Выглянув в окно, впервые подле дома она заметила человека, охранявшего их. Поспешно вышла, опасаясь, что он уйдет, но тот был на месте, стоял, чуть покачиваясь, глазел по сторонам; Истэ даже усомнилась - может, случайный зевака? Но зевакам в такой час в такой глуши нечего делать, для вора же слишком открыт, не прячется.
- Ты знаешь, кто я?
Охранник мотнул головой и отвернулся. Истэ обошла его, снова взглянула в глаза.
- Послушай, если бы ты согласился помочь... Я богаче, чем ты, может быть, думаешь. Я не пытаюсь бежать, ты же видишь, я не одна. Но кое-что рассказать мне... предупредить, когда надо...
На сей раз охранник не стал отворачиваться, но глаза его стали бессмысленней оловянных. Может, глухонемой? Истэ коснулась его руки - не отбросит же! Не отбросил, стоял пень пнем, словно не женщина его касалась, а зябкий ветерок. Неприятно, но никуда не денешься.
Так и не удалось ничего добиться. Постарела, наверное... женщины без денег и власти хороши только молодостью.
Хоть давно уже вернулась с улицы в теплую комнату, холод не желал уходить из-под одежды, проникал еще глубже. Согрела над углями воды, разбавила пополам вином. Размешала с порошком из пряностей - то ли прежние хозяева оставили, то ли кто позаботился о новых гостях. Сидела, завернувшись в одеяло, тянула питье понемногу, разглядывала циновки и нехитрую утварь. Илин и Айлин играли в куклы за стенкой, высокие голоса были слышны отлично. Никогда не жила в доме, где стены как из бумаги...
Как ни старалась, не могла толком вспомнить два года, проведенные с первым мужем. Отлично помнился дом, от расположения дверей до узора на столовых приборах, лица и голоса слуг, все те мелочи, которые вроде бы незаметны, а создают маленький мирок каждого человека. Но тот, из-за которого все началось и разрушилось, оставался скорее символом, туманной тенью, хотя могла бы перечислить его привычки до мелочей. Даже его прикосновения, объятия почти позабыла. Разве что помнила несколько шрамов на его теле, следы ран - наверное, сейчас их стало больше. Но какая ей разница!
Ее настоящим мужем, ее родным и близким был другой, и всё, она так решила и это неизменно.
Задумавшись, не услышала скрипа двери, шагов - или он появился бесшумно? Энори стоял на пороге комнаты, улыбался подбежавшим девочкам - враз побросали кукол, а Истэ словно не видел.
- Ежик, Ракушка, рано проснулись!
Назвал их не по именам - прозвищам; сами ли открыли, или подслушал? Но нет, в этом доме, да и по дороге, она была слишком неспокойна для милых домашних словечек. Значит, сами...
Истэ ощутила почти ревность. Как быстро прониклись доверием! Со стуком поставила чашку.
Энори обернулся, глаза его смеялись.
- Кажется, все планы сейчас пойдут коту под хвост, у тебя слишком хорошие девочки.
И после, когда уже осталась с ним вдвоем, что-то покалывало болезненно, будто в десне рыбная косточка: да, они малы и росли в любви, но зачем они так доверчивы...
Она не предложила гостю ни выпить, ни даже присесть - но он преспокойно устроился сам подле нее. И явно наслаждался их новой встречей, разве что не мурлыкал от удовольствия, как кошка, когда ей в блюдце льют молоко. И это ее слегка разозлило и помогло успокоиться. Любопытно, сколько человек знают его тайну, знают, что он живой? Вряд ли она одна посвященная... чем меньше людей знают, тем хуже для Истэ.
- Чего ты хочешь добиться?
- Смуты, - сказал он прямо. - О твоем... бывшем муже ходят разные слухи. Если народ начнет говорить, что он сам тебя убил - пытался убить - в припадке гнева, а всем остальным потом преподнесли байку о трагической смерти, многие возмутятся, особенно твоя родня. И без того его Дом сейчас лишился поддержки многих верных семей. И Тагари не сумеет сдержаться, подогреет слухи еще сильнее. Знаешь, так сухая солома загорается от огня, и затем тот горит еще жарче, - видимо, заметив в ее лице сомнение, добавил: - Не волнуйся, твоя честь не пострадает - ты была ни в чем не повинна, лишь стала жертвой его подозрений и злобы. А то, что было потом... ну ты человек, в конце концов. Тебе захотелось тепла, нормальной семьи.
- Если я чудом избежала смерти, зачем вернулась? Особенно столько лет спустя.
- Увидеть сына, - ответил он быстро. - Люди часто совершают безрассудные поступки ради любви.
- Какой любви, ты с ума сошел, я ведь сбежала и от мальчика тоже.
- Не проговорись перед кем-нибудь еще. Не сбежала, а скрылась после того, как волей Небес спаслась.
- Я в дороге вроде бы слышала о твоем театре, мне показалось странным подобное увлечение - для того, каким я тебя помнила, но теперь верю - ты, верно, и речи им сам сочинял... Так что насчет материнской любви? - сказала она как можно спокойнее, прогоняя картинку - Тайрену, которому всего лишь полгода, машет погремушкой и улыбается, и глядит на нее, Истэ. Погремушка была серебряная и отделана красной яшмой, "красноглазая", назвала ее нянька.
- Никто не удивится, узнав, что ты решила проведать сына, который остался один после моей... смерти.
- Я и об этом успела узнать в глухом углу, где жила?
- Конечно, ты собирала все слухи о мальчике. По капле, как воду в засуху.
- Сейчас расплачусь от умиления.
- Согласись, это лучше, чем репутация матери, сбежавшей с любовником и бросившей больного младенца. И ни разу не вспомнившей.
"Мои воспоминания - не твое дело", хотела отрезать Истэ, но промолчала. Какой сейчас смысл с ним препираться? Он только удовольствие получает, аж светится, тварь. Надо думать о девочках, их бы спасти, и самой уцелеть.
- Хорошо, но как ты намерен показать меня людям? Или мне сейчас отправиться к родителям - уж они-то меня узнают?
- Нет, нет, - он вскинул ладонь, перебивая. - Мне нужно несколько писем. Опасно было бы сразу отпускать тебя на встречу, мало ли что. А письма... помогут пережить радость от твоего возвращения.
- И слухам тоже помогут, такие вести расползаются быстро, даже из-за закрытых дверей, - хмыкнула Истэ, опустила подбородок на костяшки пальцев. Как много лет назад ее начал наполнять азарт погони. Тогда они с Тагари уже не были союзниками, но игра была общая, смертельно опасная. Как и сейчас.
Истэ напомнила себе - перед ней вовсе не тот мальчишка из пригорья. Она его не знает, а он помогал управлять делами Хинаи, одной Заступнице ведомо, сколько у него нитей в руках. Но сама Истэ - мать, ей есть за кого бороться, и, может, поэтому Небеса будут на ее стороне.
Письма она написала. Не знала, кому Энори отдал их, но вскоре он вернулся и заявил, что договорился о встрече.
- Поначалу все будет просто, все зависит лишь от тебя. И помни - шаг в сторону и тебя обнаружат. Хорошо, что Кэраи пока еще нет, но это счастье не будет вечным. И не забудь... по своей воле, или если тебя задержат, если хочешь, чтобы с девочками все было хорошо, не упоминай обо мне, - сказал без угрозы, как-то даже рассеянно. - Мне все равно особых проблем не доставишь.
- Можно подумать, сейчас они не в твоей власти, а я могу тебе верить.
- Мне нравятся дети. Про Тайрену ты не могла не узнать, но я и с другими умею.
Истэ вспомнила его обращение с близняшками... они никогда не дичились посторонних, но тут слишком уж быстро приняли его.
- В доме у генерала не было малышей, из-за Тайрену решили так, слуги держали своих отдельно; но я много ездил, видел разных людей, больших и маленьких, и детское сердце мне легко понять без особого дара.
- Вряд ли ты отказывал себе в женщинах, у тебя, вероятно, и свои где-нибудь есть, - не сдержалась Истэ.
Ответил с неожиданно кроткой улыбкой:
- Нет.
Все обсудили - где ее будут ждать и когда, о чем говорить, как себя вести. Немного краски изменит лицо - краску всегда можно стереть, если потребуется. Но еще вернее при встрече - память о мелочах, неведомых посторонним.
- Если меня решат задержать, тебя рядом не будет, - напомнила женщина.
Он поморщился.
- Да не бойся ты. Делай, что говорю, и вместе с дочерьми вернешься домой навсегда.
- После того, как покажешь меня половине провинции, мне никуда отсюда не деться.
- Если все получится, как я хочу, никому ты не будешь нужна. Послушай... Ради того, чтобы встретить тебя и не перехватил никто другой я примчался сюда с севера, оставив очень важного человека, сама посуди, отдам ли я тебя просто так?
Была готова отправиться до рассвета, здесь, в предместьях встретиться с человеком из ее прошлой жизни. Сейчас бы ложиться спать, но не было сна ни в одном глазу. Но и беспокойства не было отчего-то. Почудилось, что снаружи поет соловей, призывно и нежно. Немного странно звучала песня, звуки дробились и переливались, словно не исходили из одного места, а рассыпаны были вокруг всего дома. В первые мгновенья прислушалась, после опомнилась - какие соловьиные песни зимой? Но даже сейчас, в плену, без особой надежды на благополучный исход ей было почти уютно. Огонь в очаге потрескивал, снег за окном казался серым и посверкивал, и ни одного следа на нем. Вдалеке, шагах в пятиста, огоньки - другое жилье.
Здесь мой дом, подумала Истэ. Любовь была там, в Окаэре, а дом здесь. Я отсюда сбежала, сюда вернулась.
**
Все-таки очень хотел Тори Аэмара отдать замуж старшую дочь. Той было почти семнадцать, к свадьбе уже исполнится - самое время, хоть вроде и незачем так спешить. Девушка понимала, что отец опасается чего-то, потому и торопится.
Раз не вышло с Домом Иэра, нашелся другой жених, из соседней провинции, Окаэры. Про эту семью она знала только одно - на хорошем счету в Столице. Богаты, конечно, хотя ничего особенного. А жениху сорок лет. Отец говорит, мужчина в самом расцвете. Может, и правда, но думать про это не хочется, и не хочется покидать родню. В гости не наездишься - раз в несколько лет, если дети родятся...
Мать долго беседовала с ювелиром, выбирала, какие заказать свадебные украшения. Остановились на драгоценных кораллах и розовом жемчуге, на севере ни у одной невесты таких не будет в уборе. Майэрин все это время сидела рядом; спрашивали - отвечала, образцы показывали - кивала. Какая разница, жемчуг ли, галька...
Наконец отпустили.
Довольная мать поцеловала ее на пороге спальни, отметила чуть озадаченно - лица на дочери нет, такой усталой выглядит, будто не украшения перебирали, а булыжники заставляли таскать. Радость же для девушки, свадьба.
- Голова что-то болит, я лучше посплю, - сказала Майэрин.
Две масляных лампы горели, как раз для отхода ко сну. Подоспевших служанок отослала - сама и разденется, и заплетет на ночь косы. Не сразу поняла, что изменилось в ее спальне. Потом осознала - на подушке лежал белый цветок, похожий на лилию. Осторожно коснувшись лепестков, девушка поняла - цветок сделан из тонкой бумаги, достаточно искусно, чтобы в сумерках обмануться.
Но что это за шутка? Кто посмел?
Словно половица под ногой провалилась - девушка осознала, что полгода назад отец ее дал согласие на брак Майэрин с Энори. Полгода - она запомнила день.
Глава
Воротник нового одеяния оказался слишком жестким; Кайто повертел головой, пытаясь освоиться. Что ж, зато заморская ткань, плотный шелк отливает металлом. Зеркало отразило юного щеголя, может, и не самого красивого в городе, но уж точно самого достойного. С сожалением потянулся к пуговице, расстегнуть - это наряд для предстоящей свадьбы сестры, в гости к приятелю все-таки перебор.
Ровесников для времяпровождения у Кайто хватало, но давно уже не видел ни Макори, ни Рииши - все же наследники самых знатных домов. Равные, как ни крути. Порой с ними нелегко приходилось, слишком уж задавались, но, но...
По правде сказать, и без Энори было скучно. А ведь раньше пытался - не при нем, правда, - задирать нос: мол, вот он нам не ровня... Странный он был, воспитанник генерала Таэна. Может, из-за волшебного дара слегка голова набекрень?
Запах терпких, сладковатых смол ощущался уже на крыльце. В дом Нэйта Кайто всегда заходил, как в лавку продавца дорогих диковинок и ароматов. Он привык к роскоши, но жить тут ему было бы тесно. Огромный дом, да, но слишком всего чересчур, слепит и давит, нет места для самого человека.
Оказавшись внутри, Кайто с наслаждением потянулся - тут, как в других богатых жилищах, пол подогревался снизу, не было нужды в постоянно горящем огне или углях. Приятно было не только нырнуть в тепло, но и сбросить тяжелую зимнюю куртку.
Провожатый, похожий на гуся человечек, привел гостя в покои Макори, попросил подождать. Сказал - тот возится со своей любимицей хассой. Не в первый раз Кайто заставал приятеля за этим занятием, но сейчас слова человечка-гуся прозвучали сумрачно, и лицо было таким, словно неделю ел только еловые шишки. Может, больна дикая кошка? Или что в доме стряслось?
Слуга покинул гостя, оставив за собой приоткрытую дверь; Кайто подошел и быстро закрыл ее. Мало ли кто там захочет подглядывать. Ничего особенного он делать и не собирался, смерил шагами комнату для гостей, в которой неоднократно бывал, подцепил ногой одну из положенных на пол атласных подушек. Ждать было скучно, и он прошел в соседнюю комнату, кабинет, полюбовался на две старинных сабли, висящие на стене. Тронул пальцем. Отполированные, острые, хоть сейчас в бой. Хлыст из темных кожаных полос лежал на столе, не для хассы ли? И его повертел в руке, примерился.
Сюда Кайто заходить доводилось, а вот дальше, за тяжелой дверью, располагалась спальня. Отодвинув створку, гость заглянул и туда. Про себя хихикнул: вдруг обнаружит там девушку? Никого не было, убрано, как и везде; солнце подсвечивало угол остывшей жаровни - скалились гривастые кошачьи головы. Кайто, хоть уже чувствовал себя неуютно, не удержался, подошел рассмотреть.
В жаровне валялся лист, присыпанный пеплом. Кто-то отвлек человека, который бросил сюда письмо, тот не проверил, сгорело ли. Кайто был любопытным - он наклонился. Неприятно пачкать пальцы, но раз уж никак иначе... Юноша достал обгорелый листок, опасаясь, что сейчас тот развалится прямо в руках. Не развалился, и можно прочесть буквы. Заслышав шаги, совершил невероятное - сунул письмо себе за пазуху, быстро вернулся в смежную комнату и закрыл дверь. Успел вовремя: на пороге появился Макори. Удивлен был таким визитом, но ничего не заподозрил - стоит Кайто, разглядывает самоцветный узор на столике.
С уцелевшим клочком бумаги Кайто пришел к отцу. В другом случае начал бы издалека, описал в красках свои похождения, но сейчас молча выложил лист на столик, за которым Тори что-то писал.
- Ты не можешь зайти попозже? - слегка раздраженно сказал глава Дома.
- Сперва прочитай.
Автор записки не откровенничал. Но слова "возвращается... уже близко... не удалось на пути в Мелен... попробовать еще раз", видно, очень не понравились Тори.
Мало ли о чем там шла речь, если бы не название соседней провинции.
- Где ты это взял?
Слушая сына, задумался. Не сразу понял, что тот уже дважды о чем-то спросил.
- Забудь, - сказал старший Аэмара.
- Но я подумал, вдруг здесь говорится о...
- Сказано тебе - забудь.
И прибавил неожиданно желчно:
- Не одни мы такие умные.
Что разозлило отца, юноша не понял. Но очень не по-себе стало, притих, и даже не прикрикнул, как обычно, на Маалин, когда та прибежала на мужскую половину с развевающейся лентой в руках. Кайто было страшно. Что-то происходило... иначе почему отец сегодня говорил таким тоном? И лицо у него было недоброе, впервые видел таким. Будто людоед из сказок, слышанных от няньки-горянки в глубоком детстве. Людоеды эти как раз и живут в горах, облика своего не имеют, но при встрече с человеком надевают лицо его близких. Няньку прогнали вскоре, чтоб не пугала наследника... А Кайто тогда долго не мог спокойно спать по ночам.