Слова эти слушали Авданец, Зифика, Херим, Палука, Куи, а также все лестки, потому что все прибежали, чтобы поглазеть на купеческий караван.
Даго закрыл лицо руками, а когда отнял их, то сказал:
— Передай Карломану, баварец, что свои судьбы в руки мои отдали лестки. Если у тебя имеется пергамент, мой слуга Херим напишет от меня Карломану письмо, ты же передашь его, когда возвратишься от куров.
Купец дал Хериму пергамент, чернила и даже гусиное перо. Авданец провёл их в пустую комнату, и там Даго продиктовал письмо:
«Брат мой, маркграф Карломан. Я, Даго, граф и господин, горячо желаю тебе здравствовать…»
Херим довольно-таки давно не держал в руке в руке пера, не слишком хорошо владел он и языком лендицов, потому-то не очень ясно и написал, над какими это людьми держит сейчас власть Даго. Видукинд, нашедший это письмо в старинных документах, связанных с Карломаном, узнал вдруг о каких-то лестковицах или же лисицявиках. Тем более, что и Константин Порфирородный тоже слыхал о лестках, потому и помянул о лициках, живущих на реке Висуле. Говорят, что от названия «лестки» потом пошло «лехи» или «лехичи», а еще говорят, что от них уже родились «слехчичи», откуда уже только шаг до «шляхтичей». Но к истории о Даго это уже никакого отношения не имеет; истиной же остаётся то, что и его самого, из-за хитрости и предусмотрительности, назвали лестком. Но ведь и вправду был он им, ибо часто говаривал, что любит волю, а сопровождающий Даго воин носил на пике флажок с белым орлом.
Даго были ведомы обычаи властителей. Поэтом он продиктовал Хериму и второе письмо, а затем вызвал к себе купца-баварца.
— Я завоюю страну Пепельноволосых, через которую ведёт путь за гинтарасом — глесумом. Так вот, я освобождаю тебя от оплаты всяких пошлин и обещаю всегда давать тебе сотню своих людей для дополнительной защиты перед грабителями.
И он вручил купцу пергамент с обязательством.
— Сколько? — коротко спросил купец.
— Война дорого стоит… — начал было Даго.
— Господин, ты получишь пять тысяч серебряных денаров и сто серебряных гривен, — заявил баварец. — И не ради этого вот документа, но потому, что этого желал бы Карломан, мой повелитель и опекун. Придёшь ли ты к нему с помощью, господин?
— Да. Лишь только справлюсь с Хельгундой.
Даго лично проверил, чтобы еще в тот же вечер мешок с пятью тысячами денаров и сотней серебряных гривен очутился под опекой Палуки и был привязан вместе с другими мешками на вьючную лошадь, которую он вел из самого края франков. Ибо «Книга Громов и Молний» в разделе о власти учила, что повелитель без всяческого ложного стыда должен использовать купцов и людей, дающих деньги в залог.
Этой ночью кузнец Авданец был разбужен Куи, который повёл хозяина в комнату, где на громадном ложе, застеленном овчинами, Даго забавлялся с кузнецовой дочкой. Толстая девица, упившаяся мёдом и измученная любовью, лежала голой на шкурах. Её большие груди были похожи на хлебные ковриги, а слегка раскрывшийся срам показывал влажную свою внутренность. На животе, над самым обросшим светлыми волосами лоном, Даго начертил древесным углём магический круг со священным знаком, чтобы девушка родила великана:
Девица любила заниматься любовью, и у Авданца последние пару лет были с нею неприятности — всё время приставала она к нему, чтобы отец выдал её замуж. Только кузнец не видел никого, кто мог бы за неё прилично заплатить, а её прелести и в нём самом не раз пробуждали вожделение. Жалко было отпускать её из дома за просто так.
— Чего ты от меня хочешь, господин? — спросил Авданец, отводя взгляд от раскинутых ног дочки. Этой ночью с ним не было женщины, ибо ему хотелось оставаться чистым перед завтрашним поединком. Сейчас же желание болезненно отозвалось в его нутре.
— Ты кузнец, а значит — почитаешь огонь. Я отметил твою дочку символом плодовитости, — сказал Даго. — Четырежды я наполнил её собственным семенем и уверен, что разжег в ней огонь новой жизни. Если это будет сын, его ждет большая слава. Поэтому я дарую тебе земли до самой реки Обры, тебе и твоему роду. Завтра ты со своими воинами пойдешь со мной. Будешь воеводой.
— Не могу я, господин, идти с тобою. ведь твои люди носят на своих щитах знак белого орла, а значит — не признают никакой власти. Сам же я человек, до власти охочий.
Даго положил ему руку на плечо и сказал:
— Есть разные магические знаки, Авданец. Некоторые из них добываются путём учения у магов и волшебников, иные мы сами узнаём из собственного опыта. Если уж случилось так, что люди видят в знаке орла существо, само направляющее своим полётом, почему бу не дать им и надежду на то, что они станут вольными? Власть даруется богами, но не людьми, кузнец. Только Пепельноволосых и их наёмников из Юмно смогут победить тысячи. Что сможет вызвать их из лесов и весей? Что вдохновит их на битву, если не обещание свободы? Признай этот знак без возражений, ибо не от народа, а от меня получишь ты власть. Ты нравишься мне, Авданец, ибо, подобно мне, ты жаждаешь власти.
Ушел кузнец Авданец и не заснул до самого утра, мучимый страхом того, что проявил непокорность по отношению к Пепельноволосым. Не знал он того, что означает стать воеводой, но чувствовал, что теперь сравнялся с теми вельможами, что появлялись у него, чтобы чинил он им повозки, ковал наконечники для копий или шпоры. А завтра его ожидал бой на молотах. Даго не сохранил чистоты, так что завтра обязан был проиграть. Как же согласовать это с напророченным им будущим?
Этой же ночью, мучимая доселе неведомым ей чувством ревности к другой женщине, Зифика оседлала своего чёрного коня, решив мчаться в Гнездо, чтобы передать Хельгунде просьбу королевы Айтвар. Она уже вскочила было в седло, когда из темноты вынырнул Херим и придержал коня за удила.
— Меня послал Даго Пестователь, — сказал Херим. — Глаза его видят далёко. Он догадался, Зифик, что тебе захочется уехать отсюда.
— Твой господин завтра погибнет от руки Авданца, так как не сохранил чистоты. Ради лона жирной девки он рискует своим будущим. Скажи, чего стоит такой мужчина? Аргараспиды нуждаются в помощи, а я теряю время с лестками.
Зифика вырвала короткие поводья из рук Херима и скрылась в темноте леса. Но утром, когда множество воинов собралось возле начерченного Даго круга с нетерпением ожидая обещанного боя, Зифика вернулась, чтобы с высоты конского седла следить за поединком.
Первым в магическом кругу появился Авданец, обнаженный до пояса и с огромным молотом в руке. Почти одновременно с ним линию круга переступил и Даго. Два кузнецовых сына принесли пять молотов, чтобы гость смог подобрать самый подходящий по руке.
— Бог Тор, повелитель всех молотов, — заявил Авданец, — позволяет сражаться только тем людям, оторые чисты. Вчера я имел женщину, и мы не смогли провести бой. А ты, Пестователь, имел этой ночью женщину?
— Да. Четыре раза, — признал Даго.
Авданец отбросил молот.
— Нельзя сердить Тора, ибо он может так зачаровать молоты, что те уже не смогут выковать и наконечника стрелы. Мы проведем поединок, когда ты будешь чист. И ты, и я. Ибо так велел Тор.
Даго кивнул головой, а лестки недовольно загудели. Они ожидали, что Даго силой своих чар победит Авданца, и тогда они набросятся на имение кузнеца и ограбят богатства, видимые здесь на каждом шагу. Хотели они и Авданцевых женщин.
Тогда спросил у них Даго:
— Имеется ли среди вас кто-нибудь сильный и чистый, чтобы иметь способность драться? Пускай возьмёт он молот и встанет против Авданца. Только бой этот будет уже не на волю или неволю, но на жизнь или на смерть.
Авданец поднял свой молот и расставил ноги, ожидая противника. Мускулы его напряглись под кожей. Никто из лестков не отважился сразиться с ним, и воины, призванные звуками рогов своих командиров, стали возвращаться в лагерь над рекой.
Зифика подъехала к Даго и презрительно сказала ему:
— Никогда вы не проведёте этого поединка, ибо ни один из вас не может оставаться в чистоте. И ты знал об этом, Пестователь.
Ответил ей Даго:
— У склавинов имеются боги с тремя, четырьмя и даже семью лицами. Мне ведомы многие повелители, Зифика, и могу поклясться Сварогом и Тором, что честь государя имеет бесчисленное количество лиц.
Авданец же заметил удивление в глазах своих сыновей, жен, челядников и невольников. Никто не знал, что на рассвете прибежала к отцу дочка, наполненная семенем Даго, и шепнула отцу, что следует ему сказать, когда выйдет он на поединок.
Двоих своих сыновей Авданец оставил дома. Он вооружил молотами пятнадцать всадников из кузнечных подмастерий и собственных родичей. Сто пятьдесят копий было роздано лесткам. К вечеру четыре отряда по пятнадцать человек были готовы выступить в путь. Куда же — никто не знал.
Ибо в «Книге Громов и Молний» в главе о властвовании было сказано: «Никто не должен знать истинных намерений повелителя, но многие могут считать, что им дана честь ведать их».
Как раз в это время на небе появился новый месяц, бледно светили звёзды, и хорошо было ехать по широкому тракту через лес. Звенели стремена, фыркали лошади, в темноте лаяли испуганные лисы. Шесть десятков воинов, разделённых на четыре группы, вёл Авданец, которому Даго поверил цель их путешествия. Сам Даго вместе с Херимом и Зификой ехал рядом с ним.
— Ты, Пестователь, ведёшь множество воинов. Не знал я, когда мы повстречались в первый раз, что так легко можно покуситься на власть, задумчиво сказал Херим.
— Легко, говоришь? — пожал Даго плечами. — Ладно, я даю её тебе. Бери и владей, — засмеялся он, ударил коня шпорами и поскакал по дороге, опережая Авданца и исчезая в ночном мраке.
Херим исполнился радости.
— Слыхал, Зифик? Он дал мне власть. Слыхал? Сам отдал её мне, бормотал он, ибо в голове у него всё смешалось.
— Я всё слыхал, — кивнула Зифика. — Он дал её тебе, и в этом я могу поклясться. Но ты останешься в живых лишь до тех пор, пока не скажешь об этом подарке тем, что едут за нами. Они разобьют тебе голову молотами, порубят мечами.
— Это правда, — повесил голову Херим. — Но почему, Зифик, почему?
Зифика молчала. Она не знала, что ей ответить Хериму. Ведь она тоже не понимала, что такое власть, откуда бралась она и куда исчезала.
На рассвете они добрались до границы леса. Дальше тянулись возделанные поля, поросшие качающимися на ветру, уже почти созревшими хлебами. Старые, причудливо изогнутые вербы поросли лендицкий берег у двух островов. На один из них вёл деревянный мост, а на суше, за невысоким защитным валом, высилась деревянная, квадратная башня. За укреплениями, поблизости от башни, видны были крыши конюшен и домов, где проживали воины. Сколько их могло стеречь Пепельноволосого?
— Вышли своего ворона на дозор, — приказал Даго кузнецу, а воинам сказал, чтобы те укрылись неподалеку, рядом с лесной опушкой. Ибо наверняка на башне стоял стражник, следивший за округой.
Ворон летал часа два, но прокаркал Авданцу лишь то, что возле башни имеются люди и лошади, а в самой башне живёт какой-то старик.
Палука с Куи советовали Даго со всем отрядом неожиданно проскочить мост и захватить остров. Но Даго не принял их советов, так как прибыл сюда не драться, но вести переговоры.
— Пройдите по лесу до самой дороги, что ведёт от острова к Гнезду, приказал Даго в конце концов. — Там спрячьтесь. Если кто-либо от Хельгунды или Пепельноволосого будет пытаться проехать по этой дороге — убейте его.
Затем он взял с собою только Авданца, Херима и Зифику, из мешко, что были на вьючной лошади, выбрал какие-то ценные дары, спрятал их в седельный мешок, и в самый полдень четвёрка всадников двинулась к мосту на озере. Их заметили сразу же, потому что тут же протяжно прогудел коровий рог. Четыре всадника не представляли угрозы для стерегущих Пепельноволосого, впрочем, это ведь могли быть и люди из Гнезда или Познани. Поэтому, как и ожидал Даго, на средине моста их поджидало только трое норманнов из Юмно. Даго в миролюбивом жесте поднял правую руку и сказал на языке донск тунга:
— Мы послы от аргараспидов, на которых напали марды. Меж нами и князем Пепельноволосым был мир и обещание взаимной помощи. Мы везём князю дары и просьбуу о подмоге.
Ни у одного из новоприбывших на щите не было лестковского знака, а щит Зифики вообще был покрыт серебром, так что слова Даго выглядели весьма правдоподобно. И всё же, один из норманнов, по-видимому командир, в шлеме, закрывавшем нос, был из людей подозрительных.
— Почему вы не направились в Гнездо? — недоверчиво спросил он. Откуда вам ведомо, что Пепельноволосый здесь? У него уже нет никакой власти. А правит Хельгунда от имени княжеского сына, Аслака. Отправляйтесь в Гнездо.
— Носит ли Пепельноволосый священную Андалу? — спросил Даго.
— Да.
— Тогда мы можем говорить только с ним.
С этими словами Даго вынул из мешка золотую цепь, данную ему королем Людовиком Тевтонским, и показал её норманну.
— Мы желаем передать дары Пепельноволосом и просить его о помощи против мардов. Аргараспиды не слыхали о Хельгунде и её сыне Аслаке. Так что должны мы сделать с дарами — золотом и драгоценными камнями?
Норманн был простым наёмником, получавшим от Хельгунды не очень-то большую плату. Ему казалось, что это будет необыкновенной хитростью пропустить этих людей к Пепельноволосому, пускай отдают они подарки и получают обещание помощи против мардов. А когда послы уедут, все дары присвоит себе он, начальник стражи. По приказу Хельгунды князь Пепельноволосый не мог иметь ничего своего, разве что кроме серебряного кубка для мёда, посеребрённой тарелки, покрытого бронзой кувшина для воды, нескольких бронзовых брусков и трёх готских монет. Даже у двух княжеских наложниц были отобраны все драгоценные украшения.
— Меня зовут Стир, — представился норманн. — Мир с вами. Я проведу вас к Пепельноволосому.
Он повернул коня и позволил четырём чужакам въехать в открытые ворота в валах и остановить лошадей возле самой башни. Пепельноволосого стерегло шесть норманнов и пятеро лучников, кроме того на острове имелся десяток слуг из невольников. Даго внимательно следил за Стиром и догадался, что тот задумал напасть на прибывших и забрать у них дары. Только вид белого и черного коня, на которых восседали глава посольства и воин с серебряным щитом, для Стира были плохим предзнаменованием. С посольством не отправляют лишь бы кого. Наверняка эти люди могли прекрасно постоять за себя. Особое же уважение у Стира вызвал Авданец с молотом в руке и черным вороном на плече.
Они сошли с лошадей. которых Даго поверил Авданцу. После этого он повесил на шею Стиру золотую цепь.
— А это, господин, тебе от меня, за то, что понимаешь и знаешь посольские обычаи.
Стир вежливо поклонился, думая про себя, можно ли будет, имея такую цепь, немедленно бросить службу у Хельгунды, вернуться в Юмно и пьянствовать там хоть круглый год.
— Я проведу вас к Пепельноволосому. Сам. — Это последнее слово он бросил в сторону норманнов, с жадностью глядящих на золотую цепь. Стиру не хотелось иметь свидетелей того, как послы станут слагать дары князю. Ему хотелось выбрать себе вещь подороже, спрятать её, а лишь потом делиться оставшимися с другими.
— Закройте ворота, — приказал он и приставил лестницу к очень высоко расположенной двери, ведущей в башню.
По лестнице он вскарабкался первым, за ним полез Даго. Потом Зифика и Херим. Внутри башни было темно. Деревянная лестница, обегавшая башню спиралью, вела к небольшим сенцам. Именно там, в комнатёнке с одним окошком и полом, напоминавшим скорее топтаную землю, на деревянной лавке возле простого деревянного же стола сидел повелитель лендицов — князь Голуб Пепельноволосый. За занавеской в углу прятались две его наложницы.
— К тебе посольство, князь, — на ломаном склавинском языке с презрением бросил Стир.
Князь Голуб Пепельноволосый был стариком с длинными, пепельного цвета волосами и покрытом морщинами лицом, его голова и руки все время тряслись. На голове у него был почерневший от пота кожаный ремешок с мутным камнем посредине.