При виде всадников он не замедлил шага, лишь кивнул, скорее даже самому себе.
– Мастер, – молвил Стерх. – Ровна ль дорога? Горит ли в чашах огонь? Давно ли?..
– Прости, добрый человек, – отозвался тот. – Сам ведь видишь: если не позабочусь о нем, прямо сейчас и погаснет. Позволь-ка… – Он обошел Стерха, так и не покинувшего седло, на миг помедлил, глядя на короля, и наконец встал у чаши.
Вскинул нож, неожиданно ярко блеснувший в полумраке чащи…
Протянул левую руку так, чтобы из свежего надреза капли падали прямо в пламя, сперва редко, затем чаще и чаще…
Принц ждал, что мир снова вздрогнет, моргнет, но тот лишь сделался на миг ярче и чище.
– Ну вот, – сказал мастер дороги. – Так-то лучше.
Голос у него оказался густой и бархатистый, с таким бы в хоре петь.
– Добрые господа, прошу простить меня. Я должен был позаботиться об огне, но теперь я к вашим услугам.
Он говорил, переводя взгляд со Стерха на принца, с принца на Ронди Рифмача. На короля не смотрел.
– Тебе не за что извиняться, – сказал король.
Принц ожидал продолжения, следующих слов (сам не знал – каких именно), но отец молчал. Лишь не сводил с мастера дороги глаз.
И тогда впервые принц понял, что этот человек в темно-красном плаще кого-то ему напоминает. Может, если бы не густая борода, принц узнал бы его.
Пауза затянулась, но мастер дороги оборвал ее легко и небрежно – вот как этот мясистый лист, росший у дороги. Сорвал его, приложил к надрезу на ладони. Сказал:
– Полагаю, добрые господа, вам не помешает поесть горячего и переночевать в тепле.
– А есть ли у вас сменные лошади? – спросил Рифмач.
– Боюсь, что нет. Но мы сможем накормить ваших и дать им отдохнуть – и снабдим вас всем необходимым, когда пожелаете отправиться в обратный путь…
– В обратный путь? – резко переспросил король. – Не думаю. Не думаю, что мы проехали столько, чтобы теперь свернуть.
Мастер дороги молча склонил голову.
– Так или иначе, – добавил король уже более мягким тоном, – мы благодарны тебе за службу и за то, что предложил нам ночлег. Мы примем твое приглашение.
– Тогда ступайте за мной, здесь недалеко.
И мастер, развернувшись, пошел туда, откуда явился, – бесшумно опуская посох на плиты, цокая каблуками.
Произошла небольшая заминка: Стерх с Ронди пропускали короля вперед, а тот совсем не спешил ехать. Наконец его величество кивнул – не им, себе – и тронул каблуками бока своего гнедого. (Разумеется, это был не тот гнедой, на котором король покинул столицу; но Стерх настаивал, чтобы все сменные кони его величества были одной масти.)
Гнедой сделал первый шаг – и лесная тишина, будто тонкой пленкой накрывавшая их всех, – треснула, рассыпалась осколками птичьих трелей, отхлынула шорохом крон в поднебесье, – и Стерх, тряхнув головой, как будто снова приободрился. А Рифмач опять полуприкрыл глаза и потянулся пальцами к вискам, хотя это ему ни разу за все время пути не помогло.
Принц ехал последним; минуя чашу, он заглянул в нее: огонь снова плясал ровно и весело, как ни в чем не бывало. На самом краешке застыли три капли: бордовые на алом.
Он никогда не вникал в то, каким образом мастера заботятся о дорогах и об огне в чашах. Точней, был твердо уверен, что в их ремесле нет ни толики Высокого искусства, которым владел Стерх. С другой стороны, принц и в способности Стерха до последнего времени верил очень условно.
Да ведь и не было их, этих способностей!
Он снова оглянулся на огонь в чаше – и последовал за спутниками в зеленый коридор из плотно переплетенных стволов. Над головой их ветви смыкались, образуя узорчатый, прорастающий цветами и диковинными плодами свод.
Ничего подобного принц в жизни не видел; только в старинных книгах, но в них о чем только не пишут, какие только чудеса не изображают: от дев с единорогами до летучих островов.
Эта мысль – мысль о книгах – отчего-то показалась ему крайне важной. Так иногда кажется поутру важной приснившаяся фраза: кажется, а потом оборачивается пустышкой.
А еще через неделю или год вдруг понимаешь, что же она значила на самом деле…
4– Вот здесь я и живу.
От замшелых плит вправо, в брешь меж стволами, уходила тропка – узкая, ровная. Пришлось спешиться.
Тропка вывела их к озеру. Дальний берег отсюда не был виден, скрытый за серой пеленой. Над ближним стояли, свесив ветви в воду, ивы. Вечерело; багряные лучи солнца едва пробивались сквозь туман.
Оглушительно, нагло перекрикивались лягушки. Бирюзовая стрекоза зависла перед мордой королевского коня, затем бесшумно метнулась куда-то вправо, скрылась из виду…
Дом стоял у самой воды, на деревянном помосте. Волны-ладони лениво оглаживали хребтины почерневших свай. Принц ждал и здесь дивных див: дворца, или изысканного храна, или пряничной избушки… но дом был самым обыкновенным. Простоял он явно не один десяток лет и хозяев сменил трех-четырех, не меньше.
«Но ивы, – подумал принц, – ивы, и ветви, и вода, и вечер… что-то во всем этом есть; вон Ронди снова морщится».
– Ты ведь знал о нас, – внезапно сказал король, не глядя на мастера дороги.
– Знал, – кивнул мастер.
– Откуда?
– Птички нашептали. – И он зашагал вперед, посохом раздвигая высокую, по колено, траву.
Шли цепочкой, коней вели в поводу. Те, кажется, уже привыкли к мастеру. Порой один какой-нибудь вскидывал голову и всхрапывал, но тут же и успокаивался.
А может, они попросту устали, вымотались, как и всадники.
Окна дома были темны, лишь у ближнего стояла зажженная свеча. На перилах крыльца, на ступеньках, на коньке крыши, на ветвях яблоньки, что росла под окнами, – сидели птицы. Сорокопут, горихвостка, пищуха, лазоревка, парочка стрижей, славка-завирушка, пять или шесть канареечных вьюрков и даже черноголовый коростель.
Некоторые вспорхнули, когда гости подошли ближе, другие даже не шелохнулись.
– С той стороны – лужок, – махнул рукой мастер, – стреножьте коней, пусть пасутся.
Ступеньки заскрипели, застонали, когда он поднялся на крыльцо и отворил дверь.
– Сейчас натаскаем воды, умоетесь с дороги. Времени мало.
Он шагнул и растаял во мраке, но тут же и вернулся с двумя внушительными ведрами. Одно сунул в руки принцу, со вторым направился к колодезному срубу.
Проходя мимо яблоньки, принц наконец-то рассмотрел птичек. Все они были вырезаны из трутовика, как и та, на дороге.
– Давно вы здесь? – спросил он, чтобы не молчать.
– Крепче держи. – Мастер вскинул колодезную бадейку и вылил воду в ведро. – Всю эту жизнь.
– «Эту»?
– Пойдем, времени мало. До темноты нужно управиться.
На обратном пути принц заметил, что птичек на яблоне стало меньше: куда-то пропали завирушка и сорокопут. Он глянул себе под ноги, но в траве фигурок не было. Только покачивались растянутые между тонкими стебельками тенета паука-лабиринтника…
Умывшись, мастер с принцем вошли наконец в дом. Внутри пахло травами и сушеными грибами, в дальнем углу, над камином, стоял деревянный образ Предчура.
Мастер дороги накрыл небольшой изящный стол скатертью, кивнул Стерху, чтобы помог расправить дальний край.
– Садитесь, – велел он, – в ногах правды нет, – и отвернулся к шкафу достать посуду. Плащ мастер так и не снял, даже не расстегнул. Видимо, очень торопился завершить все дела во дворе до наступления темноты.
Гости устроились кто где. Король встал у окна и смотрел, как снаружи бьется о слюдяную пластинку мохнатый мотылек. Ронди рухнул на лавку прямо возле двери, вытянул-раскидал ноги в поношенных сапогах и закрыл глаза. Принц… принц, смутившись, потоптался у входа и отошел к черному камину высотой с человеческий рост. Хотел рассмотреть Предчура. Лик был вырезан как бы небрежно, черты едва обозначены, но казалось – живой, казалось – смотрит-следит за каждым твоим шагом.
Точнее, подумалось принцу, – за каждым шагом Стерха. Вот уж кому не сиделось! Заложив руки за спину, учитель прошелся вдоль полок с самым разным скарбом, от толстенных книг до заготовок для поплавков. Пригибался, чтобы не задеть головой свисавшие с потолочных балок рыбацкие сети. Пару раз останавливался и вглядывался в содержимое полок, а впрочем, вряд ли он многое там рассмотрел. Единственная свеча – та, что на подоконнике, – скорее сгущала полумрак в доме.
Мотылек продолжал размеренно биться в окошко. Король встал и потянулся к свече – может, переставить, а может, поджечь другие свечи.
– Не нужно, не трогайте, – тихо, но твердо сказал мастер. – Рано еще.
Рифмач вскинулся, заморгал и удивленно посмотрел на принца. Тот пожал плечами: и сам не понимаю.
– Это могилы? – спросил после паузы король. – Там, за домом. Чьи?
– Когда я прибыл сюда, они там уже были… многие из них. – Мастер говорил и быстро, аккуратно расставлял тарелки. – Потом я похоронил там жену и сына.
– Она… – король запнулся, – она умерла? Давно?
– В прошлом году, в ночь, когда на дальнем берегу впервые зарыдала Пламенная Выпь.
Учитель принца раздраженно покачал головой:
– Пламенная Выпь – это лишь досужие выдумки. Вот она, примета нашего времени: одни не верят в древние истины, другие распространяют дичайшие небылицы!..
– Помолчи, – оборвал его король. – Каково ей жилось здесь, мастер?
Тот обернулся, уперся кулаками в столешницу. В полумраке лица его было не разглядеть.
– Это уже… – Но договорить мастер не успел.
Скрипнула дверь, в дом вошла молодая женщина.
Король при виде ее побледнел.
– Что так долго? – спросил мастер. – Я ведь волнуюсь.
– Сам знаешь, цикады уже неделю как поют неохотно. А сверчки и вовсе норовят оборвать на полуфразе, тушуются, а может, им страшно. Пока успокоишь…
Она была невысокая, с бледноватой кожей и черными волосами, заплетенными в косу. В руках держала моток чего-то серебристо-белого, воздушного, похожего на шерсть небесной овцы.
– А чего вы в темноте-то сидите? Я бы и так дорогу нашла.
Она положила на подоконник двух вырезанных из трутовика птичек, завирушку и сорокопута, взяла с полки металлический сундучок и присела перед камином.
– Не стоило их посылать, пап.
Надев висевшую возле камина прихватку, откинула крышку сундучка. Под крышкой оказалось растрепавшееся, рыжеватое с бурыми крапинками перо. Девушка осторожно провела им по поленьям, что лежали в камине.
Огонь вспыхнул мгновенно, словно поленья были пропитаны маслом. Стало жарко и светло, и мысли у принца как будто немного прояснились.
Он подумал: «Что за наваждение? Мы сидим здесь и молчим… как детишки, да, как робкие детишки, которых привели во дворец, на прием в тронный зал… ерунда какая».
Но это был чужой дом, и они находились здесь в гостях, даже если отец и знал хозяина.
Поднявшись, девушка повернулась к ним:
– Простите, я, наверное, вела себя невежливо. Папа говорил, что у нас сегодня будут гости… а я даже не поздоровалась. Ваше величество, – поклонилась она королю. – Ваше высочество, – принцу. – Господа, – кивнула Стерху и Ронди.
Принц был почти уверен, что Ронди сейчас ответит одной из своих медовых шуточек, на которые он мастак (и которые заставляют сердца девушек биться сильней). Но Рифмач лишь склонил голову и покраснел.
Зато король – по-прежнему бледный, будто по его могиле проехал торговец гвоздями, – вскинул руку:
– Тебе не за что извиняться.
Никогда прежде принц не видел отца таким растерянным и беззащитным.
Голос его дрогнул, и девушка спросила:
– Господин, я вас чем-нибудь огорчила?
– Вы очень похожи на свою мать, – произнес король.
Он смешался, кашлянул и, чтобы сбить паузу, шагнул к креслу с высокой спинкой, что стояло во главе стола. Шагнул туда почти одновременно с мастером дороги.
Они оба замерли, и принц снова удивился. Чтобы отец – и бездействовал, хмурился и отводил глаза?! Это он-то – который одним взглядом усмирял обезумевших ирбисов!..
Несколько мгновений король и мастер дороги стояли друг напротив друга, и сейчас, когда горел огонь в камине, стало видно, насколько они похожи. Мастер был ниже ростом и шире в кости, но взгляд – королевский, и уверенные движения, и даже манера говорить ровно и твердо, не сомневаясь, что послушаются и сделают как велено.
– Садитесь, – сказал мастер. – Вы в гостях. И давайте уже есть, пока не началось. Разговоры и прочее – все на потом, будет еще время.
Стерх трубно прочистил горло, покивал и примостился на лавке под окном, где раньше горела свеча. Ронди был как будто пьян, он поднялся и, стараясь не смотреть на дочку мастера, шагнул к столу; конечно, тут же и столкнулся с ней (несла из погребка какую-то бочечку), покраснел пуще прежнего, заизвинялся, предложил помощь.
Мастер ходил по комнате, зажигая свечи.
Принц подошел к нему и спросил вполголоса:
– А кони?
– Что кони?
– С ними ничего?.. когда это ваше начнется?..
– Коней он не тронет, – без тени усмешки сказал мастер. – Вы что, – спросил, повернувшись к Стерху, – совсем ничего им не объяснили?
– Послушайте… – вмешался Ронди.
– Я, – сказал Стерх, – не думаю, что…
– Послушайте, – повторил Рифмач. – Тише… Слышите?
Сперва ничего не было, только с упрямой обреченностью бился снаружи мотылек. Потом принц понял – и прошептал:
– Лягушки.
Все несметные полчища лягушек уже какое-то время молчали. И молчали сверчки. И ночные птицы.
Только ветер шуршал на берегу камышом.
А потом вдруг откуда-то со стороны озера, с дальнего его берега, раздался протяжный и тоскливый стон. Звук ширился и разбухал – и вдруг оборвался на звенящей одинокой ноте.
Стерх сидел бледный, помертвелый. Не мог оторвать взгляда от сундучка, в котором лежало растрепанное рыжое перо.
– Ну, – сказал мастер, – ужин на столе. Приятного аппетита.
5Луна катилась по угольному небу, сочилась мертвенным светом. Была похожа на оторванную великанью голову.
Из озера ей салютовали сотни воздетых кверху мечей. Капли сверкали на зеркальных лезвиях, руки, что сжимали рукояти, были белесы и морщинисты. Со своего места за столом принц видел их отчетливо: туман отогнало ветром… хотя лучше бы ветра не было, а туман остался.
Ужинали молча. Угощение на столе было, конечно, не сравнить со столичным, но после нескольких недель дороги, после трактиров с подгоревшей, слипшейся кашей, тошнотворного пива, мяса, похожего на недожаренную подошву ботинка, – да, угощение было поистине роскошным!
Даже торчавшие из озера руки не портили аппетита: торчат себе и торчат, мало ли…
Уже принимаясь за фрукты, принц подумал, что все это неправильно. Не руки (хотя и руки, конечно, тоже), нет – дело в другом. Цель путешествия как-то позабылась, выцвела, растеряла смысл. И сами они тоже как будто чуть поблекли, что ли… Исказились.
На дальнем берегу озера снова родился надрывный стон. Когда он оборвался (все так же неожиданно), мастер кивнул дочери:
– Ну что, прибирай со стола. И давай-ка, доча, за работу.
Спросил у короля:
– Так когда пойдешь… ваше величество?
Король повертел в руках увесистое, золотистое яблоко, зачем-то оторвал листок с хвостика.
– Рассказывай, – хмуро посмотрел на мастера. – Если, конечно, хочешь.
– Ваше величество, – откашлялся Стерх, – я полагаю, следует прояснить…
Мастер тем временем потянулся к ближайшей полке, положил перед собой недлинный нож с широким лезвием. Кажется, тот самый, которым он пускал себе кровь там, возле чаши.
С другой полки мастер взял кусок гриба-трутовика.
– Прояснить, – сказал он, – следует. Вы чем вообще думали, когда ехали сюда? На что рассчитывали?
– Когда Устои расшатаны и мир дошел до Предела, король, наследник Предчура, должен отправиться к Темени. Там он свершит все необходимое, чтобы восстановить порядок, усмирить беззаконие, вдохнуть новую жизнь в извечные истины.
– Ага, – кивнул мастер. Руки его двигались будто сами по себе: соскабливали, откраивали, подчищали… – «Книгу Предчура», стало быть, вы прочли. А дальше?
Стерх сложил свои руки на груди – как будто боялся, что тоже потянутся к ножу, начнут вырезать…
– А дальше его величество собрал отряд из верных ему людей, и мы!..