Оставив это безнадежное дело, чародей вновь вернулся к творению своей жизни – сборнику новых поправок к атласу, искренне надеясь, что его работа станет чем-то большим, нежели просто одним из сотен забытых рукописных трактатов на этих полках. Быть может, в этих будущих строках и лежит его богатство, его знаменитость? Кто знает…
Волшебник взял длинное гусиное перо, обмакнул его в чернильницу и начал составлять план новой главы будущего трактата. По тому, что он писал, можно было судить о его характере, являвшемся одной из главных причин его жизненных неудач:
« О никому не нужных, заброшенных горах вечно холодного, подери его Бансрот, Тэриона:
– об их мерзком климате и несносной погоде, безусловно радующей всякого глупца, который рискнет оставить своими сапогами следы близ перевалов;
– о корявых, сухих и скучных растениях, которые не могут впечатлить даже гроров, поедающих гнилые листья и опавшую иссушенную хвою, – кому какое до этого дело?…
– о гостеприимных перевалах, проходящих мимо бездонных ущелий, полных троллей лесов и гоблинских путей, хозяева которых всегда готовы предоставить путнику удобный проход к рабским ямам и шахтам или же сразу на обеденный стол;
– о тупоголовых обитателях Тэриона, что предпочитают холодные обледенелые горы теплому городу;
– о поселениях угрюмых коротышек (подземных гномьих оплотах, разрушенных и пустых);
– о…»
Бум! Внезапно хлопнувшая за спиной дверь заставила мага вздрогнуть от неожиданности, на свитке прямо посередине расплывалась большая клякса.
– Да что же это такое?!
Учитель вскочил со стула с решительным намерением оттаскать за уши провинившегося ученика, но в проходе стоял вовсе не мальчишка. Это был высокий толстый старик постарше самого географа, и тоже маг. Дорогая красная мантия, что обтягивала мягким бархатом объемистый живот, была расшита золоченой вязью, высокий воротник, украшенный рубинами, подпирал второй или третий (географ потерял счет) подбородок. Весь маслянистый образ вошедшего, включая маленькие цепкие глазки и широченную улыбку на пухлых губах, говорил о том, что этот человек – из породы тех людей, кто с виду кажется откровенным, немного наивным добряком, но на самом деле оказывается самой подколоднейшей из всех подколодных змей. Старику-географу в этом уже довелось не раз убедиться.
– Что, Ринен, помешал? – весело спросил толстяк, будто не понимая, что да, помешал.
– Что вы, господин ректор, совсем нет, – солгал Ринен. – Я просто подумал…
– Не надоело вам заниматься своими каракулями? – Широкое лицо ректора выражало странную заинтересованность. До этого он и словом с Риненом, помнится, не обмолвился, вельможа гордый. Неужель заскучал до такой степени, что уже не знает, с кем и поговорить? Какая жалость…
– Да что поделаешь, господин Саахир, коли жить не на что, – пожаловался географ, вновь садясь на стул. – Только писать и остается.
– Неужто жалованье такое маленькое? – делано округлил глаза ректор, но во всем его виде не было ни капли жалости.
– В каретах не ездим, – вздохнул Ринен, а про себя добавил: «В отличие от кое-кого».
Саахир не ответил, лишь прошел к своему стоящему немного поодаль столу – святая святых библиотеки Университета, никто не имел права даже близко подходить к нему. Ректор сел в кресло, взглядом открыл баночку с чернилами, взглядом же обмакнул перо, и оно само начало бежать по открытой странице толстой тетради. Волшебник Ринен знал, что это рабочая рукопись нового учебника истории, автором которого являлся сам ректор Университета. Судя по заглавию, трактат будет называться «Смутное Время».
– А что, Ринен, есть у меня для вас одно интересное дельце, – поднял вдруг глаза Саахир и встретился с немигающим взором завистливых глаз коллеги. – Дельце, прошу заметить, несущее выгоду как познавательную, так и… хм… материальную.
– Я слушаю, господин ректор.
– Это очень большая тайна, так что я должен убедиться, что все сказанное останется между нами.
– Конечно-конечно, – поспешил заверить ректора Ринен.
– Circulus Silentium, – прошептал Саахир, накладывая на ряды стеллажей «круг тишины», заклятие, довольно часто применяемое, чтобы никто не мог тебя подслушать. Навострившие было уши книжные духи начали тихо скулить и ругаться.
– Итак, мой дорогой друг, в данной ситуации я могу положиться только на мага, которому доверяю полностью… – Ректор сделал паузу, чтобы собеседник мог высказать благодарность к проявленной милости, что тот и не преминул сделать:
– Весьма польщен, господин Саахир.
Ректор продолжал:
– Вот вы, мой дорогой Ринен, все сидите в библиотеке, можно сказать, штаны протираете и уже второй месяц не вносите плату за свою комнатку в башне… А в начавшейся войне королевству может понадобиться любая помощь. Даже от такого, как… – Саахир придирчиво оглядел подчиненного и не смог не скривиться.
– Как я? – уже было оскорбился географ, но тут же спохватился: – Война? О чем это вы? Позвольте спросить, господин ректор, с чего вы взяли, что началась война?
– Можете мне на слово поверить, Ринен.
– Но это же нас не коснется! Ведь в магических поединках с Умбрельштадом мессир Архимаг недурно справляется, поддерживаемый Первым Кольцом, а что уж говорить о…
– Пойдите-ка сюда, Ринен.
Маг подошел, и ректор ткнул в те строки, что писало его зачарованное перо. Учитель географии прочитал:
«Я возвращаюсь к своему труду спустя шесть месяцев. Прошло полгода, и все вокруг изменилось. Скоро Прόклятые нападут на Элагон, они уже на подступах к городу, и, возможно, после этого все, о чем я писал, обратится в пыль и станет незначительным и не важным. Сейчас я отбываю туда, сэр Эвианн Миттернейл хочет, чтобы я руководил постройкой дополнительных фортификационных сооружений. Я отправляюсь немедленно, буквально на миг забежал в библиотеку, чтобы набросать эти несколько строк. Я верю, что все кончится хорошо, и да благослови Хранн всех нас.
– Это правда, господин ректор? – ошарашенно спросил Ринен. – Правда, что некроманты выступили?
– Да, только что получил письмо от мессира Архимага. После ста пятидесяти лет подготовки и стычек с орками некроманты покинули наконец свою крепость Умбрельштад. Шпионы докладывают, что на Ронстрад движется темная армада – тысячи оживших мертвяков, которых следует упокоить обратно.
– Значит, вы отбываете в Элагон руководить строительством временных укреплений?
– Да, мессир знает, что я, без ложной скромности могу вам сказать, друг мой, тактик получше этого напыщенного дуболома-магистра Миттернейла. Упустил он время, эх, упустил. Решил в свою цитадель заехать по дороге из Гортена.
– Зачем? Войска взять?
– Да нет, войска у него были: шесть десятков паладинов. Войска, тоже мне… И гвардия королевская под командованием Канора, присоединенная. Тысячи три…
– Канора Защитника Трона?
– Вы знаете другого Канора, Ринен? – Злость пробежала в глазах Саахира: ректор не любил, когда его перебивали.
– Нет, что вы, я просто…
– На кого есть надежда, так это лишь на Канора, – проворчал Саахир. – Этот здоровяк просто не умеет умирать. Быть может, он и вытащит Элагон из водоворота.
– Но зачем вам я? – решил подвести конец пространным хождениям вокруг да около учитель географии.
– Вы отправитесь в экспедицию. Картографическую.
– Как странно, – удивился Ринен. – В такое-то время?
– Подайте-ка мне атлас. Да-да, тот, что вы читали, когда я вошел. – Ректор сам взмахнул рукой, и книга, взметнув страницами, приплыла к нему по воздуху. – Что вы здесь видите на странице Конкра?
Страницы зашелестели, переворачиваясь сами собой.
– Ну, Чернолесье, пограничные башни, озера Холодной Полуночи немного западнее леса и…
– …и все, – закончил за волшебника ректор Высокого Университета. – Дальше лишь белое пятно на месте Конкра. Немыслимо!
– Но этим может заняться каждый маг! Зачем вам именно я? В такую даль…
– Лес – ваша стихия, не так ли? – Ректор придирчиво оглядел поношенную зеленую мантию преподавателя. – Вы отправитесь составлять карту, проводить новые исследования по части монстров, животных, растений. В общем, вам самому виднее чего. Кроме того, нужно выяснить, возможно ли проводить там вырубку деревьев для строевых нужд.
– В древнем Конкре, который мстит за каждую сломанную ветку? – усомнился Ринен. – Вряд ли…
– Это – официальная причина, неофициальная же… – Толстяк зашептал так тихо, словно боялся, что кто-то прорвется сквозь его «круг тишины» и подслушает очень важную тайну.
По мере его рассказа глаза «Природника» все округлялись и выпучивались, грозя выпрыгнуть из орбит.
– Вы меня поняли, Ринен? – закончил Саахир.
– Это просто гениально, господин ректор!
– Все должно быть выполнено именно так, как я сказал. Приказ пришел из самой верхушки башни. Я не знаю точно, кто составитель плана, но этот кто-то не ниже Первого Кольца, можете мне поверить.
– Я отправлюсь тотчас же!
– Соберите экспедицию, обязательно возьмите еще парочку магов. Можно из молодых, рьяных до науки – не шибко догадливых то есть. И, само собой, все, о чем мы тут с вами мило беседовали, должно быть сохранено в строжайшей тайне. Вы поняли меня, Ринен?
– Не извольте сомневаться, господин Саахир. Не извольте сомневаться.
Ринен сделал все, как велел господин ректор. Покинув богатый Талас, ученые прошли по тракту, ненадолго задержались в столице и спешным ходом отправились к Дайкану, полному веселых таверн и бесшабашных наемников, ищущих заработок. Здесь, у местного графа, они намеревались получить сопровождающий охранный отряд. Опасности должны были начаться прямо за воротами Дайкана, где к городу подступала совершенно дикая местность. До северо-восточных застав нужно было еще добраться, пройдя несколько миль голой равнины, где водилась нечисть похлеще клыкастых орков, вечно голодных гоблинов и диких волков, которых здесь, кстати, тоже хватало. Ученым требовалась защита.
Научный караван Ринена подъехал к высокой замшелой стене Града Харлейва перед рассветом. Ученые умы еще неделю назад пересекли через мост Торнберри реку Илдер и сейчас направили коней в приветливые до жути ворота города, распахнутые для путников бодрыми стражниками, несомненно, обрадованными, что их разбудили за час до подъема.
Город ученым показался не слишком гостеприимным, и даже те, кто бывал здесь раньше, соглашались с тем, что его не узнать. По улицам с визгом и лаем носились стаи бездомных собак, а в сточных канавах валялись различный мусор и пьяницы, перебравшие эля в тавернах. На булыжной мостовой вволю разлеглись грязь и лужи, здесь же можно было заметить и лежащих вповалку не слишком трезвых дайканцев, которым, судя по всему, не хватило места в сточных канавах.
Над головой едущих ученых верхние этажи домов сходились едва ли не вплотную, и человек, не лишенный некоторой ловкости, смог бы запросто перебраться с одной стороны улицы на другую через окно. В одном месте ставни были настежь распахнуты и две соседушки-сплетницы на полквартала делились новостями, хоть и находились, можно сказать, в двух шагах друг от друга:
– А не слыхала ль ты, Мэри, что граф наш светлый, долгих лет ему, войска собирает по всему королевству? – Дородная женщина что-то пряла. – Чегось будет-то! Ой, будет, помяни мое словечко!
– Так то гоблины, Кэти, как крысы колодезные, вечно лезут изо всех щелей! Вот мечи и понадобились, – отвечала подруга, поглаживая ленивого толстого кота, развалившегося на подоконнике и сонно слизывающего мух со ставень.
– Дуреха ты, Мэри. Разве не слыхала, о чем в «Овце и Скрипке» шептали? Дескать, враг из степей точит зубы на Град Харлейва! Орки, молвят, эль перестали пить, в барабаны бьют – к походу готовятся!
– Вот уж нет сил, а только лопну сейчас со смеху! Орки – и не пьют эль! Потеха!..
Языки у баб, как флюгерные стрелки, – то каждый знает: куда ветер подует, туда и они поворачиваются и скрипят при этом, немилосердно скрипят… Но теперь все стало совсем по-другому. Что-то действительно назревало. Нечто намного большее, нежели гоблины или бандиты с тракта… В ворота Дайкана пропускали всех, кроме цыган, конечно, и каждый чужак вместо кошеля с золотом приносил в котомке кучу слухов, сплетен, баек. И все, как один, непременно клялись, что все это истинная правда, а события мрачные они чуть ли не своими глазами и видели. Кто-то уверял, что вновь какой-то злобный чернокнижник, а то и вовсе некромант, заселил полуразрушенную башню на юго-востоке Междугорья и пробуждает сонм жутких призраков. Другие рассказывали, что гномы топоры свои точат на сокровища дайканские, третьи – что соседи, из Теала али Реггера, мыслят недоброе да дружины собирают. Слухи, один мрачнее другого, влетали в ворота города и оседали внутри стен, все ширясь, приобретая подробности и даже «доказательства», но, как ни странно, ни одна из вышеперечисленных баек не подтвердилась в дальнейшем. Все оказалось намного хуже, но об этом потом.
Пока же ожидание чего-то грядущего, до боли опасного и страшного, превратило гордую твердыню в пристанище всякого сброда, собравшегося здесь, похоже, со всего востока. И теперь все эти подозрительные личности неблаговидной, грубой наружности шатались без определенного дела по городу, угрожая добропорядочным людям своими злобными рожами и наглым поведением. Вечно нетрезвые гномы плевались и грязно ругались с такими же набравшимися наемниками, у которых эль разве что из горла не вытекал обратно. Нищие и попрошайки совсем обнаглели, буквально повисая на плащах прохожих и требуя плату за то, что, видите ли, обмахнули полы господской одежды от пыли и защитили их самих от других попрошаек. И не важно, что грязи от них становилось еще больше, а просящих подать так вообще без счета, так, помимо того, и священники поддались общему настрою и уже занимались тем, что отпевали еще живых, а колокола на святилищах, под стать всему остальному беспорядку, всякий раз начинали звонить не к месту. В общем, ужас что творилось!
Объезжая лежащих ничком пьянчуг и тех, кого еще только выкидывали к новому дню из открывавших закопченные ставни таверн, караван ученых двигался по главной улице. Не всем из путников посчастливилось остаться невредимыми в Дайкане – кто-то, ругаясь, отряхивал свой плащ от помоев, вылитых из какого-то окна, один из молодых магов получил большой костью по лбу вместе с раздавшимся из соседней подворотни возгласом: «Держи, Дьюи». Помимо этого, в его сапог еще и вгрызлась клыкастая псина со вздыбленной шерстью и вжатыми в голову полуобкусанными ушами – должно быть, не кто иной, как тот самый Дьюи. Напоследок, ко всему прочему, ученым пришлось еще и оправдываться перед стражей (теми же алчными головорезами), что кровь на копытах их коней, смешанная с грязью, ничего вовсе и не значит, ведь они даже не слазили с седел, а если уж чьему-нибудь трупу заблагорассудилось валяться в луже, то это не их беда. В общем, пятьдесят золотых – грабеж! – и довольные стражники оставили в покое бедняг-ученых.
Проехав через заросший парк, за которым сейчас, конечно же, никто не следил и где обосновались целые шайки различного отребья, караван направил своих коней к высокому холму, что назывался Замковой скалой. На его вершине стояла серобашенная Дайканская цитадель – вотчина местного графа.
После тяжелого подъема ученые отдыхали и давали отдых лошадям. Они стояли прямо напротив огромной кованой решетки, закрывающей проход под темную арку. Дайканская цитадель состояла из двух неравных частей, соединенных между собой подвесным каменным мостиком: основного здания – пятиэтажного четырехугольного донжона, окруженного круглыми башнями и строениями поменьше, и высокой заклинательной башни, шпиль которой терялся в низких облаках, – это были покои дайканского мага. Вот уже около трех столетий заклинательная башня стояла пустой: последний городской волшебник был убит при странных и необъяснимых обстоятельствах. Его ученик, принявший должность, спустя три дня после назначения выбросился из высокого окна одной из библиотек башни. Последующие маги также не слишком задерживались на этом свете – посему должность эта, как и само место, в городе считались проклятыми. Люди полагали, что там, в самом верхнем покое, живет нечто ужасное, что своими глазами вечно наблюдает за кривыми улочками внизу, за горожанами и событиями, сменяющимися в городе со скоростью переменчивого ветра. Именно поэтому в Дайкане и не было своего городского мага, получавшего жалованье из казны графа.