— Я это к тому, что у всех свои тараканы, — с улыбкой сказала Алиса. — И всех, наверное, при желании можно понять. Игоря в том числе. А ты на психолога учишься, да? Это правильно, это у тебя уже получается… сидишь, слушаешь, киваешь в нужных местах. Молодец. Вот тебе история, в качестве бонуса. Была одна девочка, что меня не боялась. Людочкой звали. Медсестра у нас на базе… ну неважно, где, на базе, в общем. Такая блондиночка, кожа, как лепесток, глазки невинные, как у котенка… болтали с ней часами, никого не замечая, в саду гуляли под ручку… я вокруг нее все ходила, облизывалась, томила душу… И тут в один прекрасный день мне Людочка говорит — ах! Я встретила мужчину! Он такой, он такой, с ним хоть на край света, хоть за край! Такие бицепсы, такие боевые шрамы, такие глазки, такие ресницы! Старший лейтенант, да не хрен с горы — командир взвода у «Ящеров», неслабо, да? Раз в кино сходили, два в кафе сходили, и уже замуж зовет — ах, он такой порядочный! Ну, в общем, нахожу я этого старшего лейтенанта, и говорю — ты, говорю, сука, Рогозин, значит? Ну здравствуй, сука, ты понял, у кого девушку увел, да? А меня вся база знает, ясен перец, и все боятся. Ты, говорю, мне одно скажи — ты ее замуж берешь по любви? И смотри, сука, придушу ведь во сне и скажу, что так и было. А он на меня смотрит, глазки такие ясные, и ресницами хлопает, ну все как на картинке. Да, говорит, по любви! Сука… — резюмировав таким образом, Алиса неожиданно спрыгнула со стола и решительным жестом раздавила окурок в пепельнице. — Ну вот, а потом мы с ним подружились как-то. И не убила я его, в общем. Думаешь, зря?
— Я уже вообще не знаю, что думать, — честно сказал Саша. Ему очень хотелось заглянуть под стол и поискать там метафорически отвалившуюся челюсть. Хотя, если уж развивать сию метафору, то челюсть от этого рассказа должна была не то, что отвалиться, а ускакать в дальние края, весело лязгая зубами, и прихватив за компанию крышу. — А что, он ее не любил?
«Мыльная опера, блин. В трех сезонах. В главной роли Хулио Фернандес. Ну, а хули не Фернандес? Так, откуда у меня это еще в голове…»
— Любил, но не ее, — сказала Алиса. Взяла со стула пиджак, перекинула через плечо. — Пойдем, чего тут отвисать? Поговоришь с ним завтра.
— Я сегодня поеду, — признался Саша. — Мне нужно. Выяснить. Может, завтра я уже не приду. И вообще никогда не приду. В смысле, мне здесь хорошо, очень. Но я так не могу, когда не понимаю. Я просто хочу узнать, что мне все это кажется, то есть то, что кажется…
— Саш, — заботливым тоном сказала Алиса. — У тебя точно температуры нет? Ты сам-то понял, что сказал?
— Нет, — сказал Саша. — Температура есть, как у всех, тридцать шесть и шесть то есть. И я хочу поговорить с шефом. Вот сейчас. Я хочу ему в глаза посмотреть. Потому что когда он на меня не смотрит, мне его убить хочется. А когда смотрит, хочется убить себя. И я просто должен извиниться, и убедиться, что все по-прежнему.
— М-да, — сказала Алиса. — Ну, ты попробуй, конечно. Только я вот не гарантирую, что он Руслана действительно в аэропорт повез. Как бы не обломался ваш разговор наедине. Или, хрен его знает, может он, как Тимофей нам предрекал, сидит там и напивается. Не грузил бы ты его сейчас, в самом деле.
— Не буду, — пообещал Саша. — Пару слов скажу, и убегу. Мне уже не привыкать, я от него все время бегаю. Надоело даже.
— Да, — задумчиво сказала Алиса. — Пора уже начинать бегать за ним, чисто разнообразия ради.
Глава 4. Части 5-6.
5.
…Саша замер перед смутно знакомой дверью, не решаясь позвонить. Вдруг там и правда снова окажется этот несносный Руслан? Алиса, наверное, знает, о чем говорит, но… не был похож их разговор в кабинете на посиделки армейских товарищей, так зачем бы им продолжать?
А что, если верно предположение Тима? Он вовсе не был уверен, что его психика готова к такому шоку, как пьяный Рогозин. Но, с другой стороны, Саша не мог больше отрицать, что беспокоится за него. Да, как бы странно это ни звучало. Майор, конечно, крут, круче него только яйца Чака Норриса, а всё-таки, самые страшные проблемы люди обычно создают себе сами, уж это-то парень успел понять из личного опыта.
Он бы еще долго мялся под дверью, но та внезапно распахнулась у него перед носом.
— Ну? — спросил Игорь, критически его оглядывая. — Долго будешь тут отсвечивать?
Пьяным он, вроде, не выглядел, хотя запах чего-то наподобие коньяка Саша уловил.
— Здрасте, — пробормотал он, чувствуя себя довольно глупо. — Я хотел поговорить… извиниться.
— Вот как, — майор не приглашал его зайти, просто молча развернулся и пошел куда-то вглубь темной квартиры, так что Саше ничего не оставалось, кроме как войти следом, захлопнув дверь.
— Считаешь, есть за что? — спросил Рогозин, прислонившись плечом к косяку. За его спиной виднелась слабо освещенная гостиная — диван, приглушенная лампа, одинокая бутылка на столе. Все-таки пьет. Что за тенденция такая, блин, у русских мужиков, заглушать личные проблемы водными растворами этанола?
Саша так и замер у двери, не зная, разуваться ему и проходить, или все-таки бежать, пока не поздно…
«Хватит», решительно сказал он себе, «поздно уже, почти месяц как безнадежно поздно. И хватит убегать, набегался уже».
— Да, я тогда… наговорил всякого. Был неправ. То есть, наверное, в чем-то и прав, с точки зрения общественной морали и все такое, да… Но я уже понял, что… не все и не всегда так… однозначно.
— Ну-ну, — хмыкнул Игорь, то ли соглашаясь, то ли сомневаясь в искренности его слов. В руке его неожиданно обнаружился бокал с янтарного цвета жидкостью, из которого он небрежно отхлебнул.
— Я думаю, что… это была… запоздалая и, так сказать, интрасубъектно-спроецированная интерпретация подросткового бунта, — сказал Саша. Он понятия не имел, что еще сказать, поэтому применил свой излюбленный метод ответа на экзамене — начал строить теорию на пустом месте, зацепившись за первый всплывший в памяти термин. Написав прошлом году курсовую с помощью именно этого метода, Саша начал всерьез подозревать, что так пишется едва ли не половина научных работ в гуманитарной области.
Майор впечатлился — так, что аж чуть было не подавился своим коньяком.
— Однако, — коротко сказал он, иронически глядя на Сашу. Тот же продолжил нести вдохновенную пургу, в надежде вызвать хоть какую-то реакцию:
— Дело в том, что, вступая в некий новый социум, индивид вновь проходит все стадии первичной социализации. И в какой-то момент ценности социума подвергаются сомнению и переоценке… ну, как подросток, усомнившись в правоте родителей, убегает из дома… но потом возвращается.
— Очень интересная теория, Александр, — Игорь пытался говорить серьезно, но в глазах его плясали веселые искорки. — Согласно ей, получается, что я сейчас должен достать свой старый армейский ремень и социализировать тебя, так сказать, обратно. Традиционным родительским способом, безо всяких проекций.
— Ну, я же это… вернулся, — Саша улыбнулся осторожно, с опаской глянув на Игоря — кто его знает, когда он шутит, а когда нет.
— Вернулся он, — проворчал майор, отводя взгляд в сторону. — Алиса тебя за шкирку притащила… иначе так бы и бегал по чужим квартирам… и балконам. Непонятно только, зачем. Думаешь, тебя и правда невозможно было найти?
— Я думал… уехать, — признался Саша. — Бросить универ, домой вернуться, к родителям… Но не смог.
Игорь кивнул, рассеянно глядя куда-то в пространство.
— А сновидения ты как блокировал? — вдруг спросил он. — Неужели самостоятельно?
— Ну так это… вы ж мне рассказывали про Фарида, про.. искусственный сон,— Саша глянул на шефа виновато, не знаю, как тот отреагирует. — Я в интернете посмотрел, какие препараты блокируют…
— Совсем дурной, да? — резко спросил Рогозин, и Саша вздрогнул, инстинктивно отступив на шаг назад. Сзади, впрочем, оказалась стена.
— Я в нормальных дозах… по таблетке в день… — почти прошептал он. И тут же невольно повысил голос, оправдываясь: — А что мне было делать? Откуда я знал, что вы меня не придете во сне убивать? Или еще как-нибудь… воздействовать… психофизически…
— Воздействовать мне на тебя сейчас хочется исключительно физически, — угрожающим тоном сказал майор, и поставил бокал куда-то на притаившийся в темноте прихожей шкаф. — С применением уже упомянутого ремня. И чем дальше, тем сильнее хочется. Саша, что у тебя в голове происходит вообще? Нахрена мне тебя убивать, можешь объяснить?
— Потому что я… не подошел. Под ваши стандарты. Не выдержал, сбежал… и слишком много знаю.
Игорь вздохнул, провел по лицу ладонью.
— Я такой монстр в твоих глазах, да? — спросил он почти печально. — Ладно, если тебе так жить интереснее, пожалуйста, буду монстром. Вот прямо сейчас и начну.
— Н-не надо, — пробормотал Саша, плотнее вжимаясь в стену и прикидывая на всякий случай расстояние до двери. Ему совсем не понравилось выражение лица майора, когда тот двинулся к нему.
— Я просто пытаюсь понять… — прошептал он беспомощно. — Это существо… Лена… она говорила, что мне заморочили голову, что вы… на меня воздействуете, чтоб подчинить своей воле… Но я не подчинялся, я же сам хотел, выполнить задание, доказать, что я… что я достоин. Быть рядом. Потому что мне хочется. Я не понимаю, почему. Но я все время думал… и думаю… о вас.
Саша закрыл глаза — так было почему-то спокойнее. И проще говорить. Он не видел Игоря, только слышал его дыхание, чувствовал запах его духов с тонкой ноткой алкоголя.
— И эти ваши духи?, они мне везде мерещатся, — выпалил он, почти не соображая, что говорит. — И я все время думаю… сравниваю. Как бы вы поступили на моем месте. Даже когда я злился. И считал вас монстром. Но ведь я, наверное, такой же. Я с Алисой поговорил, и теперь вообще ничего не понимаю. То есть, это ведь в каждом есть, наверное. Только одни люди притворяются… другие нет…
Он вздрогнул всем телом, когда почувствовал, что теплая рука скользнула по его щеке, потом по волосам. И открыл глаза.
— Эта… Лена… говорила, что вы меня специально…. Привораживали, — выдохнул Саша и робко заглянул в глаза стоявшего перед ним мужчины. — Просто ответьте, это так или нет?
— Ну и каша у тебя в голове, — сказал Игорь, и тень легкой улыбки пробежала по его губам. — Делать мне больше нечего. У тебя от природы сильная защита, помнишь, я говорил это еще в первую нашу встречу? Ты все время закрываешься… от людей, от всего мира. Даже слишком, на мой взгляд, и сил на это тратишь чересчур много. Ты по структуре энергетики — универсал, но я считаю, сенса из тебя никак не получится. Ты слишком закрыт от мира, чтобы ощущать его дыхание, его потоки… Может, со временем научишься. А пока что — ты как цыпленок, что забрался обратно в скорлупу. Все прячешься, бежишь… от себя, что ли, убежать хочешь? Не буду утверждать, что это невозможно… но бежать придется очень далеко и долго.
— Я не знаю… — беспомощно помотал головой Саша. Его словно завораживал голос Игоря, такой мягкий и задумчивый сейчас. И взгляд… и тепло руки, опирающейся на стену в миллиметре от его щеки. Хотелось прижаться к этой руке, коснуться… что это, как не самое настоящее психофизическое воздействие? Вводит в транс своим ровным, успокаивающим голосом, отвлекает внимание… снова втирается в доверие…
— Я тебя не… привораживал, — четко произнес Рогозин, наклоняясь к его лицу. — Дурацкое слово, и источник информации у тебя, мягко говоря, сомнительный. Саша, даже если б я попробовал… ты же все отражаешь, как зеркалом. Да мне буквально пару раз удалось с тобой хоть какой-то энергетический контакт наладить — когда ты сам раскрывался. Когда звонил мне с перепугу, помнишь? А все остальное время… если б я попробовал тебя, как ты выражаешься, привораживать… вышло бы с точностью до наоборот. Я бы сам… — тут он запнулся, точно задумавшись о чем-то, и резко отстранился.
— Бред, — сказал он и улыбнулся, как Саше показалось — растерянно. — Вот же бред, а…
— Что? — непонимающе переспросил Саша. Майор покачал головой.
— Ничего особенного… полезно, знаешь ли, иногда осознать, что ты идиот. И наступаешь на одни и те же грабли, каждый раз, как по расписанию. Это я о себе, если что, — пояснил он со вздохом. — Правильно Руслан говорит, в лес мне пора…
— Какой лес? — спросил Саша, вспомнив странное выражение куратора. — Это какая-то… метафора или что?
- Это? — переспросил Рогозин со странным выражением лица. — Это санаторий такой закрытый… в Подмосковье. Это мы друг друга туда посылаем, слово уже как ругательство расхожее стало. А там хорошо, природа, грибочки, белочки… Психушка такая для ветеранов мистического фронта, операторов шизанувшихся, сенсов и иже с ними. В городе им жить тяжело, понимаешь, в городах каждый камень кричит от чужой боли, это не я придумал, так говорят те, кто правда слышит… А там они бродят, с деревьями обнимаются… грибочки, опять же, белочки…
Саша больше не мог это слушать, не мог выносить пугающую обреченность в голосе майора. Он сам не заметил, как преодолел разделявшее их расстояние и обнял его, крепко стиснув плечи, вцепился в него, точно утопающий — в спасательный круг.
— Ну чего ты, не надо, хороший мой… — прошептал Игорь, обнимая его в ответ, и от непривычной нежности в его голосе у Саши что-то будто перевернулось в груди. Он уткнулся в плечо начальника, чувствуя, как ощущение тепла накрывает его с головой — тепла не физического, это он уже научился отличать.
— Я туда не попаду, — сказал Игорь, прижимая его к себе. — Я давно решил, если пойму, что все, готов — ствол к башке и привет. Пистолет тебе в наследство оставлю, хочешь? Чтоб у тебя тоже выбор был.
— Игорь Семенович, перестаньте чушь нести, пожалуйста, — сказал Саша, поднимая голову. Рогозин некоторое время пристально всматривался в его глаза, будто искал на дне зрачков некое тайное послание. А потом улыбнулся.
— А может, мне нравится чушь нести. И драматизировать почем зря. Чтоб меня жалели молодые симпатичные мальчики, и сами на шею вешались.
Объятия он не размыкал, и Саша с каким-то запоздалым ужасом осознал, что его это вполне устраивает. Он поднял руку и осторожно коснулся пальцами его щеки, точно исследуя. Осмелев, провел кончиками пальцев по едва заметным морщинкам в уголке глаза — они становились глубже, когда майор улыбался, разбегались к виску, точно лучики внезапно вспыхнувшего солнца. Саша подумал о том, что эти морщинки — отметины человека, который много улыбался на пройденном пути — может быть, даже тогда, когда ситуация казалась безвыходной; может, ухмылялся в лицо смерти, может, смеялся над горькой иронией жизни. Хотелось немыслимого… хотелось коснуться их поцелуем, а потом, спускаясь ниже, оцарапаться о начинающую пробиваться легкую щетину на щеках, и узнать, каков будет на вкус след коньяка на этих губах…
Игорь поймал его руку, осторожно отвел в сторону.
— Саша, — сказал он проникновенно, — между прочим, я опасный психопат, это официальное мнение начальства.
— Я заметил, — сказал Саша и нервно облизнулся, гипнотизируя взглядом губы начальника. Тот вздрогнул, но быстро взял себя в руки, и попытался развить тему:
— Я хочу, чтоб ты подумал, во что ввязываешься, ладно?
— Ладно, — согласился Саша, и обнял его за шею другой рукой. У него слегка кружилась голова, и ощущения в целом напоминали опьянение… вот только даже после этой проклятой водки с пельменями на памятной вечеринке у Кати его так не «уносило».
«Если он меня не приворожил, то у меня что-то с головой», — подумал парень, отстраненно, точно не о себе, а о постороннем человеке. Казалось, что его несет со страшной силой куда-то в пропасть, и сопротивляться уже бесполезно.
— Даю тебе десять секунд, чтобы убежать, — сказал Рогозин. — Могу открыть балкон, если тебе через него привычнее.
Саша только улыбнулся в ответ на подколку.
— Я не убегу, — сказал он и храбро посмотрел Игорю в глаза. Сейчас они казались совсем темными — освещение, что ли, поменялось?
А потом майор его наконец-то поцеловал, и мир на несколько мгновений вообще перестал существовать.
«Вот почему я от него убегаю, с первой нашей встречи», — подумал Саша, чувствуя, как предательски подгибаются колени. Он бы непременно упал, если б его не держали сильные руки Игоря.