— Ваше величество!
— Да… хорошо… Негодяи! Мерзавцы! Убийцы! — взревел Френдиг. — Стража, взять их!
Люди личной сотни графа окружили небольшую кучку людей, большую часть которых составляли женщины и дети. В руках окруженных появились мечи. Но что могут сделать девять мечей против нескольких десятков врагов, давно приготовившихся к бою. К тому же на галерее королевского зала появились лучники, а гости, пришедшие на ужин, все были без кольчуг. Граф, виконт, три барона и четверо их взрослых детей понимали, что обречены.
— В чем нас обвиняют?
— Вначале сложите оружие. Рядом с вами женщины и дети. Некрасиво прикрываться ими.
— Мерзавец! Это твоих рук дело. Ты всегда нас ненавидел. И мы нашими женщинами не прикрываемся.
— Тогда тем более сложите оружие, иначе лучники в такой тесноте могут промазать.
— Хорошо, твоя взяла, негодяй. Но надолго ли?
По сигналу графа его люди стали принимать оружие у взятых в плен, всем стали вязать руки. Начали с мужчин, но графа Сейкурского почему — то игнорировали. Когда почти всех пленников связали, один из солдат графа Тарена незаметно для других толкнул Бертьена Сейкурского на двух стоявших рядом других солдат. Все трое упали. Но поднялись только двое: граф Бертьен лежал на полу, и из его груди вытекала небольшими струйками кровь.
— Он на нас напал!
— Это подстроено! — вскричал один из баронов, но по сигналу Тарена стоявший рядом солдат ударом кулака по голове оглушил преданного барона и тот без сознания упал на пол.
— Увезти их всех! И быстро!
Люди Тарена схватили пленников и грубо их вытолкали из зала. Туда же унесли и оглушенного барона.
— Ваше величество! Вы будете лично присутствовать при допросе?
— Да.
— Но, может быть, вначале мой Март их слегка разогреет, а пока вы немного отдохнете? Вам нужно набраться сил. Завтра мой лекарь принесет то самое чудодейственное снадобье. Мы его опробуем на одном из наших пленников.
Король кивнул головой, а граф продолжил:
— Моэрт!
— Да, ваша светлость.
Рядом возник ближний человек графа.
— Передай Марту, чтобы никто из его гостей не смел спать. И пусть их там погоняют. Они должны завтра днем валиться от усталости.
— Слушаюсь, ваша светлость.
На следующий день граф Тарен входил в покои короля. Тот с бледным лицом сидел полулежа на своем ложе.
— Ну, наконец — то, граф, мне пришлось слишком долго тебя ждать.
— Простите, ваше величество, но я все время был внизу. Заговорщики дали показания. Главой заговора был граф Сейкурский. Он же нанял убийцу, застрелившего вашего сына.
— Где он?
— Граф Сейкурский его убил в тот же день. Он хотел всё скрыть и посчитал, что наемный убийца может проболтаться.
— Кто этот убийца?
— Какой — то бродяга, без роду и племени. Граф обещал ему пять золотых. И потом убил.
— А остальные?
— Обычные заговорщики. Виконт Чавил был правой рукой заговора. Главным был граф. Именно он призвал Черного Герцога, руками которого он убил верного вашего слугу графа Ларского. После того, как заговорщики должны были убить вас, а потом меня, граф Сейкурский надел бы на себя корону. Это была их цель. Но, как вы помните, мне удалось поразить убийцу мечом и таким образом расстроить замыслы мятежников.
— Да, я знаю, чем я обязан. Я помню…
— Ваше величество, мой лекарь приготовил лекарство. Не желаете посмотреть его действие. Я выбрал пару членов семей заговорщиков.
— Мне нужно одеться.
— Я сейчас приглашу камергера, ваше величество.
Спустя час в подвал замка, где размещались узники, вошли король с графом. Тарен кивнул Моэрту, тот вышел и сразу же вернулся. За ним следом шла, сильно пошатываясь от усталости женщина, жена виконта Чавила. Идущий следом за ней солдат нес на руках девочку лет восьми — десяти.
— Ваше величество, у них была бессонная ночь. Девочка так устала, что не может стоять. Моэрт, дайте им лекарство.
— Ты нас хочешь отравить, негодяй!
— Ну что вы, виконтесса. Как можно! Нет, это не яд, а наоборот, чудодейственное лекарство.
Граф подошел к Моэрту, взял у него из рук ложку с настойкой и влил содержимое ложки девочке в рот. После чего приказал солдату положить ее на пол.
— И что дальше, Тарен?
— Немного терпения, ваше величество.
Через несколько минут девочка начала оживать. Голова ее поднялась.
— Малышка, ты можешь встать, — ласково сказал ей Тарен. В это время Моэрт вливал содержимое ложки виконтессе.
— Это чудо, — сказал король, видя, что еще совсем недавно девочка была настолько обессилена, что не могла двигаться, а теперь она как ни в чем не бывало, стояла и смотрела вокруг себя. А теперь и виконтесса явно ожила. — Я хочу его!
— Поднимемся наверх, ваше величество. Там вы и примете это чудотворное лекарство. Оно придаст вам сил. Ваше величество, у меня с собой опросные листы заговорщиков. Все восьмеро признались. Вы ведь помните, ваше величество, как они вчера схватились за мечи? К счастью, я поставил свою охрану. И лучников сверху. Иначе бы они, понимая, что разоблачены, бросились бы на вас. Этих негодяев нужно, конечно, казнить. Но казнь мечом, как и положено благородным. Тем более что убийство вашего сына дело рук графа Сейкурского. Остальные просто обычные заговорщики. А членов их семей следует лишить титулов и дворянства и выслать за пределы Лоэрна. Таким образом, вы покажете и свою твердую руку и в то же время выскажете милость к поверженным. А казнь можно назначить на завтрашнее утро. Внутри замка, сейчас после покушения на вас, королю не следует показываться в людных местах. Я еще не смог полностью поменять вашу охрану.
— Пусть будет так, Тарен. Но сейчас — лекарство!
Казнь заговорщиков произошла следующим утром тихо и без лишних глаз. Король Френдиг, граф Тарен со своим верным Моэртом — вот и все, кто смотрел, как восьмерым благородным людям королевства отрубили головы. Король в это утро был возбужден, сказывалось действие настойки. Проводив короля, Тарен вместе с Моэртом спустился в подвал, где своей участи ожидали полтора десятка членов семей казненных.
Граф сел в кресло, наполнил дорогим вином бокал и приказал ввести людей. Женщины, в том числе две старухи, дети от совсем малышки до шестнадцатилетнего юнца. Сейчас решалась их судьба. Граф потягивал вино и смаковал предстоящее действо. Полтора десятка глаз, ненавидящих и испуганных, усталых и с надеждой во взоре смотрели на него, вершителя их судьбы.
— Ну что, члены семей изменников? Долго я ждал этого часа. И дождался. Их всех сегодня казнили. Его величество король Френдиг хотел и вас туда же. Но я уговорил его сотворить милость. Поэтому наш всемилостивейший король своим указом лишил всех вас титулов и дворянского звания. Через час здесь будет жрец Храма Клятв и совершит обряд. Теперь вы чернь. Самая низшая и грязная чернь. И после совершения обряда вы будете высланы за пределы Лоэрна.
— Но я вернусь и отомщу! — коренастый черноволосый подросток с вызовом бросил слова Тарену.
— А, ты — Лайс? Бывший баронет Венсан? Это твой отец упал в обморок при аресте?
— Ты лжешь! Его ударили по голове после того, как он сказал, что убийство его светлости графа Сейкурского было подстроено!
— Тебе показалось, мальчик. И твой отец испугался и упал от страха в обморок. Он был трус.
— Ты лжешь! Мой отец самый храбрый! И я отомщу за него!
— Вот как? Гм. Что ж, я приму это к сведению. Отведите их обратно.
Когда за арестованными захлопнулась дверь, граф Тарен повернулся к Моэрту и сказал:
— Я вношу изменение в план. По — прежнему тайно ты вывозишь их к моему замку и продаешь большую часть хаммийцам. Не жадничай. Двух старух, которые им не нужны, отдаешь храмовникам. Пусть ими подавятся, — граф усмехнулся своей шутке. — А старших мальчишек отдашь не хаммийцам, а тоже храмовникам. Отдашь двух сыновей барона Фрастера, им шестнадцать и четырнадцать лет. Это сопляка Венсана, ему четырнадцать. И…, пожалуй, сына виконта Чавила.
— Но тому всего двенадцать лет.
— Зато он сын виконта.
— Но хаммийцы за сына виконта могут дать пять золотых. Да и за этих трех хорошо заплатят. Они же баронеты.
— Нет. Отдашь храмовникам. Эти уже большие. Остальных хаммийцы сумеют укротить. А этих… Особенно этого Венсана. Я не хочу рисковать. Они могут вернуться. Мне мстители не нужны. А от храмовников не возвращаются.
Глава 7
1000 год эры Лоэрна.На следующее утро после неудачного налета на склад мясника, Сашка отказался идти с ватагой Ловкача, задержавшись в притоне. Когда безрукий (Сашка упорно не хотел его звать Обрубком) поплелся к котлу с остатками еды, Сашка его остановил, принялся рукой доставать из котла маленькие остатки подгорелого мяса — разве такой мелочью наешься? — и стал кормить мальчика с рук. Безрукий ел и хмурился. Когда со скудным завтраком было покончено, тот, взглянув в Сашкины глаза, спросил:
— Почему?
Сашка не стал уточнять вопрос, он его понял.
— Если сейчас у тебя появилась возможность вернуться в прошлое, пошел в рабы или снова бы?.. — Сашка посмотрел на обрубки рук.
Мальчишка скосил глаза в сторону и задумался.
— Не знаю… Я так устал… Мне часто снятся сны, когда я с руками… — Глаза у мальчишки заблестели. — Не знаю… Нет! — уже жестче ответил он. — Не пошел бы!
— А я бы не смог. Не смог бы так, как ты. Мне ведь предлагали пойти в рабы. В домашние рабы. Те, кто предлагал, хорошие люди, мне было бы хорошо, но… я отказался, а потом долго жалел. Но и у тебя не жизнь. Я бы повесился. А… без рук… Значит, утопился бы.
— Зачем я тебе? Такой вонючий.
— Да, пахнет от тебя…
— Я полгода не мылся. Как мыться? Моюсь только летом в городской речке. Прямо в одежде.
— А как ты… ну, это самое… без рук?
— Наловчился, спустить штаны еще можно, а вот одеть. Бывает, по часу натягиваю и культями затягиваю.
— А если пропустить веревку, которую натягивать на крючок?
— Какой крючок?
— Его можно приделать на уровне груди, а веревку из штанов на нее натягивать.
— Интересно…
— А остальные как моются?
— К прачке Магье ходят. Она берет по медянке с двух человек. А если воду не менять, то и с трех.
— А ты почему не ходишь? Денег нет?
— И денег тоже. Я ведь прошу милостыню. Кидают по одной — две монетки в день, бывает и вовсе прихожу с пустом. Но если и были деньги, кто со мной пойдет? Да и раздеться надо и одежду простирать.
Сашка посмотрел на угол, где спал мальчик.
— На полу, наверное, холодно?
— Я привык. Хоть там разрешают спать.
— А как тебя зовут?
— Обрубок.
— Нет, не эта кличка, а настоящее имя.
— Зачем тебе?
— Не хочу я так тебя называть.
Мальчик задумался, закусил губу и сказал:
— Ну, можешь, если хочешь, называй меня Дар.
— Что за дар?
— Меня так в детстве родители называли.
— А где они?
Серые глаза мальчишки потемнели.
— Умерли.
— Прости.
— За что? — удивился мальчик.
— Ну, напомнил тебе.
— Странный ты, Сашка. А сам — то откуда?
— Издалека.
— Это и понятно по твоему говору. А что за местность?
— Россия.
— Не слышал. Наверное, очень далеко?
Сашка кивнул головой.
— Не стоит тебе со мной связываться. Я здесь пария. Ведь если бы вчера ты на стреме не отличился, тебя снова бы избили. Я до сих пор понять не могу, почему вчера Ржавый не приказал. Ты же пошел против него. Сегодня вечером ты меня не корми. Второй раз добрым он не будет. Изобьют.
— Ну это посмотрим. Ты сейчас куда?
— Как обычно, чашку в зубы и милостыню просить.
— А другие мальчишки, ну, из других удач или просто мальчишки, тебя не грабят? Не отбирают деньги?
— Вначале было. Мне ведь лет пять назад руки отрубили. Тогда я был совсем маленьким, лет десять было…
— А сейчас тебе сколько?
— Пятнадцать.
— Пятнадцать? Мне всего тринадцать, а ты, извини, не выглядишь на пятнадцать.
— Да, не извиняйся. Я постоянно голодный. Утром крохи, да вечером кусок, откуда росту взяться?
— И так пять лет?
Дар кивнул.
— Знаешь, что. Пойдем сегодня со мной.
— Куда?
— Вначале купим тебе нормальную одежду, потом пойдем к этой вашей прачке.
— У меня нет денег.
— У меня есть.
— Мне тебе их не вернуть.
— И не надо.
— Тогда я буду должником, и ты можешь по закону составить на меня долговую рабскую запись.
— Ты что? — Сашка аж поперхнулся от возмущения, — никаких долгов не будет. Будем считать, что я куплю одежду для себя, а потом ее тебе отдам. Ведь может она мне не понравиться?
— Может, — согласился Дар.
— Тогда пошли.
Одежду для Дара нашли быстро. В лавке старьевщика отыскались добротные башмаки с широкими пятками, крепкая рубашка, куртка, хоть и старенькая, но вполне надежная. Сложнее было подобрать штаны, но и эту проблему решили. Все это добро обошлось Сашке в двадцать шесть медяков. Еще два медяка Сашка заплатил за то, чтобы на грудь рубашки и куртки пришили по крюку, на которые можно было цеплять веревку, чтобы держались штаны. Купленную одежду скатали в сверток, и пошли к прачке мыться.
За один медяк прачка выделила мальчикам большой таз, нагрела воды, которую Сашка перетаскал к тазу, и ушла по своим делам.
— Мойся сначала ты, — сказал Дар.
Сашка не возражал, он был намного чище оборвыша. Сашка разделся и полез в таз. Вода обжигала.
— Откуда у тебя следы плетей? — неожиданно жестко спросил Дар.
Сашка перестал плескаться и посмотрел в глаза мальчишке:
— От плетей работорговца, — медленно и с расстановкой выговорил он.
— Так ты из рабов?
— Из рабов, — с вызовом ответил Сашка. — И что теперь?
Дар помолчал и ответил:
— Да, нет, ничего, просто я как — то удивился.
— Или запрезирал общаться с беглым рабом?
— Нет, что ты, — поспешно ответил Дар. — Так ты беглый?
— Меня взяли в плен какие — то люди вместе с орками. Отвезли в город, не этот, другой. Отдали работорговцу. Это, — Сашка кивнул головой в сторону спины, — от него подарочек. И потом отдали оркам — храмовникам для жертвоприношения. По дороге я сбежал.
— Вот это да! — восхищенно сказал Дар. — Ты просто молодец!
— Не я, а Овик. Это мой приятель. Я — то что, я — ничего. А вот он… Он всех развязал, руки свои спалил в костре, орка убил. Вот он был молодец. Потом его нашли и убили, а меня не нашли.
— А потом?
— Потом я шел, замерз. Меня подобрал рыцарь с оруженосцем. Дали вот эту одежду, денег дали.
— Хороший рыцарь попался.
— Ястред мне понравился.
— Ястред? — Дар удивленно переспросил.
— Ястред, — согласился Сашка. — А ты что, его знаешь?
— Нет, просто имя показалось знакомым. Нет, просто показалось.
— А одежда эта раньше была его оруженосца, Хелга.
— Как? Хелга? — вновь удивленно переспросил Дар.
— Слушай, что с тобой?
— Нет, ничего, просто твой рассказ необычный. Плен, рабство, побег…
— Ты что, мне не веришь?
— Да ты что, Сашка, я же совсем не это имел в виду. Верю, конечно, верю, просто история очень интересная.
Сашка вылез из таза.
— Теперь ты.
Дар умелым движением спустил штаны, вылез из рваных опорок, что были на ногах, а вот с рубашкой, точнее, тем, что когда — то раньше было рубашкой, оказалось сложнее. Сашка, уже одевшись, помог Дару снять рубашку. Снял и ахнул: настолько тело мальчика было худым и грязным. Прыщи, маленькие язвочки, кусочки коросты покрывали всю грудь и спину безрукого мальчика.
— Залезай, а я схожу за кипятком, тебя надо как следует отпарить.
Вода в тазу быстро стала черной, и Сашке пришлось несколько раз ее менять, заплатив прачке еще одну медянку. Но результат окупился: Дар стал если не чистым, то, по крайней мере, не грязным. На лице у него оказались веснушки. Надо же, а Сашка раньше принимал их за следы грязи. Одев Дару купленную одежду, Сашка с удовольствием посмотрел на собственную работу: Дар превратился из грязного оборвыша в обычного, по меркам этого мира, мальчишку. Только клеймо на лбу и культяпки рук портили картину.