-Ты все – таки нашел его. – Она все еще не решалась смотреть в огонь. И отворачивая взгляд от костра, села рядом.
-Сам пришел.
Дразнящий запах мяса снова пробудил ее желудок и Радогор, заметив это, поддел кончиком ножа, ломоть, иначе не назовешь, мяса, величиной в его ладонь, выложил его на широкий лист и подал ей.
-Зачем? – Успела спросить она. Прежде чем впилась зубами в него. Сок брызнул в рот. И она на какое – то время забыла обо всем. Кроме этого пахучего нежного мяса.
-За мечом.
Оторвалась от мяса, забыв прожевать то, что было во рту. И подняла взгляд на рукоять меча. И чуть не ахнула. Та же голова, рога, уши… И те же колющие, огненные глаза.
-Это его меч?
-Не знаю. Дедко Вран получил его в честном поединке. Но всегда убирал от глаз подальше. И сковал его страшным заклятием. А я, по глупости и молодости лет, явил его свету. – Спохватился и своей рукой поднес ее руку ко рту. – Ешь, а я твои ноги посмотрю. И спать…
Мясо застряло в горле.
-Я и так изоспалась.
Радогор не смог скрыть своего удовлетворения, заглянул в глаза и улыбнулся, качнув головой.
-А не безобразничай, коли на руках сидишь.
-А не на руках? – Стрельнула в него лукавым взглядом.
-И не на руках тоже. Мала еще для этих глупостей.
Вспыхнула от негодования, аж слеза из глаза скатилась.
-Скажешь… мала. Да если хочешь знать, матушка моя в мои лета уж год, как бабьи косы плела. А я все в девках.
За болтовней на заметила, как и с мясом управилась. Было, было и нет его. И Радогор, улыбаясь, подвинул ей еще кусок.
-Подниму рано…
И не слушая ее больше, Радогор склонился к ее ногам. Умело снял тряпицы с ее ступней и долго разглядывал мозоли. Удовлетворенно покачал головой и, по своему обыкновению, прошептал несколько слов на незнакомом языке.
-Пусть подсохнут…
Подождал пока вытрет подолом рубахи губы и пальцы, перемазанные жиром и, к ее неудовольствию, снял ноги со своих колен.
Ожила княжна, подумалось ему. Совсем не похожа на того испуганного грязного звереныша, какой ее увидел, лежащей в беспамятстве, на спине бэра. Телом округлилась. И глаза огнем горят. А к добру ли?
-Наклони голову, княжну.
С радостью. Еще и губки вытянула трубочкой.
Перекинул через голову тонкий ремешок и своей рукой одел ей на шею. Княжна скосила на него любопытный глаз. На ремешке висела крохотная фигурка. Разглядела – бэр.
-Оберег мой. Носи, не снимая. Родичи мои и их духи закроют тебя, случись беда.
-А ты как? – Тревоги своей за него даже скрыть не пыталась.
Знала, что не принято, нельзя свой оберег в чужие руки отдавать.
-Я и так бэр. – Отшутился он, тая улыбку в уголках губ. И распорядился. – Мясо прибери. На день хватит.
Скрылся под ветками так, что и листок не шевельнулся, ветка не вздрогнула. И нет его. Бэр и бэр.
Наспех завернула остатки мяса в листья. Замотала холстиной и толкнула в мешок.
-Рассержусь. – Встретил ее спокойный предупреждающий голос, заранее предупредив ее тайные намерения.
-Ну и сердись. – Дерзкий ответ уже наготове. – На сердитых воду возят.
Но передумала. Побоялась, что опять сон нагонит. Уж лучше промолчать. Вернее будет.
Осторожно подползла и склонилась над его лицом. Ресницы, изогнутые на концах, как у красной девки, подрагивают.
Безбоязненно подняла его голову и положила на свои колени.
-Так мягче будет голове. – Словно извиняясь, пробормотала она и запустила пальцы в волосы. - А то лежишь на голой земле.
Спорить не стал. Пусть уж так сидит и в волосах роется.
Так и сидела, перебирая мягкие пряди, пока не задремала.
Очнулась от того, что он хрипел и бился под ее рукой, жутко выворачивая ноги. Хватался руками за горло, словно пытаясь оторвать от него чьи – то руки, душившие его. Оттолкнулся ногами. Скатился с ее коленей и покатился по земле, задыхаясь и корчась от удушья. А возле него прыгал и рычал бэр, приходя в бешенство от того, что не видит этого подлого врага.
-Нельзя было оберег брать! – Запоздало подумала она и прыгнула сверху, надеясь закрыть его своим телом, отвлечь того, кто прямо на ее глазах душил ее Радогора. Но под руками, под телом кроме него никого не было. А Радогор уже почти почернел и глаза мутью затянуло от страшного удушья. Выгнулся дугой и перевернулся на бок, сбрасывая ее. Рука дотянулась до меча… А лезвие медленно поползло из ножен.
И хватка ослабла. Это Влада поняла сразу, потому, как всхлипнул и со свистом выдохнул из легких воздух. Задышал часто и жадно, широко открывая рот.
Княжна упала перед ним на колени и сжала его голову в своих ладонях, прижимая к себе. Бэр же стоял, принюхиваясь к чему – то и вздрагивая всем телом.
-Живой, живой? – Повторяла она, заглядывая в глаза. – А я, колода сонливая, чуть тебя не проспала… Не уберегла.
И не удержавшись, расплакалась, размазывая слезы по щекам.
-Ну, будет, будет. – Попытался он успокоить ее. – Или не княжна ты?
Провел ладонью по голове и прижал к груди.
-Успокойся. Сегодня больше не придет.
Рука скатилась с распущенных волос на спину.
-Мавки разве плачут?
-А ты бы сам подумал, как я одна. Когда в том сне всегда рядом. – Слезы душат, говорить не дают.
И не совладав с чувствами прилипла к губам, всхлипывая и утирая слезы. Потом ткнулась губами в глаза. В нос и все шептала и шептала.
-Ни кому не отдам. Мой ты. Жизни для тебя не пожалею…
Бережно, чтобы не обидеть , отстранил ее и поднялся на ноги.
-Сон перебили, а путь не близкий. Пойдем по холодку.
-А если увидит? – Снова встревожилась она.
-Увидел уже…
Хитрый бэр, услышав его слова, попятился и скрылся в лесу.
Княжна противиться не стала, решив, что и правда лучше уйти с проклятого места подальше и как можно быстрее. И посмотрела на свои босые ноги. Но Радогор уже рылся в траве, срывая жгучие листочки. И скоро ее ступни снова были затянуты ровными холстяными лентами из ее рубахи. А в его руках появилась баклага.
-Выпей, княжна, но не много. Водица от дуба – отца. Берег для черного дня. И я с тобой выпью. – Повернулся, ища глазами бэра и засмеялся. – Столковались?
-Вот еще. Больно надо. Сам ушел. – С независимым видом ответила она и улыбнулась.
Все равно и Владой меня звать будет. И Ладой. И Ладушкой назовет. Только время ему надо, чтобы привыкнуть.
И потянулась к нему руками.
Под утро, жалея его, спросила.
-Может я ногами пойду? Трава мягкая.
Но он, задумавшись, промолчал, а она настаивать не стала.
А вскоре из леса появился и бэр. С независимым видом, перепачканной медом мордой и опухшим глазом.
-Гнезда с дикими пчелами опять зорил, разбойник? – Встретил его грозным вопросом Радогор.
С укором покачал головой и пересадил княжну на его спину.
-Потрудись сейчас, бездельник.
Бэр наказание принял достойно. Но уже к полудню начал жалобно подскуливать, всем своим видом давая понять, что нормальному человеку пора бы уже трапезничать. Ну и бэру, конечно, если у того человека осталась еще хоть капля совести в глубине души. Радогор делал вид, что не замечает его страданий. Но и он, наконец, не выдержал. И Влада с готовностью прыгнула ему на руки. Ягодка от избытка чувств, взревел в полный голос, и пропал за деревьями.
-И врана нет твоего…
-Вперед улетел. Дорогу смотрит. Прямо пойдем. Раз нашел, чего уж прятаться. Да и мне охота посмотреть на того, рогатого поближе. И спросить, за что же он нас все таки так не любит? Где мы ему дорогу перебежали?
-А скажет? – С нескрываемым сомнением спросила княжна.
-А почему б ему не сказать, если спрашивают? Язык не отвалится. – Рассудительно ответил Радогор. – А там, глядишь, и к порубежью выйдем.
Влада вздрогнула и оторвала голову от его плеча. Она уж и думать забыла, что оборвется когда – нибудь их дорога.
-Ты же говорил… - Чуть не с испугом спросила она.
-Прятаться не будем, дорогу спрямим.
Влада еще крепче обвила его шею руками и уткнулась в плечо, не зная то ли верить, то ли нет, радоваться ли тому, что скоро дорога кончится или огорчаться. И не сидеть ей больше на этих руках, не лежать на его плече, не ласкать его щеку своими бесстыдными губами. А он доведет ее до высокого крыльца, повернется и уйдет. Тем, бестелесным, обещал к зиме быть. И слезы сами навернулись на глаза. Бегут по щекам и катятся крупными каплями на его шею. И нет сил их унять.
А как же сон?
Или прав он, когда говорил, что видит человек, как должно быть, а как будет и боги не знают.
И бегут слезы, бегут. И не унять их, не остановить А рука его сама тянется к его лицу и губы шепчут… «Радо… Радо».
-Не заслоняй пути, княжна. Упаду.
Слепец! Волхва из далеких земель разглядел, а того, что рядом не увидел. Не захотел увидеть. В чужих думках роется, как глупая курица в капустной грядке, а в ее мысли и заглянуть не хочет. Хотя и заглядывать не надо. Все на виду. Ни одна не спряталась, не затаилась.
Мысли в голове одна другой гаже. Сердце в груди испуганной птицей бьется. То наружу рвется, то замирает вдруг. Притихла, не сводя с него, бесчувственного глаз, а слезы все равно льются.
А вот повернусь и хвостиком побегу за ним. И пусть хоть палкой, хоть поленом гонит. Что в доме отчем ей, когда его рядом не будет?
-Нельзя, княжна. Я людям слово дал.
Услышал то, слышать не должен. А что услышать бы надо, мимо сердца пропустил.
-И гоже ли от дома бегать? А как же княгиня – матушка? И куда ты пойдешь, коли я сам не знаю своего пути? И долог ли тот будет.
-Долог, долог тот путь, Радо! Без конца и края тот путь, если я рядом буду.
Можно в глаза не смотреть, можно губ не размыкать, ни одно слово не затеряется в темном лесу.
Осторожно спустился в темный овраг и пробежал через ручей.
Догадка сама пала в голову.
-Здесь останови.
Над темным оврагом старая, потемневшая от времени, ольха. Вершину, как голову, над оврагом склонила.
-Не здесь. – Возразил он. – Ночью в овраге все черное оживает и наверх лезет.
Но она уже выскользнула из его рук и подбежала к ольхе.
Коснулась рукой, безвольно повисших, ветвей. Старость не радость, даже старые, иссохшие в пыль сережки, нет сил сбросить.
-Мать – ольха, приюти, укрой на короткое время. – Запинаясь в непривычных словах, зашептала она, глотая слезы. – Прости, что без гостинца пришла.
Упала перед ним на колени и обняла дерево руками и прижалась щекой к твердой, морщинистой коре.
-Не оттолкни девку глупую. Иная жертва, богаче, ждет тебя. Какой еще и не видывала. Сыночек будет, Ольхом его нареку, как отца его назвали, хоть и носит он ныне другое имя. А дочка будет, Ольхой , Ольгой пусть зовут.
И провела рукой по траве, как это делал Радогор.
То ли показалось ей, то ли в самом деле, но только вздохнула ольха со старческим надрывом, заскрипела, ворочая корнями и глазам княжны открылся лаз… Закрыла глаза, чтобы потемок не испугаться, и ящеркой прыгнула в него.
Тесно. Радогору с его ростом не стоять. Так и не стоять его привела. А ей впору. Зато сухо и чисто. Словно голиком кто прошелся.
Выбралась наружу и под его изумленным взглядом принялась рвать траву. Но не рядом с деревом, а отойдя подальше в сторону, чтобы нескромный глаз не углядел ее укрытия.
-Ночью пойдем, коли торопишься меня с рук сбыть. – Отворачивая глаза в сторону, чтобы не встречаться с его взглядом,бросила она. А ну как прочтет ее грешные мысли. И нырнула в лаз с охапкой травы.
Пожал плечами и расстелил холстину. Достал мясо и порубил его на куски помельче.
Княжна вернулась с очередной охапкой пахучей травы и выхватила из его руки нож. Скрутила прядь волос жгутом и одним движением отсекла ее. Так же молча вернула ему нож, завязала прядь узлом на нижней ветке и прошептала так, чтобы не донеслось до Радогора.
-Возьми хоть это, мать – ольха. Тебе свидетельницей быть…
И только после этого устроилась на холстине, подвернув ноги под себя. Ела торопясь, не чувствуя вкуса и запаха мяса, целиком занятая своими мыслями. А съев, послушно запила из поднесенной баклаги. И только после этого тихо и не глядя в его лицо, прошептала.
-К ручью схожу. Потом пропахла.
И с испугом вскинула на него нестерпимо синие глаза.
-А что оттуда лезет, Радогор?
-Покричишь, если увидишь кого, я услышу… - Успокоил он ее, пытаясь поймать взглядом ее глаза.
Суета княжна начала вызывать у него подозрения. А того подозрительней было, что думок ее торопливых угадать не мог. Так, словно их и вовсе не было.
А Влада скрылась в овраге.
Пугливо оглядываясь на темные кусты, обступившие ручей, топливо разделась и шагнула в воду. Долго и с наслаждением плескалась, вглядываясь в свое отражение и пытаясь найти изъяны в своем теле, которых прежде не замечала по глупости или по малолетству. Вышагнула из ручья, наскоро отжала волосы и, не обтираясь, залезла в рубаху. Даже после того, как Радогор отодрал от нее широкую полосу на повязки для ног, она доходила почти до колен. Закинула портки на плечо и выбралась из оврага.
Радогор все еще сидел подле холстины. Но волосы у него были влажные. Успел и он сбегать к ручью. Не решился одну оставить в черном овраге.
Прошла мимо него с независимым видом, сверкая в лесной полутьме голыми икрами, и скрылась в траве под ольхой, чем вызвала в его душе еще большую тревогу. А спустя немного времени он услышал.
-Радогор…
Голос мягкий, но такой, что не воспротивишься. В княжьем тереме выросла, не в мужицкой избе. И не в жилище на два десятка семей, что были в их городище.
Предчувствуя и вовсе неладное, спустился в лаз.
И закрыл глаза, покраснев до удушья, до спазмов в горле.
Княжна стояла в шаге от него. Нагая и удивительно прекрасная. И волнующая.
Мавка!
Даже в полумраке укрытия, которое открыла ей старая и много повидавшая ольха, увидел, как смутилась и покраснела она. Но не закрылась руками, и не отступила.
-Открой глаза, Радо!
Голос твердый, хотя и подрагивает от волнения.
-Посмотри на меня. Или я худа и кривобока, что на меня и посмотреть нельзя? Стыдно девке перед парнем нагой стоять, а мне не стыдно. Тебя в своих снах видела. Для тебя эту красу припасала. Открой глаза, Радо…
Голос дрогнул и сорвался.
-Или девкой порченой брезгуешь? – Всхлипнула и сжалась в комок, чувствуя, что последние силы, которыми она запасалась в этот день, оставляют ее. – Так не меня, не мое тело терзал ярл на грязной лодии. Колоду неживую, бесчувственную. И нет за то на мне вины.
Говорить уже не могла Глотала слезы и тянулась к нему, привставая на носки.
-Завтра день, Радо. Другого может и не быть. Открой глаза, Радо. Возьми на руки.
Радогор словно онемел. Рад бы глаза открыть, но не открываются. И ноги подкашиваются.
Слез уже не сдержать. Хлынули в два ручья. Не совладала со стыдом. Или с собственной смелостью.
А княжна вжалась в его подкольчужник лицом и руками, не дотягиваясь, пытается обнять его за шею. Тело содрогается в рыданиях. И Радогор, преодолевая неведомый до селе, страх, обнял ее за плечи погладил по нагой спине.
-Что ты делаешь со мной, Лада? – С трудом выдавил он из себя, приоткрыв глаза. – Я же тебе и в глаза посмотреть не посмею.
-Сейчас посмей, Радо мой. А что утром будет, увидим. – Подняла на него глаза, наполненные слезами. – Мне же для тебя жизни не жалко. Лишь бы рядом быть. Возьми меня на руки. Если бы ты знал, как сладко и томно мне в них. Возьми…
-Что ты делаешь со мной, Лада, что делаешь. – Как в забытьи шептал он. И уже нее сопротивляясь ее желанью или собственной страсти, вскинул ее на руки и до боли, до ломоты в зубах, вжался в ее влажные ждущие губы. Задохнулся от счастья, и больше не сдерживаясь, покрывал поцелуями ее лицо, опускаясь губами все ниже и ниже. К пахнущим цветами, грудям. Жарким и желанным.
-Разве они не хороши для тебя, Радо? Или не твоих губ они ждали, нежась на твоей руке? – Горячечно шептала она, прижавшись к его лицу и почти теряя сознание.