставить пойти себя пешком — просто тайком вывел машину из гаража и так же тайком вернет ее на место), Дэйн поймал себя на мысли, что радуется. Непонятно чему. Нет, он не стал счастлив от пребывания в его доме убийцы, причем целенаправленного тренированного «обеспамятевшего» убийцы, но и тяготиться отчего-то перестал. Да, пусть просто соседи, пусть видятся лишь раз в сутки, зато и пошутить можно, и собой остаться, и не бояться, что ляпнет что-то не то. Он никому ничего не должен. Совсем. Ходит по дому баба, и пусть ходит. Улыбается? Так оно и легче на душе…
Не успел Эльконто прийти к каким-либо умозаключениям, как в кармане завибрировал телефон.
Звонил неугомонный доктор.
Красный или белый? — спрашивал он. — Белый, красный, белый, красный? Видите ли, модель, которую он хотел приобрести для друга, была представлена только в этих двух цветах. Эльконто ответил «белый» и положил трубку.
Интересно, что ему прикатят к порогу этим вечером?
Барт с появлением в доме Ани сделался непривычно тихим, почти бесшумным — перестал грызть полы и собственные мячики, изредка и деликатно цокал когтями по паркету, манипулировать скорбными выражениями на морде прекратил вовсе.
— Эй, ты чего, друг? — Спросил Дэйн сидящего на заднем сидении пса. Тот щурил карие глаза и подставлял лохматый нос ветру; трепались и топорщились на ушах короткие волосинки. — Она как пришла, так и уйдет. А мы останемся. И все будет как раньше.
Барт коротко тявкнул в ответ.
Эльконто поскрипел мозгами, но так и не понял, что означал этот задумчивый «гав».
* * *Дом большой — хозяин богат.
Мебель современная, новая, не слишком, на ее взгляд, уютная — мужская, — но ковры добротные, цветастые, не аляпистые. Гостиная просторная, кухня тоже, все крупногабаритное, но масштабы любви к большому скрашены наличием кучи мелочей: фотографиями в рамках, картинами, книгами, статуэтками. И ни на одном фото мужчина с белой косичкой не обнимал женщину. Рядом только парни. Коллеги, наверное.
Ани курсировала по комнатам, потерянная — рассматривала интерьеры и то и дело застывала на месте, погруженная в разбросанные мысли.
Все чужое, незнакомое, непривычное, а в памяти одна большая дыра.
Кем она была? Где жила, с кем? Кого любила или не любила, чем занималась? Почему решилась на свидание с этим Дэйном, зачем взяла то такси, зачем…
Захлестывала досада: не взяла бы такси, не оказалась бы сейчас здесь.
Говорят, люди после удара помнят хотя бы что-то: события до определенного момента, себя много лет назад, лица, места, надписи, а она ничего. Вообще. Из доступных навыков остались только рефлексы, которые проявлялись сами собой — ходить, жевать, держать вилку. Что еще она умеет? Этот вопрос Ани-Ра задавала себе уже в сотый раз, но все никак не могла на него ответить.
Действительно ли она — Ани-Ра? Какая она? Веселая? Хмурая? Вздорная? Умная? Оказывается, оказаться «чистым листом» для самого себя не просто «непросто», а болезненно сложно. И даже понимая, что единственной достойной целью сейчас является наличие терпения, она-таки изнывала от собственной никчемности, смущения и скуки. Ни одежды, ни своего места в мире, ни сформированного характера — вообще ничего.
Новый шаг босой ноги по ковру — новая комната, на этот раз гостевая, судя по необжитости, спальня.
Какой он хозяин — этот Дэйн? Что она может сказать о нем после пары часов беседы? Деловитый, серьезный внутри — да, она заметила, несмотря на постоянный поток льющейся изо рта чепухи. Собранный, тактичный. Сказал: «не пристану», и она верила, чувствовала — не соврал. Веселый, наверное, когда в компании своих. Смеется раскатисто, громко, приятно. Смотрит вроде бы поверхностно, не давя, но в самую душу — как будто постоянно тестирует, собирает данные. Хоть и не показывает…
Кем, интересно, он работает? По интерьеру не скажешь — предметы обычные, по увлечениям не классифицируются. Обычные диваны, телевизоры, кухонные чашки. Пес спокойный, не чумной, воспитанный. Что-то связано в глубине памяти с этим псом, что-то далекое и близкое, — внутри царапало невидимым шипом, — но что?
Дыра в сознании напоминала космическую, ведущую в никуда воронку; Ани отвела от нее мысленный взгляд — не время, еще не время туда пристально смотреть. Вот придет вечером доктор, выдаст новые таблетки, успокоит, и она все вспомнит — должна вспомнить. А пока терпение.
Внизу, в подвальном этаже нашелся оборудованный по последнему слову техники тренажерный зал — стало понятно, каким образом хозяин дома нарастил на руках такие бицепсы. Наверное, занимается часто.
Рядом обнаружилась запертая дверь. Кладовая?
Ани задумчиво покрутила круглую латунную ручку, посмотрела на нее несколько секунд и отступила — развернулась и побрела обратно к лестнице, на ходу раздумывая, куда, все-таки, могла подеваться из такси сумочка. Украли? И могла ли она, по какой-то причине, выйти из дома — того дома, который она не помнит — без сумочки?
Слишком много вопросов. И слишком, просто чертовски мало пока ответов.
Прошел час, второй, неторопливо потек третий.
Тишина, комнаты, кружащие в солнечных лучах пылинки, третья кружка чая.
Она пыталась что-то читать, рассматривать, находить знакомые черты в линиях или предметах, ворошить память, но, в конце концов, устала от безделья. Вернулась в собственную спальню, приняла таблетку успокоительного и забралась в кровать; спать рано, полежать. От нечего делать принялась вспоминать лицо Эльконто — его фигуру, голос, взгляд, привычку переплетать пальцы или постукивать ими друг о друга подушечками. Из его ладоней получался большой «домик», почти гигантский — не то, что из ее — хлипкий, тонкий, с гнутыми стенами. Не такие плотные и сильные ладони, как у него, не такие широкие бревна-пальцы, нет. Но на то он и мужчина.
Интересно, она действительно могла им заинтересоваться на улице? Двухметровым мужиком с белыми волосами, косичкой и нагроможденными друг на друга мышцами? А если заинтересовалась, значит, не ждал дома другой парень? Была одна? И ждал ли там ее кто-то еще — кто-то, кого она не помнила? Может, остался кот или пес? Вот жаль, если так…
Ани надеялась, что домашних питомцев она не завела — отчего-то казалось, что не решилась бы. Работа не позволяла. Наверное. Или гипертрофированное чувство ответственности. Так или иначе, уверенность, что где-то в пустой квартире (или доме) не осталось за спиной кота или пса, позволила успокоиться, расслабиться, позволить себе прикрыть веки, сквозь которые все же лился внутрь яркий свет комнаты,… и незаметно уснуть.
Дэйн вернулся домой в шесть. Поднялся наверх, убедился, что пациентка мирно спит, и осторожно занес в комнату пакеты — оставил у стены.
В семь Стивен подогнал новую машину; не красную, как опасался Эльконто (Лагерфельд вполне бы мог сделать «назло» и свести все к шутке), а, как и было запрошено, снежно-белую. Красивую, да, чего уж врать — просто великолепную: большой и вместительный джип, но с куда более плавными «элегантными» формами. Эдакая акула-торпеда с хорошим движком, светскими манерами и сквозящим в каждом изгибе высокомерии. Мол, посмотри я какая — не чета твоему старому авто — гордая, мощная, независимая.
Эльконто почесал в затылке, подобрал отвисшую челюсть и одобрительно кивнул:
— Спасибо, старик.
— Не за что.
— Я боялся, что будет низкая подвеска.
— Не с твоим ростом.
В восемь они пили чай, краем глаза наблюдали за новой серией сериала «Враги» и обсуждали дела штаба — Стивен жаловался на необычайно большой приток раненых солдат, сетовал на утечку информации и полагал, что повстанцы снова отобрали у кого-то электронную карту и тепловой сканер местности — каждый раз, когда такое происходило, кровати в госпитале заполнялись моментально. И не только они — заканчивались так же места в местном морге, а это всегда, как ничто другое, расстраивало их обоих.
— Я давно говорю Дрейку — надо изменить схематику сканеров, чтобы те срабатывали только на отпечатки пальцев. Взял в руки другой — нет ни сигнала, ни картинки. Иначе всех перебьют… Новички, блин.
— Все жить хотят. — Философски качал головой Дэйн. — Новички тоже.
— Я заметил. Один такой у нас как раз наверху.
Эльконто бросил в сторону друга хмурый взгляд — тот пожал плечами, мол, я итак говорю тихо, нечего ворчать.
А в восемь пятнадцать, когда Лагерфельд отлучился в туалет, по лестнице, тихо, как кошка, зажав под мышкой несколько вещей, спустилась Ани. И, судя по лицу, это была крайне недовольная Ани.
— Это как понимать? — Начала она с порога, точнее, с последней ступеньки крытой ковром лестницы. — Пеньюар? С рюшками?
Эльконто учтиво поднялся с кресла, посмотрел на зажатый в руках полупрозрачный предмет и слегка порозовел.
— Ну… Надо же в чем-то спать?
— А в таком не спят. В таком услаждают взор собственными формами. Или чей-нибудь взор. Формами.
Несмотря на категоричность тона, он понял — она не столько расстроена, сколько смущена. Вещей он принес много — на все случаи жизни и, наверное, все существующие вкусы.
— А это? — В воздухе качнулось серебристое коктейльное платье. Короткое.
— А как же ресторан? Мы же будем ходить в ресторан?
— Его надевают на верхнюю часть тела или на нижнюю? Потому что на обе сразу оно не натянется.
Где-то позади щелкнул выключатель; из туалета вышел Стив. Дэйн смущенно переступил с ноги на ногу — покупать женские вещи он не привык и сегодня приложил массу усилий, чтобы в доставленных наверх пакетах обнаружилось все необходимое. Наверное, недостарался. Или перестарался.
— Но вот это — просто хит! Шортики и топик. На попе две клубнички, а на топике, который, судя по длине, тоже не прикроет и половину груди, почему-то ничего нет. Может, наклеить на него персики, чтобы было аппетитней?
— Чего она дуется, а-а-а? — Как только Лагерфельд ступил в комнату, спросил Эльконто. — Я старался, сверял размеры, выбирал…
— А о чем, собственно, речь?
Как только взгляд чинно вставшего рядом доктора уткнулся в обсуждаемый набор из двух предметов, второе мужское лицо стало розовее первого.
— Э-э-э… Кхм… Ани… Понимаете, это грубый мужской вкус, но никак не попытка вас обидеть…
Ани-Ра, сообразив, что Эльконто все это время находился в гостиной не один, а с гостем, который по иронии судьбы, стоило ей появиться и начать «выяснять отношения», удалился в туалет, тут же свернула тряпки в «валик» и смущенно залепетала.
— Простите, доктор. Я… не знала, что вы тут… Простите.
И, подвязанная ремешком, в длинной мужской майке, перепуганной ланью, поскакала вверх по лестнице.
— Ну, ты даешь! — Тихо прошипел Лагерфельд. — Не мог купить чего-нибудь подлиннее?
— Там… достаточно длинно.
— Извращенец. Я бы тоже обиделся.
Эльконто обиженно возвел взор к потолку и вздохнул, но не по-настоящему, без раскаяния.
— Может, она когда-нибудь наденет?
На этот раз круглыми стали глаза цвета чая.
— Ты вообще рехнулся? Идиотизм — это заразно, а-а-а? Если да, то я пошел. — Покупанец женских вещей, тоже мне. Покупец!
Стив хрюкнул от хохота и тут же зажал рот рукавом, испуганно посмотрел, не покажутся ли вновь голые женские пятки, но на лестнице, к всеобщему облегчению, было пусто.
* * *Вопреки советам друзей, склонным иметь тотальный контроль над всем, что только можно контролировать, Эльконто так и не установил внутри дома камеры. А теперь не знал, жалеть или радоваться.
Половина двенадцатого ночи. Принесенные Стивом бумаги просмотрены, отчеты проверены, рекомендации и приказы отданы заведующему командующим штабом по телефону.
Все. Спать?
Доктор уехал полтора часа назад — перед этим поднялся наверх, заверил, что состояние «пациентки» нормальное, стабильное. Пациентки, которая перед этим трясла у них перед носом шортиками, в нужности покупки которых он так долго сомневался. Ну и что, что короткие? Ну и что, что с клубничками. Аппетитно, вкусно. В таких очень удобно ходить в своей комнате, лежать на кровати, задрав пятки к потолку, читать книгу, например…