На этот раз долго молчал уже Херим. Он совершенно не мог ничего понять.
— Ты, господин, хочешь создать собственную державу? Сам, один? Но может где-то там ожидает тебя войско, дружина, твои придворные?
— Никто меня не ожидает. Я даже не знаю, попаду ли в страну спалов. Но я обязательно введу в историю неведомые свету народы. Ведь видел я, как один, два, три человека создавали и рушили целые государства. Мир кажется мне похожим на мокрую глину, из которой можно вылепить все, если есть в тебе кровь властителей.
— Я видел, господин, как ты сражаешься мечом. Но, чтобы создать державу, этого мало.
— Потому что державы строятся не только мечом, Херим. Для этого нужны еще яд, преступление, обман и нарушение собственных обещаний. А еще сильная воля. Я хочу, чтобы ты поверил мне и пошел за мной.
— Но для чего же тебе, господин, сможет пригодиться скриба, монах, которого выгнали из монастыря и предали анафеме? Зачем тебе монах, усомнившийся в Боге?
— Ты рассказывал мне, что банда разбойников творила множество зла, грабила, насиловала женщин, а ты нес за них покаяние, ибо сказано в Священном писании: «Один должен нести бремя другого.» Сколько людей, Херим, падет от моей руки? Сколько преступлений совершу я, прежде чем сотворю собственную державу? Я хочу, чтобы именно ты носил мое зло, ибо «один должен нести бремя другого».
— А если я этого не сделаю, господин? — тихо спросил Херим.
Даго уже засыпал, во всяком случае, так Хериму казалось.
— Ты слаб и не можешь держать меча. Вокруг леса и болота, а еще люди, готовые такого как ты запереть в клетке и сделать животным. Буду ли я милосердным, если отрублю тебе голову, поскольку из-за слабости своей ты задерживаешь мой путь в Страну Спалов?
И еще одно осмелился спросить Херим у Даго:
— А что ты, господин, понимаешь под словами «один должен нести бремя другого»? Как должен я выполнять это задание?
— Ты будешь записывать все мои деяния и оправдывать любое мое преступление и каждый мой проступок таким образом, чтобы на них лежал драгоценный отблеск. Даже когда мы будем по шею торчать в грязи и дерьме, ты напишешь, будто переходили мы ручей с хрустально чистой водой.
— Так значит, тебе необходимо будет мое умение в чтении и письме! обрадовался Херим.
— Оно пригодится, когда пожелаю я выслать известие Карломану или Людовику Тевтонскому. Но ты ошибаешься, считая, будто великан, которого стану я пробуждать, нем и глух. Я научу тебя древнему, магическому искусству склавинов запечатлевать мысли и слова, ты познаешь наши руны. С завтрашнего же дня начнешь ты изучать науку знания и пользования ими. Ведь меня учили, что истинное государство — это налоги и подати для правителя. Нужно будет, чтобы многие люди обладали искусством начертания рун, записывая, кто и сколько отдал для государя, кто сделал это наполовину, а кто и вовсе не сделал. Ибо не может существовать власть без свойственного ей порядка дел и вещей, и важно лишь то, что названо и закреплено в письме. Волшебством наших рун запишешь и мою историю, ибо не существует того, кто в историю не вошел.
— И что же я обязан, господин, записать под датой нынешнего дня? спросил Херим.
— Напиши так:
«В пору сбора красящих куколок Даго Господин перешел Реку Забытья, чтобы пробудить спящего на востоке великана, ибо и сам был из великаньего рода. Прадедом Даго был великий Само, что победил гуннов, называемых аварами, и короля франков Дагоберта. Отца же Даго звали Бозой, и он тоже был из рода великанов — спалов. Даго Господин имел заколдованный меч по имени Тирфинг, а также обучился он правлению людьми при дворах цесаря ромеев и Людовика Тевтонского, короля франков, что давало ему право стать государем. И вот таким образом, переправившись через Реку Забвения, Даго господин очутился в краю пырисян, у которых было семьдесят городищ и три племенных правителя. Будучи один, решил он осторожно обойти их селения и очутился на земле Свободных Людей, или же лобоман, меж племенами пырисян и краем, которым правил государь лендицов, князь Голуб Пепельноволосый. А направлялся Даго Господин в Страну Спалов, поскольку текла в нем кровь великанов, что были родом оттуда. Ехал он на коне по имени Виндос, и сопровождал его человек по имени Херим, дабы описывать его великие деяния для будущих поколений…»
Голос Даго замолк, а потом Херим услыхал ровное и спокойное дыхание спящего.
Той ночью Херим не мог заснуть. Над лесом появилась луна и покрыла поверхность лесного озерца ясным отблеском. Лишь самое короткое мгновение раздумывал Херим, не безумен ли спящий поблизости человек, а может только притворяющийся спящим. Но ведь до сих пор ни один поступок, ни единое его слово не были безумными. Создать державу? Создать нечто огромное как государство?
Ему вспомнились годы, проведенные за переписыванием старинной хроники и требующее колоссальных трудов вырисовывание заглавной буквицы «А». Текст полностью запечатлелся в его памяти:
«Anno 40 regni CНlotariaНomo nomen Samon, natione Francos»…
О том, как некий франконский купец Самон на сороковом году правления короля франков Хлотера прибыл к народу склавинов, называемых винедами, что весьма страдали от аваров, и подвиг их на борьбу с ними, и в битве оказался вождем настолько способным, что его избрали королем. Он правил 35 лет, имел 12 жен из рода винедов, 22 сына и 15 дочерей. Так если обычный франконский купец смог создать вошедшее в историю государство, почему не смог бы совершить подобное некий Даго — неизвестно, то ли франк, то ли склавин поскольку правды о себе так до сих пор и не выдал? Вчитываясь в хроники королевства франков, Херим открыл в них проскальзывающий по страницам истории глубокий, хотя, временами, и тщательно скрываемый страх перед огромными и многочисленными народами с Востока. Чувство грозящей оттуда опасности имелось у Карла Великого, наложившего запрет на продажу оружия на восток, только за много-много лет ранее было оно и у последнего из меровингских правителей, короля Дагоберта I. Он отобрал утраченные ранее земли у басков, лишил брата своего, Хариберта, Нойстрии и присоединил ее к своей державе, воевал во многих краях на Западе, и даже могущественный Цесарь, сидящий на Босфоре, заключил с ним вечный мир. Этот король не опасался огромной державы аваров. Но все-таки, при известии, что склавины восстали против аваров и под началом Самона создали свое государство, задрожал он тревожно, поскольку теперь стали винеды его непосредственными соседями. Не помогли ему ни лангобарды, ни бавары. Склавины разгромили франков и грозили напасть на Тюрингию. Желая спастись от них, пришлось Дагоберту отказаться от дани, которую до сих пор выплачивали ему саксы, и просить их, чтобы те стали защищать его границы от склавинов. Но только умер вскоре король Драгоберт, и пришла эпоха королей «гнусных», что в юном еще возрасте умирали от разврата, вот почему потеряла держава франков свое значение. Но распалось и государство склавинов, управляемое Самоном. Так было ли возможным, что спустя века, подобно Самону, вновь один человек сумеет разбудить спящих на Востоке великанов?
Глава четвертая
ТИРФИНГ
Дворище Зелы было на Спальском Острове, в развилке разлива небольшой реки, текущей к Нотечи. Остров окружали торфяники и болота, замерзающие лишь в самые суровые зимы. Весной и осенью поднятые воды речки, в это время сильной, с буйным течением и широко разливающейся, покрывали остров. Поэтому дома здесь были построены на колодах-подпорах, а сами сделаны были из толстых бревен; все широкое подворье было вымощено неошкуреными досками. Боковые стены и крыши домов, крытые камышом и поросшие толстым слоем мха, соединялись друг с другом и образовывали круг с единственными воротами, ведущими на полуостров, куда приставали лодки-долбленки и легкие лодочки из зубровых шкур. Задние стены соединялись как бы в палисад или защитное укрепление; в них не было окон, а брошенные врагами факелы не смогли бы поджечь крыши из-за вечно сырого мха. Окна со стороны дворища были затянуты тонко выделанными кожами или же рыбьим пузырем, так что в домах было светло. Изнутри и снаружи стены домов раз в год белились известью, покупаемой у купцов с юга. В избах имелись печи, и дым никому не ел глаз; там хорошо спалось на огромных кроватях, покрытых шкурами животных. Спалы, в основном, занимались рыбной ловлей и охотой, земледельцев презирали, за меха покупая рожь, просо и ячмень. Потому так много помещений предназначалось для выделки и сушки шкур. День и ночь дымили коптильни для дичи и рыбы. За дворищем, на полуострове сушились сети, вентеря и жаки.
Зелы была здесь единственной великаншей с тех пор, как ее брат Боза утонул, доверившись зимой хрупкой скорлупе льда на болотах. Во всем дворище мальчик заметил всего лишь три десятка очень молодых мужчин и множество женщин, с бородами и безбородых. Он не обнаружил ни одного ровесника, все юноши были старше его, то же самое — и девушки. С тех пор, как утонул Боза — так объяснила ему Зелы — уже никто не оплодотворял обычных женщин, и никто новый, кроме него самого, не прибывал за последнее время на дворище спалов.
Про бородатых женщин Зелы не захотела говорить много. Точно так же и о других вещах.
— Я все объясню тебе, когда ты станешь взрослым и перекатишь лежащий во дворе камень. Сейчас же знай лишь то, что на спалах лежит проклятие. Великанши стали бесплодными, равно как и девушки, рожденные от великанов и обыкновенных женщин. Из своих военных походов спалы привезли с собой две ужасные болезни: скифскую, которая после восемнадцатого года жизни заставляет мужчину жить и вести себя будто женщина, и удивительную хворь, называемую Жаждой Деяний. Когда тебе исполнится восемнадцать, и ты тоже, ибо в тебе есть кровь спалов, заболеешь либо скифской болезнью, либо же той, второй. Тебя охватит тоска по великим подвигам и деяниям, и ты отправишься в большой мир, чтобы сражаться и править.
— Я никогда не брошу тебя, — пообещал мальчик.
В ответ Зелы лишь печально усмехнулась.
— Ты не ведаешь, что это такое — скифская хворь. Но не знаешь, что такое Желание Деяний. Если в ком течет кровь великанов, тот уже не может усидеть дома, занимаясь только лишь охотой да рыбалкой. Он должен уходить в мир, чтобы воевать.
После того жизнь мальчика на дворище Зелы пошла так же чудесно и быстро, как убегает лето. Все, окружавшие его, понимали, что он последний из обреченного на исчезновение народа спалов и, возможно, соединяли с ним свои надежды на возрождение и новую жизнь. Обабившиеся бородатые мужики сшили для него суконные штаны и мягкую высокую обувку из оленьей кожи; они и так любили ткать на станках, прясть купленную у других племен шерсть и делать из нее одежду. На лето он получил от них плетенную из камыша шляпу, на осень — шапку из валяной заячьей шерсти, а на зиму — остроконечную шапку из мягкой оленьей шкуры. Они же научили его ловить рыбу, так как на спальском дворище рыболовством занимались только обабившиеся. Подрастающим парням была доверена охота и защита дворища Зелы, хотя наилучшей защитой была она сама. Зелы внимательно следила за тем, как относятся к мальчишке превратившиеся в женщин мужчины, не позволяла брать им его на колени и целовать — поскольку, как догадался он попозже — подозревала она, что те живут друг с другом. У немногочисленных женщин и девушек он интереса не пробуждал, так как был еще ребенком. Среди девиц и женщин царили вольные нравы, любой подрастающий парень мог иметь любую — в таких делах права на собственность не существовало из-за того, что женщины, в которых текла кровь спалов, были бесплодными, парни же после восемнадцати лет или бабились, или уходили в мир, гонимые жаждой великих подвигов.
Для мальчика сделали лодочку, обтянутую шкурой зубра. В первый же год он научился строить на реках язы, то есть запруды с небольшим проходом, куда для ловли рыбы ставили плетеную из лозы корзину. Потом он уже ставил камышовые вентеря и жаки, ловил рыбу сетями, сплетенные из льна и конопли, ставил неводы с двумя крыльями и мешком, а еще тригубицы — где была сетка трех видов, с различной величиной глазков. Теперь уже мальчик никогда не голодал — на дворище Зелы всегда хватало рыбы; даже зимою невод можно было тянуть подо льдом, чтобы иметь свежий улов.
Через год Зелы отдала его под опеку подрастающим парням, их на дворище было шестеро, все разного возраста, но не старше восемнадцати лет. Как и все, в которых была кровь спалов, они отличались огромною силой и были превосходными охотниками. Сначала мальчик получил лук и стрелы с отравленными наконечниками. Он научился бесшумно бегать по лесу, подкрадываться к добыче, чтобы та не чуяла человеческого запаха, и метко попадать в нее. Вместе с другими он копал ловчие ямы на волков и медведей, ставил самоловы на протоптанных диким зверем тропах, изготовлял силки и липучки на птицу. Через два года он уже умел делать слопы, то есть самобои — громадные колоды, устанавливаемые так, что при легчайшем касании к ним дикого зверя, те падали и прибивали его.
Много недель занимался он метанием копий и дротиков, потом и получил свое копье с двумя задирами и, в конце концов, топор, которым пришлось научиться метко бросать в цель. Еще же он умел с большой силой метать дубинки. На тринадцатом году жизни железным топором убил он медведя, что упал в ловчую яму с острыми кольями на дне. На четырнадцатом году жизни он отправился вместе со всеми, чтобы охотиться на зубра, и чуть не погиб тогда, так как копье сломалось в боку гигантского животного. Раненного зубра добила Зелы, срубив огромную голову топором. Никого не было сильнее ее, никого не было, кто лучшее ее охотился бы или сражался. Именно от нее научился мальчик сражаться на специально сделанных для него деревянных мечах, на палках, на кольях и топорах. От нее же научился он умению чар. Зелы умела срастить сломанную руку, она показала ему, какие травы снимают горячку, какие останавливают текущую из раны кровь, какие дурманят, какие добавляют сил, а какие ядовиты. Она учила, как и из чего делать амулеты и талисманы. Дом ее всегда был заполнен сушащимися травами, и запах их сопровождал его, когда он засыпал рядом с великаншей на огромном ее ложе. Зелы научила мальчика рисовать магические круги, бросать белые и черные палочки и по их раскладу предсказывать будущее. По каждой ворожбе выходило, что сын Бозы когда-то станет могущественным властелином. Но пока еще оставался он маленьким мальчиком, у которого не доставало сил перекатить по двору большой камень.
Про Землинов он почти что и забыл. Впрочем, он никогда их больше и не встречал. В его памяти остались разве что воины на лошадях, проибывшие в деревушку Землинов, чтобы забрать дань для князя Голуба Пепельноволосого. Про воинов на лошадях он иногда рассказывал Зелы. Та князя лендицов не боялась. Тот же про существование великанов тоже знал, но предпочитал обходить их стороной. К тому же, его самого тоже не очень интересовали охотники, только землепашцы, поскольку от них гораздо легче было брать дань, рабов и лошадей. Зелы лошадей не любила, хотя меж разливами реки было множество лугов с сочными травами, где можно было их пасти; лошадей у спалов не было, и они ими не пользовались. «Надеяться надо лишь на свои ноги и мышцы», — объясняла великанша мальчику. Вот почему юноши из рода спалов были, прежде всего, великолепными бегунами. Иногда, охотясь на дичь, целыми днями, трусцой, почти без шума, могли они мчаться по лесам и лугам. Сын Бозы тоже научился бежать целый день, не теряя сил и не запыхиваясь.
Спалы почитали огонь, как стал почитать его и сын Бозы, когда стал жить в Черном Бору. Каждый вечер Зелы сгребала жар в очаге и нежно накрывала его золой, утром же кланялась огню, когда тот восстанавливал свою мощь после того, как женщина подбрасывала на угли несколько сухих веточек. Горя в течение целого года, огонь становился грязным. Раз в год, весной, грязный огонь гасили, а вечером зажигали новый — уже чистый. При этом спалы пили пиво и мед, танцевали и пели.
Зелы рассказывала парнишке и про то, откуда может грозить им опасность. Землины не были страшны, поскольку мельчали и вырождались, а кроме того, как и все землепашцы, не отличались воинственностью. Точно так же было и с князем лендицов, Голубом Пепельноволосым, который — как рассказывали торговцы солью — из за доброты своей и мягкости хлопот набрался, и у него отобрали соляные жупы, тогда как соль была золотом этих земель. Опасность могла прийти только из-за реки Висулы, от эстов. Они были воинственны и сильны, но никогда не признавали какого-либо порядка и никогда не избирали себе правителей, самое большее — вождей на время военных походов. Весьма часто, из-за царящего среди них хаоса, им угрожал голод, и тогда, чтобы было поменьше ртов, которых надо было кормить, они убивали девочек. Когда же решали плодиться — воровали женщин или покупали их за бобровые шкурки, меха куниц и выдр. Если случалась засуха, эсты резали груди кормящим матерям, чтобы их молоком орошать вянущие стебли проса. В давние времена бывало — хотя могло повторяться и теперь — в суровые зимы они переходили Висулу ради грабежа и поимки рабов; по замерзшим болотам подкрадывались они даже под дворище спалов. Вот кого следовало опасаться из-за их воинственности и жестокости, равно как и Лесных Людей. Вот эти уже были самыми дикими из диких, наиотважнейшими из отважных. Неизвестно, откуда они брались, неизвестно и то, каким образом вообще появлялись они на свет. Лесные Люди были одиночками. Быть может, в силу умственных недостатков, еще в детские годы изгоняли их от себя роды и племена, чтобы те погибали в лесу. Но если кто подобный выживал, то становился сильным и совсем диким. Кто знает, может и сын Бозы, если бы не встретила его Зелы, тоже вырос бы в Дикого Человека, жил бы одиночкой и ненавидел остальных людей.