-Не придут. Спи. – Неохотно ответил он. – За окаем ушли. Там нас ждать будут.
-Сказала же, не усну.
Опустила голову на изголовье и тут же уснула.
Утром проснулась и виновато отвела глаза в сторону, ворча на себя, сонливую колоду. Потом заглянула в зарешеченное оконце. Дождь, показалось, только входил в силу, утопив город в грязи и потоках воды.
Радогор, уже одетый, сидел у стола и прислушивался к, потрескивающим в очаге, дровам. В ногах увидела свою просушенную одежду и простое белое платье.
-Вставай, соня, завтрак на столе.
-Я еще посплю. – Пробормотала и снова закрыла глаза. – Все равно в такой ливень не поедем.
Только рубашку одень.
-Кто – то меня видит. – Сквозь сон пробормотала она и заползла под полость с головой. – Все не съешь. Мне оставь. Проснусь голодная.
Спорить не стал и, придержав двери, чтобы не скрипели, вышел из комнаты, плотно затворив за собой двери. Влада и глаз не открыла. Вдоль стенки, опасаясь скрипучих ступеней, спустился по шаткой лестнице вниз. в трактир. И огляделся, приучая глаза к полумраку.
За исключением нескольких человек, гости были прежние. А кампания мужика, покалеченного Владой, казалось, и на ночь не расходилась. Заслышав его шаги, дружно повернулись к нему и мужик подхватился навстречу.
-С ночи жду тебя, твоя милость. – С мольбой в голосе, заговорил он чуть не плача. – Переблевался весь. Все пьют, как люди и только у меня все, что не выпью, поперек горла встает.
-И что? – Холодно спросил Радогор.
-Верни все, как было. Сил моих нет больше терпеть. – Мужик явно собирался рухнуть перед ним на колени под сочувственные взгляды собутыльников.
Но Радогор остановил его взглядом.
-Детишек я у тебя пятерых насчитал. Или ошибся?
-Пятеро. Было больше. Да один сразу мертвеньким родился. Остальные так померли, в зиму.
-Ты до весны не до доживешь. Женка твоя у избешки той зимой все углы истопит, а потом в лес пойдет за дровами и не вернется. Звери задерут. Ребятишки твои в куски пойдут и на дорогах сгинут. – С холодным спокойствием произнес Радогор и взглядом придавил его к лавке. – Ты хочешь этого? Если хочешь, если не будут они приходить к тебе по ночам, твоя женка с детишками, сниму зарок. Садись и пей.
Мужик с ужасом смотрел на Радогора, валясь на лавку , а приятели смотрели теми же взглядами на него.
-Не веришь мне, поверь своим глазам. – Теперь Радогор говорил уже, с трудом сдерживая злобу. И коснулся кончиками пальцев лба. – Гляди и ничего не пропускай.
Сзади, за его спиной топтался, переминаясь с ноги на ногу, трактищик. Радогор, раздосадованный упрямством мужика, недовольно покосился на него.
-Чего тебе?
-Так, что, твоя милость, лошадей обиходил, как велено было. И зерна им засыпал полной мерой не жалеючи. И травки зеленой велел нарвать
-Спасибо, дружище. Я видел. – Просто и без тени важности, ответил Радогор. Запустил пальцы за пояс и извлек монету. – Держи. Все, что мы с собой в дорогу брали, только выбросить осталось. А ты посуши, братец, сухариков. Да окорок закопти покруче. Уезжать будем, доплачу.
-Исполню, твоя милость. – Трактирщик чуть не вдвое согнулся перед ним, увидев а ладони золотую монету. – Но я не за этим побеспокоил господина. Его милость старшина хочет видеть.
-В дождь? – Нахмурился Радогор. – Я еще и обсохнуть не успел. И щелкнул перед глазами мужика, который все еще сидел без движения, уставясь взглядом в одну точку, пальцами. – Просыпайся…
Мужик зашевелился и недоумевающе посмотрел на друзей, которые все это время не сводили с него глаз, и повернулся к Радогору.
-Снимать зарок?
Мужик уныло уставился в пол и тяжело вздохнул.
-Значит, так понимаю, оставлять?
Вдохнул еще тяжелей.
-Твоей милости не надо ни куда ходить. Старшина сам пришел. Вон он, в углу сидит. – Трактирщик взглядом указал на самый темный угол и с надеждой заглянул в глаза Радогора.
-Виру требовать не буду. Он и без того уже наказан. – Усмехнулся Радогор, угадав мысли трактирщика. – Хотя, наказан ли?
Хозяин забежал вперед и повел его между столами. И еще издалека, предупреждая, закричал.
-Сударь старшина, его милость…
-Радогор. – Подсказал он трактирщику. – В памяти еще свежа была встреча с Остромыслом.
Старшина, не медля, но и не торопясь, поднялся навстречу Радогору.
-Здрав будь, витязь.
-И тебе не хворать, сударь. – Ответил Радогор и слегка наклонил голову, окидывая старшину с ног до головы быстрым, цепким взглядом. Не высок, но кряжист. И силен. Лицо простое, хитрить не умеет. Среди людей встретишь, и мимо пройдешь, не признаешь. И руки не господские. Темные, натруженные. Стоит перед ним в длинной, опоясанной рубахе. Верхнее платье на лавке, промокшее, лежит.
Взгляд Радогора не остался не замеченным. И он широко и открыто улыбнулся, разглядывая собственные руки.
-Ты на мои руки не гляди, витязь. –Взгляд старшины задержался на княжеской гривне. – Я старшиной совсем не давно стал. Не успели руки побелеть. А до того с рыбарями ходил. И сети ставил, и невода тянул. А как прежний старшина прреставился, так люди меня выбрали. Колотом меня зовут, сударь. А ты тот Радогор, который ярла Свирепую секиру зарубил? А что княжна?
-Намаялась в седле и под дождем. А тебе откуда про княжну знать? – Радогор дернул бровью. – И про ярла…
-Трактирщик затемно прибежал ко мне. Винился за не ласковый прием, за обиду княжне. И про то, что виру ты требовать грозился. А откуда знаю? Так земля слухом полнится. Люди пересказывают, твоя милость…
-Радогор… - Подсказал он старшине, к которому начал испытывать симпатию. – Просто, Радогор. А виры требовать не буду, можешь не волноваться. Княжна Влада сама за себя постояла, сударь мой.
Колот покачал головой.
-Не из – за виры пришел к тебе, сударь Радогор. Не стал бы я торговаться из – за виры с княжной из славного рода Гордичей. Другая печаль привела. – Задумался Колот и не заметил, как трактирщик поставил перед ними кувшин вина. – Вилы нас изводят! Пропадает город.
-Где их нет? Не вилы, так мавки…
-Сам знаю. – Колот не удержался от тяжелого вздоха и с отвращением отодвинул кружку, которую успел наполнить трактирщик. – Вода всякого к себе манит. А уж девиц молодых или женок непутевых и говорить не приходится. И у нас в тихом месте жила одна, от людей сторонилась. Ну, появится когда на люди, поплачет в светлую ночь. Пожалуется на свою горькую судьбу и к себе уйдет. И люди жалели ее. Иногда даже хлебца на берегу оставляли. А сейчас без числа их появилось. Да так разбушевались, рыба ушла. К берегу хоть не поодходи. Уж не плачут. Ярятся. И не манят, руки тянут, будто под воду увлечь норовят. А уж ночью в пору уши затыкать. К реке же и днем лучше не ходить.
-Я чем помогу? – радогор, не скрывая удивления, посмотрел на старшину. – Я этих вил, о которых ты речь ведешь, прежде и в глаза не видел. Мавку видел один раз. Давно, старый волхв еще жив был. Бежал от нее, себя не помня.
-Поговорил бы ты с ними, сударь Радогор. Узнал бы, что им надо, этим проклятущим вилам, от нас. – С надеждой в голосе решился Колот. – Не с проста же они на нас рассерчали? Может, по силам исполнить? Оскудеет город без рыбы. Люди побегут, страха не вынеся. Что хочешь проси, ни чего не пожалею. Только поговори с ними.
Радогор задумался, скользя взглядом по трактиру. Не заметил, как и народ собрался. Стоят поодаль до самых дверей. И за дверями тоже. С одежды вода на пол течет. С него глаз не сводят.
-А почему бы самим не попробовать? Город ваш, вам и на поклон идти. Захотят ли они меня, чужака слушать?
-Так, вилы же, твоя милость! – Вскричал старшина. – Боятся люди. Вдруг с собой потянут. И бабы наши пускать не хотят. А ну, как присушит какая? Ведь они, сударь мой, одна другой краше, на какую не глянь. Аж сердце мелкой дрожью вздрагивает. Кто же отпустит на такую беду, когда глаз отвести не можно?Да и грех на каждом. Кто глаза на чужую женку пялил, кто свою поколачивал. Да мало ли на ком, грех нельзя найти? Только соберись!
-Славно рассудил! - Раздался яростный звонкий голос.
К их столу пробиралась Влада, гневно сверкая глазами.
-Как своих, так жалко. А коли чужой, так пропадай головушка за чужие грехи. И пусть его в чернй омут кто не попадя тянет. Так ли сказала?
-Здравствуй, княжна Владислава!
Старшина поднялся с лавки и поклонился, пряча от нее свой взгляд.
-Вот, повиниться пришел перед вами за худой прием.
-Слышала уж. – В голосе ясно и внятно проглядывался, еле сдерживаемый, гнев. – И как вы так сумели вил к себе приманить? А я сплю, беды не чую. А беда, вот она, на лавке сидит и ногами побалтывает.
Казалось, скажи сейчас слово поперечное ей Колот, и в глаза вцепится.
Народ за спинами сдержанно зашумел.
-Пусть я без греха пока хожу, а захотят ли меня слушать? Не мечом же им грозить? Да и не хочу я мечом… И так настрадались, душой извелись, что в вирий для них дорогу закрыли.
-Да разве мы просим, чтобы ты им мечом грозил, твоя милость? Пусть скажут, в чем мы перед ними проступились, в чем вина наша? А дальше мы уж сами. – Заторопился Колот и повернулся к Владе. – Не утянут они его, княжна Владислава. Сила в нем необыкновенная. Передавали нам, как он град Остромыслов отстоял. И против вил устоит. А нет, так ты ему поможешь. Во с каким обломом справилась. Заметить не успели, как ты ему руку отвернула.
Старшина мотнул головой на печального мужика.
Владе последние слова Колота пришлись по душе. Но на всякий случай взяла Радогора за руку и беззлобно проворчала.
-Глаза закрыть не успеешь, как ты…
-Ладушка, люди просят. – Остановил он ее. – Помочь надо.
-Кому? Людям или вилам? – Спросила она, косясь на Колота сердитым глазом.
Радогор пожал плечами.
-Похоже, что тем и другим.
-С тобой пойду. – Решительно заявила она, независимо вскинула голову и покосилась на беднягу Колота, заживо поедая его взглядом. – Когда выходить прикажешь, сударь старшина?
Голос источал такой злой яд, что старшина невольно поежился.
-Я сам приду за вами, Ваши милости. – Заторопился старшина. Перевел дыхание и облегченно вздохнул. – Не гневайся на меня, княжна Владислава. Деваться мне больше не куда. А вас сам Род мне послал.
Влада смотрела мимо него. Взгляд ее приметил несколько дерзких, лукавых глаз, которые неотступно следили за Радогором и она потащила его за собой на поверх, успев распорядиться.
-Обед нам, сударь, неси. - И прошипела Радогору. – Отвернись, не смотри Радогор на них. Глаза бесстыжие! Отвернуться не успеешь, как сурочат. А у меня весь нос в веснушках. И нос был бы, как нос, а то название одно, а не нос.
Радогор тихо засмеялся.
-Кто же меня урочить будет, когда ни кто и не знает?
-Тебя и знать не надо. Увидишь, и сразу сурочить захочется. – Отрезала она. – И сам не узнаешь, как сурочат. И не спорь! Я лучше знаю. А теперь еще и к вилам собрался.
Сняла замок и толкнула рукой двери.
-Вон, даже у старшины глаза разгорелись, как у молодого, как заговорил о них. – И бросила на него сердитый взгляд. – Зря я согласилась! Пока вертела головой, он тебя на кривой и объехал. А кто они, эти вилы? Слыхом не слыхивала. Про мавок знаю, про русалок слышала. А вилы?
Радогор подхватил ее под локти, перенес через порог, и прикрыл двери.
-Где как, Лада. Где те же мавки, только зовутся иначе. А где женки непутевые, которых на грехе изловили. Или на черной волшбе. А какая, может быть, и сама в воду кинулась, чтобы грех избыть. Душа же грешная в вирий попасть не может и они у людей милости выпрашивают. Еще же говорят, что мавка в озере и пруду пристанище для себя находит, а вила в реке… И без хвоста.
Глаза у Влады потемнели.
-Жалко мне их, Радо.
Из глаз скатилась слеза.
-Мне тоже вилой бы быть пришлось. В грехе к тебе припала. Телом тебя приманила. Если бы не Ратимир с дядькой Даном. И как они догадались объявить нас мужем и женой?
-Ну, что ты, Ладушка! – Растерялся Радогор от ее слов. -Какой же это грех, когда люди нас соединили, а Макошь нити переплела? И разве мы чужое с тобой брали?
-Правда? – Прижалась к его груди и заглянула в лицо. – Хотя, почему я спрашиваю? Мать – ольха прежде их нас соединила. И видела, что нет в нас греха. И пусть хоть в мавки обращают, хоть в вилы. Не боюсь.
Помолчала, успокаиваясь на его груди. И пожаловалась.
-Тоскливо мне здесь, Радо. Тесно. Куда не ткнись, всюду одни стены. Вот поговорим с этими несчастными вилами и сразу поедем. Не хочу больше здесь жить. И еще тын… Словно в порубе оказалась.
Радогор возражать не стал.
-Так и сделаем, Лада.
В двери боязливо поскреблись ногтем, не постучались. И Влада, морщась от досады, приоткрыла двери.
-Обед Вашим миолостям. – Извиняюще кланясь, сказал хозяи. И пропустил вперед двух женщин с блюдами. – Сударь старшина наказал, чтобы ни в чем недостатка не ведали. А я ему говорю, что и так даю все, что не попросят. А он мне кулак в рожу! А кулак у него, сами видели, сроду не баливал. И за серебро, что у вас возьму грозился к вилам бросить. У тебя, говорит, варначья душа, народищу и так не впроворот будет, чтобы на славного витязя и княжну Владиславу поглядеть.
А вечером, едва сумерки на землю спустились, на пороге появился старшина. Встал, не переступив за двери.
-В комнату не войду, грязи натащу вам.
И пожаловался.
-Дождь весь ум уже выполоскал. И униматься не думает. Самая лешачья ночь, господа мои, будет.
-А лешего ты с какой стороны к ночи приплел, сударь старшина? – Вскинула голову Влада, которая натягивала теплые, от очага, сапоги. – Леший худого людям не делает. Он лес любит.
-А с такой, что закружит в такую ночь, заведет в самую глушь, бросит и выбирайся, как знаешь.
-Вот и не правда! – Возмутилась княжна, забрасывая на плечи перевязь с мечом. – Ни кого он не кружит. Только он уже старый и хворый. И кикимору – берегиню на руках носит.
Княжна фыркнула и, не скрывая досады, очень не любезно покосилась на Колота.
-Только кикимору и таскать ему на руках. – Колот, целиком занятый предстоящей встречей с вилами, даже не заметил, что в груди княжны клокочет обида за берегиню. – Кому еще в голову придет такое?
Влада озлилась уже всерьез.
-Злой ты, старшина Колот. Кикимора, берегиня с нами на черного колдуна в самую дряягву ходила. А когда мы с Радогором уезжали, она плакала и слезы платом утирала. А уросливая она потому, что одинокая. А сердце у нее доброе. Потому и вилы на вас взъелись, что не слышите вы их.
Колот смутился и полез к затылку.
-Зря мы согласились помогать тебе.
-Не серчай, княжна. – Старшина не на шутку встревожился, что откажутся они говорить с вилами. – Что слышал, то и говорю, а видеть ни когда не приходилось. Откуда же знать было, что они у вас в друзьях ходят?
Но Влада уже и слышать не хотела. Ткнула себя пальцем в плечо.
-Вот на этом плече ревела. Сама сухонькая, сгорбленная. И все причитала, что не дождется нас. Аж плечо все промокло. И леший нам на дорогу рукой помахать вышел.
Колот смотрел на нее даже не с почтением, со страхом. И неизвестно, чем бы дело кончилось, если бы не вмешалсяя Радогор. Подтолкнул Ладу и примиряюще сказал.
-Отступись ты, Ладушка, от него. Не виноват Колот. Не каждому они открываются. Люди вместе, под одной крышей с домовыми живут, а их не видят. Где же лешего и кикимору разглядеть? Вот и живут тем, что в кощунах услышат.
Колот облегченно вздохнул и заторопился по лестнице, оставляя ошметки грязи, и радуясь тому, что так ловко успел перехватить их. Уж если кикимора, о которой к ночи лучше вовсе не думать, плечо слезами мочит и леший, провожая, рукой машет, то уж с вилами сумеют по свойски столковаться. Хоть и вилы, а как не крути, бабы. И на ласковое слово падки. Хлебом не корми, ночи на пролет слушать будут и глаз не сомкнут.
Бежал, разбрызгивая грязь, впереди их и оглянуться боялся, чтобы не накнуться на неприязненный взгляд княжны. Останавливался, чтобы не потерять сапоги, выбирался из топкой грязи, и торопился дальше.